Кшептовский, Вацлав
| Вацлав Кшептовский | |
| Wacław Krzeptowski | |
 | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Дата смерти: | |
Ва́цлав Кшепто́вский, полное имя — Вацлав Ян (польск. Wacław Jan Krzeptowski, 24 июня 1897 года, Косцелиско, Малопольское воеводство, Польша — 20 января 1945 года, Закопане, Польша) — польский общественный деятель, предвоенный председатель отделения Народной партии в городе Новы-Тарг и вице-председатель Союза гуралей, коллаборационист и руководитель организации «Гуральский комитет» во время Второй мировой войны.
Содержание
Биография
Родился 24 июня 1897 года в гуральской деревне Косцелиско. До Второй мировой войны участвовал в политической деятельности. Был председателем отделения Народной партии в Закопане. Принимал участие в деятельности Союза гуралей.
После оккупации Польши 7 ноября 1939 года в составе делегации польских гуралей участвовал в торжествах по случаю назначения Ганса Франка генерал-губернатором, которые состоялись в краковском Вавеле[1]. 12 ноября 1939 года встречал Ганса Франка во время его визита Закопане[2]. Получив от Ганса Франка соответствующие полномочия, стал заниматься административной деятельностью среди гуралей, которые были объявлены немецкими властями отдельным от поляков народом Гораленфольком. 29 ноября 1939 года Вацлав Кшептовский организовал в Закопане собрание довоенного Союза гуралей, во время которого эта организация была преобразована в немецкую «Goralenverein». Организовал коллаборационисткий «Гуральский комитет» (Goralisches Komitee), который был утверждён губернатором Дистрикта Краков Рихардом Вендлером. Был председателем этого комитета. Под руководством Гуральского комитета была проведена перепись гуралей в Подгалье, в результате которой желающие гурали могли получить специальную кенкарту с литерой «G», представляющую им особые правовые привилегии.
Участвовал в организации Гуральского добровольческого легиона СС[3]. После того как большинство добровольцев дезертировали из тренировочного лагеря СС Травники скрывался в польских Татрах, потом перебрался в Словакию, где участвовал в словацком национальном восстании. После подавления восстания возвратился осенью 1944 года в окрестности Закопане. Скрывался в одном из шалашей на Поляне на Столах, потом спустился в долину и укрывался в селе Кшептовки у своих родственниках. Там был схвачен партизанским отрядом Курнява группы Хелм из Армии Крайовой, который был специально послан для его поимки, чтобы исполнить смертный приговор, вынесенный судом Польского подпольного государства. Был повешен 20 января 1945 года за государственную измену[4].
После его смерти возле его тела была обнаружена записка, в которой он каялся в своей коллаборационистской деятельности:
«Я, нижеподписавшийся Вацлав Кшептовский, рождённый 24 июня 1897 года, передаю всё своё недвижимое и движимое имущество, записанное в наследственных книгах в Закопане, партизанскому отряду Курнява группы Хелм Армии Крайовой по собственной воле как единственное возмещение за преступления и грехи, совершённые перед польским народом Подгалья во время немецкой оккупации с 1939 года по 1945 год. Косцельско. 20 января 1945 года. 22.30»[2]
Оригинальный текст (польск.)"Ja niżej podpisany Wacław Krzeptowski urodzony 1897 roku dnia 24 czerwca w Kościeliskach przekazuję cały swój nieruchomy i ruchomy majątek uwidoczniony w księgach hipotecznych w Zakopanem na rzecz oddziału partyzanckiego Kurniawa grupy Chełm AK z własnej nieprzymuszonej woli, jako jedyne zadośćuczynienie dla narodu polskiego za błędy i winy popełnione przez mnie wobec polskiej ludności Podhala w okresie okupacji niemieckiej od roku 1939 do 1945. Kościelisko, 20 stycznia 1945, 22.30"
Был похоронен на приходском кладбище села Косцельско[5]. На новом кладбище в Закопане находится семейный участок семьи Кшептовских (квартал V-16-6), на котором находится символическая могила Вацлава Кшептовского[6].
