Сенявский, Кшиштоф Мария

Кшиштоф Мария Сенявский
Род деятельности:	поэт, драматург, переводчик, литературный критик, кинокритик
Годы творчества:	1972 — 2001
Направление:	романтизм
Жанр:	лирика
Язык произведений:	польский
Дебют:	1972
Премии:	Победитель Национального конкурса «Поэтический дебют 1972», Первая премия на поэтическом конкурсе «Лавровый венок Варшавы». 1980 год.

Кшиштоф Мария Сенявский (4 сентября 1951, Варшава — 26 января 2001, Варшава) — поэт, переводчик, драматург, эссеист, литературный критик и кинокритик, автор текстов к песням.

Биография

Кшиштоф Мария Сенявский родился в Варшаве в 1951 году. Отец его рано умер, воспитывался он матерью, Брониславой Сенявской.

В детстве жил в старом доме на улице Красивой в центре города. Позднее семья переехала в район Хомичовка.

Кшиштоф окончил IX Общеобразовательный лицей им. Клементины Гоффман.

Поступил в Варшавский университет на факультет полонистики, но, сдав много экзаменов, отказался от звания магистра.

Стихи начал писать в 17 лет. В студенческие годы писал пьесы для студенческого театра «Сигма» (Трилогия «Возвращение», «Пришёл как злодей», «Звезда Венера»), играл роль Человека с портфелем в спектакле «Возвращение».

Уже в это время песни на его стихи пели студенты на различных фестивалях.

Песни на стихи Сенявского писали и исполняли такие известные барды, как Яцек Качмарский и Пшемыслав Гинтровский (1951-2012). Пшемыслав Гинтровский дебютировал в 1976 году на смотре в варшавском клубе "Ривьера" песней "Эпитафия для Сергея Есенина" на слова Кшиштофа Сенявского.

«Эпитафия» Сенявского - крупное, сложное произведение сугубо лирического характера, с набором цитат («Отвори мне, страж заоблачный...») и криптоцитат из есенинской поэзии - заканчивается перекликающимися с клюевским «Плачем о Есенине» словами: «Помолись, помолись за Есенина».

— Е. Шокальски «Сергей Есенин - поэт, в Польше не забытый»

Песни на его стихи есть в репертуаре таких певцов, как Кристина Столярская (Gayga), Майя Хвейчак, Яцек Маевский, Дориан Кухарский, Стефан Бжозовский и других.

Мы подружились в 70-х годах через студенческое движение. Сенявский, как и я, был увлечён русской культурой. Он был отличным переводчиком, в основном Есенина. Это был очень странный человек, застенчивый, с личными проблемами. Но эти стихи, на мой взгляд, отличные: «Друзья, которых не было», «Смех», «Эпитафия для Сергея Есенина...»

— Яцек Качмарский. Из книги Кшиштофа Гайда «JK в свете текстов»

Кшиштоф завоевал первое место в национальном конкурсе "Поэтический дебют 1972".

В 1979 году выиграл конкурс перевода стихов А. С. Пушкина и был награждён поездкой в Москву.

Сенявский был награждён многими литературными премиями: Премия "Линии" (1975), 1-я премия в поэтическом конкурсе "Лавровый венок Варшавы" (1980), 2-я Премия в Национальном Конкурсе "Мир, в котором мы живем" (1982), 1-я Премия в Конкурсе на стихи по славянской тематике (1983), и др.

Кшиштоф Сенявский начал публиковать свои стихи в студенческой прессе, потом печатался в таких изданиях, как "Меркурий", "Радар", "Поэзия", "Новое Слово", "Литература в мире", "Обзор Недели", "Здесь и сейчас", "Культура". Был членом поэтической группы "Сигма".

Кшиштоф много занимался переводами поэзии с русского языка. (Лермонтов, Блок, Пастернак, Ахматова, Цветаева, Маяковский, Евтушенко, Шкляревский , Высоцкий и др.). Считается одним из выдающихся переводчиков Сергея Есенина на польский язык.

В июле 1980 года приезжал в творческую командировку в Москву, которой был награждён Обществом польско-советской дружбы за переводы.

Большая творческая дружба связывала его с Евгенией Славороссовой, поэтом, переводчицей, журналисткой. Они написали друг другу более двухсот писем в период 1979-1981гг., переводили друг друга, посвятили друг другу множество стихов.

