Кшаклевский, Мариан

Мариан Кшаклевский
польск. Marian Krzaklewski
Имя при рождении:	Мариан Кшаклевский
Псевдонимы:	Piękny («Красивый»), Duce («Дуче»)
Дата рождения:	23 августа 1950(1950-08-23) (73 года)
Место рождения:	Кольбушова
Гражданство:	Польша Польша
Вероисповедание:	католик
Партия:	Солидарность, Избирательная акция Солидарность, Гражданская платформа
Основные идеи:	христианская демократия, консерватизм, популизм
Род деятельности:	технолог-металлург, председатель Солидарности, депутат сейма

Мариан Кшаклевский (польск. Marian Krzaklewski; 23 августа 1950, Кольбушова) — польский профсоюзный деятель и политик. Второй председатель профсоюза «Солидарность» в 1991—2002. Основатель и лидер правого политического движения Избирательная акция Солидарность (AWS). Депутат сейма в 1997—2001. Представитель «Солидарности» в Европейском социально-экономическом комитете.

Научно-производственная специализация

Окончил Силезский технический университет Гливице в 1975 году. Специалист по АСУ и вычислительной технике, доктор технических наук. Диссертация посвящена компьютеризации производственных процессов в металлургии.

В 1976—1984 работал в Департаменте систематики комплексной автоматизации Польской академии наук в Гливице. С 1985 — научный сотрудник, с 1988 — доцент Силезского технологического университета. Выступал с лекциями в Католическом университете Люблина.

Преемник Валенсы

В 1980 году примкнул к движению Солидарность. Был организатором структуры независимого профсоюза в ПАН, входил в руководство профцентра Верхней Силезии. При военном положении не подвергался серьёзным репрессиям (жёстко преследовались известные диссиденты и рабочие активисты, но Мариан Кшаклевский не относился ни к тем, ни к другим).

После релегализации «Солидарности» в 1989 году Кшаклевский вошёл в состав национального руководства профсоюза и Гражданского комитета. 23 февраля 1991 года избран председателем «Солидарности», сменив на этом посту Леха Валенсу.

Я знаю, что иду на смену легенде, но у меня нет времени думать об этом. Я принимаю это на себя в то время, когда трещины в союзе расширяются и роль «Солидарность» меняется.
Мариан Кшаклевский, 23 февраля 1991.

Против коммунизма и либерализма

Под руководством Кшаклевского в 1990-х профсоюз активно участвовал в польской политике в качестве правопопулистского движения. «Солидарность» поддерживала президента Валенсу. Другими союзниками Кшаклевского являлись правоконсервативные политики — Ян Ольшевский, братья Лех и Ярослав Качиньские. Противниками были Союз демократических левых сил (СДЛС, бывшая ПОРП), Уния труда, другие левые структуры, отчасти либералы из Унии свободы (с последними отношения строились по принципам идеологического противостояния и ситуативно-политического взаимодействия).

Нельзя сказать, чтобы политика Мариана Кшаклевского приводила к крупным успехам. Уже на парламентских выборах 1991 года список «Солидарности» набрал всего около 5 %, а на первые места вышли такие его оппоненты, как либеральная Демократическая уния Тадеуша Мазовецкого и СДЛС. Правительство Яна Ольшевского оказалось неустойчивым и быстро ушло в отставку. Правительство Ханны Сухоцкой, пришедшее к власти при поддержке «Солидарности», было отстранено также при участии профсоюза, инициировавшего вотум недоверия (причины резкой переориентации заключалась в сближении правительства с пост-ПОРП и либеральной приватизационной политике, отвергаемой правыми популистами). На парламентских выборах 1993 года победу одержал СДЛС. В 1995 году Лех Валенса, несмотря на всемерную поддержку «Солидарности», не смог добиться переизбрания.

Более успешными были социальные акции «Солидарности» — борьба за повышение заработков, против приватизации промышленности, банкротств и увольнений. Парадоксальным на первый взгляд образом правые силы выступали под профсоюзными лозунгами против неолиберальной политики «социал-демократов» из бывшей компартии. Таким образом активный антикоммунизм «Солидарности» и лично Кшаклевского вполне коррелировался с популистскими социальными требованиями. Идеологически профсоюз Кшаклевского стоял на позициях социального католицизма. На практике он отстаивал текущие интересы своей социальной базы, безотносительно к экономическим концепциям.

