Кшаникавада

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Кшаникавада (санскр. क्षणिकवाद, «теория мгновенности») — буддийское онтологическое учение о мгновенности бытия и непостоянстве любого состояния. «Кшана» означает мгновение — время, за которое можно щелкнуть пальцами. Существуют переводы этой величины в доли суток, секунды и другие единицы измерения времени. Согласно буддийскому учению, кшана составляет продолжительность вспышки одной дхармы (элемента бытия). Ежемгновенно дхармы вспыхивают и исчезают, образуя новый «узор», новую комбинацию, обусловленную законом взаимозависимого возникновения (пратитьясамутпада) и кармой. Не существует ни материи, ни иной субстанции, есть лишь поток последовательных психических элементов — дхарм[1]. Восприятие мира живыми существами подобно восприятию кадров на движущейся кинопленке, которые так быстро сменяют друг друга, что у наблюдающих создаётся полная иллюзия стабильной и длящейся реальности[2].

Представление об изменчивости (анитья, аничча) бытия — одно из трёх базовых понятий буддизма, наряду со страданием (духкха) и отрицанием субстанциальной души (анатман)[3]. Кшаникавада представляет собой модификацию доктрины «анитья» (учения о всеобщем непостоянстве)[4].

Радхакришнан, говоря о различиях между концепцией «анитья», приписываемой Будде, и кшаникавадой, замечает:

Учение о непостоянстве, которое общее для упанишад и раннего буддизма, развито поздним буддизмом в воззрение о мгновенности. Но сказать, что вещи анитья, непостоянны, это не то же самое, что сказать, что они мгновенны, или кшаника. Будда считает, что только сознание мгновенно, а не вещи, поэтому он и говорит:
«Очевидно, что тело длится один год… сто лет и даже больше. Но то, что называют умом, интеллектом, сознанием, находится днём и ночью в беспрестанном круговороте, погибая как одно и, возникая как другое».
Будда стремился показать, что тело, ум и т. д. не представляют собой подлинного я. Они не суть постоянное. Непостоянство, когда этот термин применяется к вещам вообще, не означает мгновенности. Только говоря о духе, Будда употребляет аналогию с пламенем. Пламя светильника — это последовательность вспышек, каждая из которых длится только одно мгновение, и процесс мысли (читта) принадлежит к тому же типу. Он проводит ясное различие между мгновенным характером духовных процессов и непостоянным характером недуховной действительности. Если этот мгновенный характер распространить на всё бытие, мы получаем кшаникаваду. Поздние буддисты считают, что всякое бытие мгновенно[5].

В. Г. Лысенко также указывает на заметные различия в понимании времени между ранними и поздними школами буддизма: «Главный принцип буддизма — отрицание субстанциальности (анатмавады) и признание тотальной изменчивости (анитья) — обусловливает полное слияние времени и бытия, мгновенности и мгновенного. Времени как континуальной подоплёке изменчивости вещей противопоставляется временность, тождественная дискретности элементов бытия (дхарм), а реальности длительности — реальность момента, временного атома (кшаны). Однако если с точки зрения буддийских школ хинаяны моменты времени относительно реальны, то в буддизме время нереально, поскольку оно относительно»[6].

В европейской философии сходные с кшаникавадой взгляды развивал Анри Бергсон[7].

Напишите отзыв о статье "Кшаникавада"



Примечания

  1. [terme.ru/dictionary/638/word/%CA%D8%C0%CD%C8%CA%C0%C2%C0%C4%C0%2C+%EA%F8%E0%ED%E8%EA%E0%F2%E2%E0/ Канаева Н. А. Кшаникавада // Буддизм как культурно-исторический феномен. Словарь.]
  2. Панаева Н. А. Кшаника-вада // Новая философская энциклопедия. Том второй. М., 2001. ISBN 5-244-00961-3 ISBN 5-244-00963-X
  3. Кшаникавада // Популярный словарь по буддизму и близким к нему учениям. Авторы-составители: Голуб Л. Ю., Другова О. Ю., Голуб П. Ю. Издательский дом «Хроникер», 2003. ISBN 5-901238-20-6
  4. [www.ligis.ru/psylib/090417/books/torch01/txt11.htm Торчинов Е. А. Религии мира: опыт запредельного. Психотехника и трансперсональные состояния. СПб., 1998.]
  5. [psylib.org.ua/books/radha01/txt07.htm Сарвепалли Радхакришнан. Индийская философия. Том первый. М., 1956.]
  6. Лысенко В. Г. Время в индийской философии // Новая философская энциклопедия. Том первый. М., 2000. ISBN 5-244-00961-3 ISBN 5-244-00962-1
  7. Лысенко В. Бергсон и буддисты в сравнительной философии Ф. И. Щербатского // Логос. — 2009. — № 3. — С. 122—134.