Сенявский был продолжателем традиций польского и русского романтизма (Станислав Гроховяк, Блок, имажинисты) с элементами сюрреализма, блестящим мастером поэтической формы. Писал любовную лирику в жанре "эротиков", вошедшую в антологию польской любовной лирики. Много стихотворений у него посвящено русской культуре, русским писателям. Он даже писал стихи на русском языке.

Стихи Сенявского - это рассказы о труде быть человеком. Что показательно, нет в этой поэзии пессимизма. Созданный Сенявским герой - это благородный дальний родственник Дон Кихота и князя Мышкина, смешной и чужой в достойном "Салоне игр", бесхитростный и наивный до крайности, хотя и проницательный в своем видении мира. Трудно встретить поэта столь же искреннего, лишенного позы, гуманного - не эссеиста-эрудита, но обычного прохожего. Потому что Сенявский является именно прохожим.

— Марек Лавринович. Предисловие из книги «Сердце трансконтинентальное»

Работал редактором Отдела литературы в журнале "Культура".

Написал предисловия к поэтическим книгам польских классиков Адама Мицкевича, Норвида, Выспяньского и др.

Кшиштоф был человеком культуры, бескомпромиссным рыцарем слова, обладал большой эрудицией. Такая независимая позиция сделала его своего рода аутсайдером. Жил он на окраине Варшавы в районе Хомичовка вместе с больной матерью, работал киоскёром, почтальоном, швейцаром. Рецензии для журналов писал от руки на тетрадных листках в клеточку, потому что его пишущая машинка сломалась.

Сотрудничал с журналами «Культура», «Новости культуры», «Теленеделя», театром "Рампа".

После смерти матери (2000 год) плохое здоровье Кшиштофа (диабет) крайнее ухудшилось. Он умер в одиночестве от сердечного приступа в 2001 году.

У Кшиштофа Сенявского опубликованы четыре книги стихов (две при жизни): «Сердце трансконтенинтальное» (1986), «Эротикон» (1986), «Сказка» (2001), «Был такой фильм» (2001), книга прозы «Под добрую дату» (2002), много переводов и критических статей. В юности он написал роман "Стремглав" (1970), работал над историческим «римским романом» «Возвращение в Вифлеем»(1980), оба романа утеряны, как и многие стихи.

Пушкин, Лермонтов, братья Карамазовы, Печорин, думаю, это были сновидческие воплощения Кшиштофа. Впитывая эту культуру и мифологию, он был чутко настроен на «нерв достоевщины». Эта особенная восточнославянская меланхолия и ностальгия, героизм и безнадёжность, вольность и неволя, нигилизм и горячка сердца, степная бескрайность души, боли, стенаний и любви разжигала в нём огонь. …Он искал в «русском варианте» античный гуманистический универсум.

— Критик Лешек Жулинский. «Кшиштоф Мария Сенявский (1951-2001), то есть на другой стороне солнца»

Поэзия

• Сенявский, Кшиштоф Мария. Стихи. Перевод Славороссовой Е. А.. — В: Юному переводчику / «Детская школьная академия». № 3 // Журнал. — М. : ©ООО «Издательство «Школа радости», 2008. — 64 с. — ISBN отсутствует.</span> — С. 42—43.

• Сенявский, Кшиштоф Мария. Стихи. Перевод Славороссовой Е. А.. — В: Горизонты перевода / «Истоки». Выпуск 5 (47) // Альманах. — М. : РИФ «Истоки-плюс», 2011—2012. — 512 с. — ISBN 978-5-8420-0032-6.</span> — С. 66—69.

• [zabrospr.ru/article/view?journalId=7&partId=24&articleId=26* Сенявский, Кшиштоф Мария. Перевод Славороссовой Е. А. Лирика. — Чита: ©ЗабГУ, 2012. — 262 с. // Научно-художественный журнал «Переводчик» № 12, ISSN 2073-5618, стр. 68 — 72.]

• Sieniawski, Krzysztof Maria. Serce transkontynentalne. — Warszawa: ALMA-PRESS - Studencka Oficyna Wydawnicza ZSP («SFINKS» - seria debiutów i promocji Studenckiej Oficyny Wydawniczej ZSP «Alma-Press»), 1986 rok. — 87 с. — ISBN 83-7020-011-7. (польск.)

• Sieniawski, Krzysztof Maria. Eroticon. — Warszawa: Iskry, 1986 rok. — 47 с. — ISBN 83-20709-47-4. (польск.)

• Sieniawski, Krzysztof Maria. HISTORYJKA - wiersze. — Warszawa: Oficyna wydawnicza RAMPA, 2001 rok. — 260 с. (польск.)