Правительство AWS

Избирательный успех был достигнут на парламентских выборах 1997 года. Созданная по инициативе Кшаклевского AWS получила более трети поданных голосов и наибольшее количество мандатов в сейме. Был избран и Мариан Кшаклевский от округа в Катовице.

Кшаклевский претендовал на пост премьер-министра, но его кандидатура была неприемлема для либеральной Унии свободы, вступившей в коалицию с AWS. Главой правительства стал Ежи Бузек. Однако Кшаклевский, возглавлявший парламентскую фракцию AWS, обладал большим влиянием на правительственную политику и одно время считался «закулисным премьером». Он также возглавлял парламентскую комиссию по иностранным делам, входил в польскую делегацию в ПАСЕ. Его линия в международных делах основывалась на сближении с консервативными партиями Западной Европы.

Период правления AWS совпал с обострением социально-экономических трудностей. Курс бюджетной экономии за счёт промышленности (повторяющий политику предшествовавших левых правительств) вызывал протесты в социальной базе «Солидарности». Коалиция AWS и либералов раскололась. Правительство предприняло шаги по приватизации и реструктуризации промышленности, что привело к уличным столкновениям активистов «Солидарности» с полицией, направленной против манифестантов правительством «Солидарности». Политический стиль Кшаклевского критиковался за авторитарность, амбициозность, склонность к закулисным интригам. Кшаклевский в ответ настаивал на более энергичной политике, консолидации правых сил в единой социально-католической коалиции.

На президентских выборах 2000 года Мариан Кшаклевский занял лишь третье место, собрав всего 15,6 %. В 2001 году AWS потерпела сокрушительное поражение. Президентство и правительство снова оказались сконцентрированы в руках пост-ПОРП.

После председательства

Неудачи избирательного цикла 2000—2001 годов привели к отставке Мариана Кшаклевского с поста председателя «Солидарности». На съезде профсоюза в сентябре 2002 года новым председателем был избран инженер-судостроитель Януш Шнядек, подпольщик времён военного положения. «Солидарность» сменила политическую тактику — вместо прямого участия в электоральной политике была сделана ставка на поддержку близких политических сил. Этот курс оправдал себя: с 2005 года польская политика определяется двумя партиями, происходящими из «Солидарности» — правоконсервативной и праволиберальной.

Отойдя от активной политики, Мариан Кшаклевский остался членом Национальной комиссии — высшего органа «Солидарности». Он представляет профсоюз в Европейском социально-экономическом комитете. Позиция Кшаклевского учитывается в ряде важных социально-экономических вопросов, хотя его рекомендации далеко не всегда претворяются в практику.

Мариан Кшаклевский состоит в правящей ныне партии Гражданская платформа. Не собираясь возвращаться в политику, сосредоточившись на экспертной деятельности в Брюсселе, он, однако, принимает участие в социальных акциях «Солидарности», включая манифестации сентября 2013 года

Интересные факты

Мариан Кшаклевский возглавлял «Солидарность» более 11 лет — дольше чем любой другой председатель профобъединения до нынешнего времени (Лех Валенса занимал этот пост несколько меньший срок).

В 1998 году, после победы на парламентских выборах, Мариан Кшаклевский был избран председателем «Солидарности» на безальтернативной основе, что явилось беспрецедентным случаем в профсоюзе.

Мариан Кшаклевский имеет прозвища Piękny («Красивый») и Duce («Дуче») — отражающие его имидж и стиль руководства.

Отрывок, характеризующий Кшаклевский, Мариан

И опять в бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действительности в мире безумия.
Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день, следующая ночь. Она не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение, не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала графиню. На третью ночь графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, облокотив голову на ручку кресла. Кровать скрипнула. Наташа открыла глаза. Графиня сидела на кровати и тихо говорила.
– Как я рада, что ты приехал. Ты устал, хочешь чаю? – Наташа подошла к ней. – Ты похорошел и возмужал, – продолжала графиня, взяв дочь за руку.
– Маменька, что вы говорите!..
– Наташа, его нет, нет больше! – И, обняв дочь, в первый раз графиня начала плакать.


Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.
Душевная рана матери не могла залечиться. Смерть Пети оторвала половину ее жизни. Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего ее свежей и бодрой пятидесятилетней женщиной, она вышла из своей комнаты полумертвой и не принимающею участия в жизни – старухой. Но та же рана, которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу к жизни.
Душевная рана, происходящая от разрыва духовного тела, точно так же, как и рана физическая, как ни странно это кажется, после того как глубокая рана зажила и кажется сошедшейся своими краями, рана душевная, как и физическая, заживает только изнутри выпирающею силой жизни.
Так же зажила рана Наташи. Она думала, что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни – любовь – еще жива в ней. Проснулась любовь, и проснулась жизнь.
Последние дни князя Андрея связали Наташу с княжной Марьей. Новое несчастье еще более сблизило их. Княжна Марья отложила свой отъезд и последние три недели, как за больным ребенком, ухаживала за Наташей. Последние недели, проведенные Наташей в комнате матери, надорвали ее физические силы.
Однажды княжна Марья, в середине дня, заметив, что Наташа дрожит в лихорадочном ознобе, увела ее к себе и уложила на своей постели. Наташа легла, но когда княжна Марья, опустив сторы, хотела выйти, Наташа подозвала ее к себе.
– Мне не хочется спать. Мари, посиди со мной.
– Ты устала – постарайся заснуть.
– Нет, нет. Зачем ты увела меня? Она спросит.
– Ей гораздо лучше. Она нынче так хорошо говорила, – сказала княжна Марья.
Наташа лежала в постели и в полутьме комнаты рассматривала лицо княжны Марьи.
«Похожа она на него? – думала Наташа. – Да, похожа и не похожа. Но она особенная, чужая, совсем новая, неизвестная. И она любит меня. Что у ней на душе? Все доброе. Но как? Как она думает? Как она на меня смотрит? Да, она прекрасная».
– Маша, – сказала она, робко притянув к себе ее руку. – Маша, ты не думай, что я дурная. Нет? Маша, голубушка. Как я тебя люблю. Будем совсем, совсем друзьями.
И Наташа, обнимая, стала целовать руки и лицо княжны Марьи. Княжна Марья стыдилась и радовалась этому выражению чувств Наташи.
С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе. Если одна выходила, то другаябыла беспокойна и спешила присоединиться к ней. Они вдвоем чувствовали большее согласие между собой, чем порознь, каждая сама с собою. Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба: это было исключительное чувство возможности жизни только в присутствии друг друга.
Иногда они молчали целые часы; иногда, уже лежа в постелях, они начинали говорить и говорили до утра. Они говорили большей частию о дальнем прошедшем. Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания; и Наташа, прежде с спокойным непониманием отворачивавшаяся от этой жизни, преданности, покорности, от поэзии христианского самоотвержения, теперь, чувствуя себя связанной любовью с княжной Марьей, полюбила и прошедшее княжны Марьи и поняла непонятную ей прежде сторону жизни. Она не думала прилагать к своей жизни покорность и самоотвержение, потому что она привыкла искать других радостей, но она поняла и полюбила в другой эту прежде непонятную ей добродетель. Для княжны Марьи, слушавшей рассказы о детстве и первой молодости Наташи, тоже открывалась прежде непонятная сторона жизни, вера в жизнь, в наслаждения жизни.
Они всё точно так же никогда не говорили про него с тем, чтобы не нарушать словами, как им казалось, той высоты чувства, которая была в них, а это умолчание о нем делало то, что понемногу, не веря этому, они забывали его.
Наташа похудела, побледнела и физически так стала слаба, что все постоянно говорили о ее здоровье, и ей это приятно было. Но иногда на нее неожиданно находил не только страх смерти, но страх болезни, слабости, потери красоты, и невольно она иногда внимательно разглядывала свою голую руку, удивляясь на ее худобу, или заглядывалась по утрам в зеркало на свое вытянувшееся, жалкое, как ей казалось, лицо. Ей казалось, что это так должно быть, и вместе с тем становилось страшно и грустно.
Один раз она скоро взошла наверх и тяжело запыхалась. Тотчас же невольно она придумала себе дело внизу и оттуда вбежала опять наверх, пробуя силы и наблюдая за собой.
Другой раз она позвала Дуняшу, и голос ее задребезжал. Она еще раз кликнула ее, несмотря на то, что она слышала ее шаги, – кликнула тем грудным голосом, которым она певала, и прислушалась к нему.
Она не знала этого, не поверила бы, но под казавшимся ей непроницаемым слоем ила, застлавшим ее душу, уже пробивались тонкие, нежные молодые иглы травы, которые должны были укорениться и так застлать своими жизненными побегами задавившее ее горе, что его скоро будет не видно и не заметно. Рана заживала изнутри. В конце января княжна Марья уехала в Москву, и граф настоял на том, чтобы Наташа ехала с нею, с тем чтобы посоветоваться с докторами.


