Кхиеу Сампхан
| Кхиеу Сампхан кхмер. ខៀវសំផន <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Кхиеу Сампхан public hearing before the Pre-Trial Chamber in the Extraordinary Chambers in the Courts of Cambodia on 3 July 2009.</td></tr> | |||
| |||
|---|---|---|---|
| 4 апреля 1976 — 14 апреля 1976 | |||
| Предшественник: | Самдать Пенн Нут | ||
| Преемник: | Пол Пот | ||
| |||
| 11 апреля 1976 — 7 января 1979 | |||
| Предшественник: | Нородом Сианук | ||
| Преемник: | Хенг Самрин | ||
| Вероисповедание: | буддизм | ||
| Отец: | Кхиеу Лонг | ||
| Мать: | Пор Конг | ||
Кхиеу Сампхан (ошибочно Кхиеу Самфан, кхмер. ខៀវសំផន [kʰiəw sɑmpʰɑːn]; род. 27 июля 1931) — один из лидеров движения «красных кхмеров» («брат номер пять»), занимал должность Председателя президиума (формального главы государства) «Демократической Кампучии» в 1976—1979 годах.
Содержание
Биография
Родился в провинции Свайриенг старшим из пяти детей в семье местного судьи, имеет китайско-кхмерское происхождение. В детские годы лишился отца, арестованного и осуждённого за коррупцию, вырос на иждивении матери, торговавшей овощами и фруктами в провинции Кампонгтям.
С 1954 года учился в Париже, где в 1959 году защитил докторскую диссертацию по экономике (тема диссертации — «Экономика и промышленное развитие Камбоджи»[1]). Там же познакомился с Пол Потом, Иенг Сари, Ху Нимом и другими будущими лидерами «красных кхмеров» (позже две сестры Кхиеу Сампхана стали женами Пол Пота и Иенг Сари[2]), был одним из основателей и генеральным секретарём организации камбоджийских студентов.
После возвращения в 1959 году на родину стал преподавателем Пномпеньского университета и продолжил политическую деятельность, возглавив Народную партию («Прачеачон»), объединившую молодых радикальных интеллектуалов. В 1960 году был впервые арестован. В 1962 году избран в парламент страны и одновременно назначен министром экономики, однако через 8 месяцев освобождён с этого поста из-за разногласий с правителем страны принцем Сиануком. Позже был арестован за свою революционную деятельность. В 1966 году, будучи популярным в стране, снова избран в парламент. Однако Сианук, обвинив своего бывшего министра в «разжигании революции» после имевшего место восстания в провинции Баттамбанг, приказал вновь арестовать его и приговорить к смертной казни. Однако Сампхану удалось бежать и присоединиться к партизанскому движению «красных кхмеров».
После переворота 1970 года и прихода к власти правительства Лон Нола возглавил Народную Армию Камбоджи, которая через 5 лет добилась победы над правящим режимом, а также стал заместителем премьер-министра Пенн Нута и министром обороны правительства в изгнании (однако при этом подчинялся указаниям Пол Пота).
Выступая в качестве идеолога, он, в частности, говорил: «Нам надо подавить тягу интеллигенции к западному образу жизни. Интеллигенции как таковой вообще быть не должно. Её представители будут заниматься общественным трудом, жить совместно и учиться у народа»[3].
C 1976 года председатель Президиума Демократической Кампучии — формально глава государства.
После поражения в войне с Вьетнамом в 1979—1982 годах был министром иностранных дел «коалиционного правительство в изгнании», представлявшее Камбоджу в ООН (в 1982 году на этом посту его сменил не столь одиозный Сон Санн). В 1985 году стал официальным преемником Пол Пота в качестве главы движения «красных кхмеров». Формально возглавлял Партию Демократической Кампучии и Камбоджийскую партию национального единства — политические структуры «Красных кхмеров» 1980-х и 1990-х годов (первая партия декларировала своей идеологией демократический социализм, вторая — либеральную демократию).
В конце января 1994 года обнародовал так называемое «Обращение к согражданам». В этом документе он утверждал, что новоизбранная власть в стране незаконна, и призывал её свергнуть. В июле 1994 Кхиеу Самфан был объявлен главой подпольного Временного правительства национального единства и национального спасения Камбоджи, находившегося в контролируемом полпотовцами Пайлине.
В 1997 году вместе с Нуон Чеа отстранил Пол Пота со всех постов и предал его суду за «предательство революции» (приговорён к «пожизненному аресту»). Создал и возглавил Кхмерскую партию национальной солидарности. Выступал с жёсткой критикой «вьетнамских коммунистов и их марионеток»[4]. Поддерживал Нородом Ранарита в противостоянии с Хун Сеном, но не смог оказать ему существенной помощи в вооружённом конфликте июля 1997.
В 1998 году вместе с Нуон Чеа сдался камбоджийским властям, проживал в уединении в контролируемом «красными кхмерами» регионе на границе с Таиландом. В 2007 году, узнав об аресте за военные преступления бывшей правой руки Пол Пота Иенг Сари и его жены перенёс сердечный приступ, вскоре после освобождения из больницы арестован по обвинению в преступлениях против человечности.
С апреля 2008 года его дело рассматривает специальный суд (заседания начались 27 июня 2011 года) вместе с Иенг Сари (умер в марте 2013 года), его женой, бывшим министром Иенг Тирит (с 2012 больна болезнью Альцгеймера) и Нуон Чеа.
7 августа 2014 года приговорён специальным судом к пожизненному заключению.