Напишите отзыв о статье "Кшептовский, Вацлав"
Примечания
- ↑ [facet.interia.pl/obyczaje/historia/news-goralenvolk-nazistowski-narod-w-polsce,nId,1063648#pst68269001 Sławek Zagórski: Goralenvolk. Nazistowski «naród» w Polsce]
- ↑ 1 2 [wiadomosci.wp.pl/title,Goral-ze-swastyka-w-klapie,wid,13979853,wiadomosc.html?ticaid=114322 Góral ze swastyką w klapie]
- ↑ [web.archive.org/web/20091113005632/www.ioh.pl/pelne.php?Art=1052&Strona=6 «Góralski Legion Waffen SS». Polacy po stronie Niemców. Wiedza i Zycie, Inne Oblicza Histori. Numer 07 — 02/2005. December 13, 2005]
- ↑ Jarosław Gdański, Na progu kolaboracji, Pomocnik Historyczny, 25.08.2007, s. 7.
- ↑ Józef Krzeptowski-Jasinek. Gdzie pochowano Wacława Krzeptowskiego. «Na Placówce». 1 (41), s. 14-15, 2010.
- ↑ Maciej Pinkwart, Janusz Zdebski: Nowy cmentarz w Zakopanem — Przewodnik biograficzny. Warszawa-Kraków: Wydawnictwo PTTK «Kraj», 1988.
Литература
- J. Kasperek, «Podhale w latach wojny i okupacji niemieckiej 1939—1945»; Warszawa 1990
- J. Berghauzen, Krzeptowski Wacław Jan (1897—1945), Polski Słownik Biograficzny"; t. 15
- A. Filar, «U podnóża Tatr 1939—1945. Podhale i Sądecczyzna w walce z okupantem», Warszawa 1985
- W. Szatkowski, «Goralenvolk. Historia zdrady», Kraków 2012
Ссылки
- [histmag.org/Goralenvolk-podhalanscy-wasale-III-Rzeszy-6044 Goralenvolk: podhalańscy wasale III Rzeszy] (польск.)
- [wiadomosci.onet.pl/prasa/chcial-dobrze-a-zostal-zaprzancem/qm1j2 Chciał dobrze, a został zaprzańcem] (польск.)
Отрывок, характеризующий Кшептовский, Вацлав
– Как это странно, точно во сне было. Я это люблю.– А помнишь, как мы катали яйца в зале и вдруг две старухи, и стали по ковру вертеться. Это было, или нет? Помнишь, как хорошо было?
– Да. А помнишь, как папенька в синей шубе на крыльце выстрелил из ружья. – Они перебирали улыбаясь с наслаждением воспоминания, не грустного старческого, а поэтического юношеского воспоминания, те впечатления из самого дальнего прошедшего, где сновидение сливается с действительностью, и тихо смеялись, радуясь чему то.
Соня, как и всегда, отстала от них, хотя воспоминания их были общие.
Соня не помнила многого из того, что они вспоминали, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.
Она приняла участие только в том, когда они вспоминали первый приезд Сони. Соня рассказала, как она боялась Николая, потому что у него на курточке были снурки, и ей няня сказала, что и ее в снурки зашьют.
– А я помню: мне сказали, что ты под капустою родилась, – сказала Наташа, – и помню, что я тогда не смела не поверить, но знала, что это не правда, и так мне неловко было.
Во время этого разговора из задней двери диванной высунулась голова горничной. – Барышня, петуха принесли, – шопотом сказала девушка.
– Не надо, Поля, вели отнести, – сказала Наташа.
В середине разговоров, шедших в диванной, Диммлер вошел в комнату и подошел к арфе, стоявшей в углу. Он снял сукно, и арфа издала фальшивый звук.
– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