Отрывок, характеризующий Кшаникавада

– Вот, ma chere, умно, – подхватил расшевелившийся старый граф. – Давай сейчас наряжусь и поеду с вами. Уж я Пашету расшевелю.
Но графиня не согласилась отпустить графа: у него все эти дни болела нога. Решили, что Илье Андреевичу ехать нельзя, а что ежели Луиза Ивановна (m me Schoss) поедет, то барышням можно ехать к Мелюковой. Соня, всегда робкая и застенчивая, настоятельнее всех стала упрашивать Луизу Ивановну не отказать им.
Наряд Сони был лучше всех. Ее усы и брови необыкновенно шли к ней. Все говорили ей, что она очень хороша, и она находилась в несвойственном ей оживленно энергическом настроении. Какой то внутренний голос говорил ей, что нынче или никогда решится ее судьба, и она в своем мужском платье казалась совсем другим человеком. Луиза Ивановна согласилась, и через полчаса четыре тройки с колокольчиками и бубенчиками, визжа и свистя подрезами по морозному снегу, подъехали к крыльцу.
Наташа первая дала тон святочного веселья, и это веселье, отражаясь от одного к другому, всё более и более усиливалось и дошло до высшей степени в то время, когда все вышли на мороз, и переговариваясь, перекликаясь, смеясь и крича, расселись в сани.
Две тройки были разгонные, третья тройка старого графа с орловским рысаком в корню; четвертая собственная Николая с его низеньким, вороным, косматым коренником. Николай в своем старушечьем наряде, на который он надел гусарский, подпоясанный плащ, стоял в середине своих саней, подобрав вожжи.
Было так светло, что он видел отблескивающие на месячном свете бляхи и глаза лошадей, испуганно оглядывавшихся на седоков, шумевших под темным навесом подъезда.
В сани Николая сели Наташа, Соня, m me Schoss и две девушки. В сани старого графа сели Диммлер с женой и Петя; в остальные расселись наряженные дворовые.
– Пошел вперед, Захар! – крикнул Николай кучеру отца, чтобы иметь случай перегнать его на дороге.
Тройка старого графа, в которую сел Диммлер и другие ряженые, визжа полозьями, как будто примерзая к снегу, и побрякивая густым колокольцом, тронулась вперед. Пристяжные жались на оглобли и увязали, выворачивая как сахар крепкий и блестящий снег.
Николай тронулся за первой тройкой; сзади зашумели и завизжали остальные. Сначала ехали маленькой рысью по узкой дороге. Пока ехали мимо сада, тени от оголенных деревьев ложились часто поперек дороги и скрывали яркий свет луны, но как только выехали за ограду, алмазно блестящая, с сизым отблеском, снежная равнина, вся облитая месячным сиянием и неподвижная, открылась со всех сторон. Раз, раз, толконул ухаб в передних санях; точно так же толконуло следующие сани и следующие и, дерзко нарушая закованную тишину, одни за другими стали растягиваться сани.
– След заячий, много следов! – прозвучал в морозном скованном воздухе голос Наташи.
– Как видно, Nicolas! – сказал голос Сони. – Николай оглянулся на Соню и пригнулся, чтоб ближе рассмотреть ее лицо. Какое то совсем новое, милое, лицо, с черными бровями и усами, в лунном свете, близко и далеко, выглядывало из соболей.
«Это прежде была Соня», подумал Николай. Он ближе вгляделся в нее и улыбнулся.
– Вы что, Nicolas?
– Ничего, – сказал он и повернулся опять к лошадям.
Выехав на торную, большую дорогу, примасленную полозьями и всю иссеченную следами шипов, видными в свете месяца, лошади сами собой стали натягивать вожжи и прибавлять ходу. Левая пристяжная, загнув голову, прыжками подергивала свои постромки. Коренной раскачивался, поводя ушами, как будто спрашивая: «начинать или рано еще?» – Впереди, уже далеко отделившись и звеня удаляющимся густым колокольцом, ясно виднелась на белом снегу черная тройка Захара. Слышны были из его саней покрикиванье и хохот и голоса наряженных.
– Ну ли вы, разлюбезные, – крикнул Николай, с одной стороны подергивая вожжу и отводя с кнутом pуку. И только по усилившемуся как будто на встречу ветру, и по подергиванью натягивающих и всё прибавляющих скоку пристяжных, заметно было, как шибко полетела тройка. Николай оглянулся назад. С криком и визгом, махая кнутами и заставляя скакать коренных, поспевали другие тройки. Коренной стойко поколыхивался под дугой, не думая сбивать и обещая еще и еще наддать, когда понадобится.