Автор книги «Размышления об истории Камбоджи до эры Демократической Кампучии» («Reflection on Cambodian History Up to the Era of Democratic Kampuchea»), вышедшей в 2007 г., в которой отстаивал свой вклад в борьбу за социальную справедливость и национальный суверенитет страны и отрицал ответственность за преступления «красных кхмеров»[5].
Напишите отзыв о статье "Кхиеу Сампхан"
Примечания
- ↑ [www.archive.org/details/IndochinaChronicle51-52Sept.-Nov.1976 Indochina Chronicle 51-52; Sept.- Nov. 1976 "Underdevelopment in Cambodia" : Khieu Samphan 1931- : Free Download & Streaming : Internet Archive]. Archive.org (10 марта 2001). Проверено 26 июля 2012. [www.webcitation.org/6FHl3vIf1 Архивировано из первоисточника 21 марта 2013].
- ↑ [polit-gramota.ru/articles/samyiy-chelovechnyiy-chelovek Самый человечный человек]
- ↑ [cambofriends.com/portal.php?mod=view&aid=350&page=4 Д. В. Мосяков: История Камбоджи. XX век, гл. VIII]
- ↑ Asian Network for Free Elections. Cambodia: Struggling for Justice and Peace: Report of Missions on the 1998 Cambodian Election. 1999.
- ↑ [news.bbc.co.uk/2/hi/asia-pacific/7100576.stm Khmer Rouge’s Pol Pot 'a patriot']
Литература
- Д. В. Мосяков: История Камбоджи. XX век — ИВ РАН, 2010, 739 стр. ISBN 978-5-89282-404-0
- Д. В. Мосяков. Камбоджийский вариант тоталитарной системы: зарождение, апогей, распад — Восток, 1997. № 2.
Ссылки
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| |||||||||||||||||||||||||
| ||||||
| ||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Кхиеу Сампхан
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.
– Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
– До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n'entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.
– Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. – Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne».
Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить; но после этого свидания с Кутузовым он вернулся к своему полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено было. Чем больше он видел отсутствие всего личного в этом старике, в котором оставались как будто одни привычки страстей и вместо ума (группирующего события и делающего выводы) одна способность спокойного созерцания хода событий, тем более он был спокоен за то, что все будет так, как должно быть. «У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, – думал князь Андрей, – но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной волн, направленной на другое. А главное, – думал князь Андрей, – почему веришь ему, – это то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: „До чего довели!“, и что он захлипал, говоря о том, что он „заставит их есть лошадиное мясо“. На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало народному, противному придворным соображениям, избранию Кутузова в главнокомандующие.
После отъезда государя из Москвы московская жизнь потекла прежним, обычным порядком, и течение этой жизни было так обычно, что трудно было вспомнить о бывших днях патриотического восторга и увлечения, и трудно было верить, что действительно Россия в опасности и что члены Английского клуба суть вместе с тем и сыны отечества, готовые для него на всякую жертву. Одно, что напоминало о бывшем во время пребывания государя в Москве общем восторженно патриотическом настроении, было требование пожертвований людьми и деньгами, которые, как скоро они были сделаны, облеклись в законную, официальную форму и казались неизбежны.
С приближением неприятеля к Москве взгляд москвичей на свое положение не только не делался серьезнее, но, напротив, еще легкомысленнее, как это всегда бывает с людьми, которые видят приближающуюся большую опасность. При приближении опасности всегда два голоса одинаково сильно говорят в душе человека: один весьма разумно говорит о том, чтобы человек обдумал самое свойство опасности и средства для избавления от нее; другой еще разумнее говорит, что слишком тяжело и мучительно думать об опасности, тогда как предвидеть все и спастись от общего хода дела не во власти человека, и потому лучше отвернуться от тяжелого, до тех пор пока оно не наступило, и думать о приятном. В одиночестве человек большею частью отдается первому голосу, в обществе, напротив, – второму. Так было и теперь с жителями Москвы. Давно так не веселились в Москве, как этот год.
Растопчинские афишки с изображением вверху питейного дома, целовальника и московского мещанина Карпушки Чигирина, который, быв в ратниках и выпив лишний крючок на тычке, услыхал, будто Бонапарт хочет идти на Москву, рассердился, разругал скверными словами всех французов, вышел из питейного дома и заговорил под орлом собравшемуся народу, читались и обсуживались наравне с последним буриме Василия Львовича Пушкина.
В клубе, в угловой комнате, собирались читать эти афиши, и некоторым нравилось, как Карпушка подтрунивал над французами, говоря, что они от капусты раздуются, от каши перелопаются, от щей задохнутся, что они все карлики и что их троих одна баба вилами закинет. Некоторые не одобряли этого тона и говорила, что это пошло и глупо. Рассказывали о том, что французов и даже всех иностранцев Растопчин выслал из Москвы, что между ними шпионы и агенты Наполеона; но рассказывали это преимущественно для того, чтобы при этом случае передать остроумные слова, сказанные Растопчиным при их отправлении. Иностранцев отправляли на барке в Нижний, и Растопчин сказал им: «Rentrez en vous meme, entrez dans la barque et n'en faites pas une barque ne Charon». [войдите сами в себя и в эту лодку и постарайтесь, чтобы эта лодка не сделалась для вас лодкой Харона.] Рассказывали, что уже выслали из Москвы все присутственные места, и тут же прибавляли шутку Шиншина, что за это одно Москва должна быть благодарна Наполеону. Рассказывали, что Мамонову его полк будет стоить восемьсот тысяч, что Безухов еще больше затратил на своих ратников, но что лучше всего в поступке Безухова то, что он сам оденется в мундир и поедет верхом перед полком и ничего не будет брать за места с тех, которые будут смотреть на него.