После столкновения при Вязьме, где Кутузов не мог удержать свои войска от желания опрокинуть, отрезать и т. д., дальнейшее движение бежавших французов и за ними бежавших русских, до Красного, происходило без сражений. Бегство было так быстро, что бежавшая за французами русская армия не могла поспевать за ними, что лошади в кавалерии и артиллерии становились и что сведения о движении французов были всегда неверны.
Люди русского войска были так измучены этим непрерывным движением по сорок верст в сутки, что не могли двигаться быстрее.
Чтобы понять степень истощения русской армии, надо только ясно понять значение того факта, что, потеряв ранеными и убитыми во все время движения от Тарутина не более пяти тысяч человек, не потеряв сотни людей пленными, армия русская, вышедшая из Тарутина в числе ста тысяч, пришла к Красному в числе пятидесяти тысяч.
Быстрое движение русских за французами действовало на русскую армию точно так же разрушительно, как и бегство французов. Разница была только в том, что русская армия двигалась произвольно, без угрозы погибели, которая висела над французской армией, и в том, что отсталые больные у французов оставались в руках врага, отсталые русские оставались у себя дома. Главная причина уменьшения армии Наполеона была быстрота движения, и несомненным доказательством тому служит соответственное уменьшение русских войск.
Вся деятельность Кутузова, как это было под Тарутиным и под Вязьмой, была направлена только к тому, чтобы, – насколько то было в его власти, – не останавливать этого гибельного для французов движения (как хотели в Петербурге и в армии русские генералы), а содействовать ему и облегчить движение своих войск.
Но, кроме того, со времени выказавшихся в войсках утомления и огромной убыли, происходивших от быстроты движения, еще другая причина представлялась Кутузову для замедления движения войск и для выжидания. Цель русских войск была – следование за французами. Путь французов был неизвестен, и потому, чем ближе следовали наши войска по пятам французов, тем больше они проходили расстояния. Только следуя в некотором расстоянии, можно было по кратчайшему пути перерезывать зигзаги, которые делали французы. Все искусные маневры, которые предлагали генералы, выражались в передвижениях войск, в увеличении переходов, а единственно разумная цель состояла в том, чтобы уменьшить эти переходы. И к этой цели во всю кампанию, от Москвы до Вильны, была направлена деятельность Кутузова – не случайно, не временно, но так последовательно, что он ни разу не изменил ей.
Кутузов знал не умом или наукой, а всем русским существом своим знал и чувствовал то, что чувствовал каждый русский солдат, что французы побеждены, что враги бегут и надо выпроводить их; но вместе с тем он чувствовал, заодно с солдатами, всю тяжесть этого, неслыханного по быстроте и времени года, похода.
Но генералам, в особенности не русским, желавшим отличиться, удивить кого то, забрать в плен для чего то какого нибудь герцога или короля, – генералам этим казалось теперь, когда всякое сражение было и гадко и бессмысленно, им казалось, что теперь то самое время давать сражения и побеждать кого то. Кутузов только пожимал плечами, когда ему один за другим представляли проекты маневров с теми дурно обутыми, без полушубков, полуголодными солдатами, которые в один месяц, без сражений, растаяли до половины и с которыми, при наилучших условиях продолжающегося бегства, надо было пройти до границы пространство больше того, которое было пройдено.