• Sieniawski, Krzysztof Maria. BYŁ TAKI FILM. — Warszawa: Oficyna wydawnicza RAMPA, 2001 rok. — 110 с. (польск.)

• Sieniawski, Krzysztof Maria. Pod dobrą datą. — Warszawa: Oficyna Wydawniczo - Reklamowa Vipart, 2002 rok. — 124 с. — ISBN 83-87124-36-2. (польск.)

• Andrzej Żmuda. Antologia Erotyki. Wiersze o miłości polskich poetów. — Warszawa: Ad Oculos, 2008 rok. — 200 с. — ISBN 978-83-60222-93-5. — s. 150. (польск.)

Переводы

• Sieniawski, Krzysztof Maria. Wysocki W. Na bratnich mogiіach. — В: перевод / Lit. na Świecie. № 10 // Журнал. — Warszawa : Lit. na Świecie, 1979. — 191 с.</span> (польск.)

• Sieniawski, Krzysztof Maria. Переводы. — В: Antologia poezji radzieckiej 1960—1980 / «Literatura Radziecka». № 6 (372) // Журнал. — М. : ©«Literatura Radziecka»., 1980. — 192 с. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0202-1854&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0202-1854].</span> — С. 82—83, 112, 133—134, 157, 158, 163, 178—179. (польск.)

Статьи

• Sieniawski, Krzysztof Maria. Rozpoznanie złóż.. — В: Рецензия / «Wiadomości Kulturalne». № 6 // Журнал. — Warszawa, 1994.</span> — С. 21. (польск.)

• Sieniawski, Krzysztof Maria. Jest się czego bać.. — В: Рецензия / «Wiadomości Kulturalne». № 19 // Журнал. — Warszawa, 1994.</span> — С. 7. (польск.)

• Sieniawski, Krzysztof Maria. Romantycy i pozytywiści.. — В: Рецензия / «Wiadomości Kulturalne». № 10 // Журнал. — Warszawa, 1995.</span> — С. 14. (польск.)

• Sieniawski, Krzysztof Maria. Tradycja i nowatorstwo (o poezji i prozie...).. — В: Рецензия / «Wiadomości Kulturalne». № 13 // Журнал. — Warszawa, 1995.</span> — С. 14. (польск.)

• Sieniawski, Krzysztof Maria. Opowieści człowieka ciepłego. (Ustinov Peter).. — В: Рецензия / «Wiadomości Kulturalne». № 15 // Журнал. — Warszawa, 1996.</span> — С. 20. (польск.)

• [www.janwolek.com/u_progu_bajki.htmlSieniawski, Krzysztof Maria. U progu bajki (rzecz o wierszach Jana Wołka).] (польск.)

• [alpha.bn.org.pl/search/a?SEARCH=Sieniawski%2C+Krzysztof+MariaCATALOGUES OF THE NATIONAL LIBRARY OF POLAND. Sieniawski, Krzysztof Maria.] (польск.)

• [pbl.ibl.poznan.pl/dostep/index.php?s=d_biezacy&f=zapisy&p_autorid=76776Polska Bibliografia Literacka (PBL). WYSZUKANE ZAPISY. Sieniawski, Krzysztof Maria.] (польск.)

Литература

• Славороссова, Е. А. Сны поэтов / «Чудеса и приключения». № 1 // Журнал. — М. : ИД «Журналист», 2010. — 64 с. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0868-8931&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0868-8931].</span> — С. 2—3.

• [www.naszachomiczowka.pl/index.php?menuid=1&menu=chomipedia&submenuid=8&submenu=sieniawski#listy_oto_Славороссова, Е. А. КШИШТОФ - FOREVER] // Электронный ресурс.

• [www.naszachomiczowka.pl/index.php?menuid=1&menu=chomipedia&submenuid=8&submenu=sieniawski#listy_oto_Славороссова, Е. А. Последний польский романтик] // Электронный ресурс.

• [galaguna.livejournal.com/Славороссова, Е. А. Стихи.] // Электронный ресурс.

• [protestirui.ru/2013-03-18-18-10-20/140-2013-03-14-20-03Шокальски, Е. Сергей Есенин - поэт, в Польше не забытый.] // Электронный ресурс.

• [v-vysotsky.com/statji/2004/Vysotsky_i_Kaczmarski/text.htmlМарк Цыбульский, Данута Сиесс-Кжишковская . Владимир Высоцкий и Яцек Качмарский.] // Электронный ресурс.

• [www.wysotsky.com/0006/015.htmАнна Беднарчик. Вчера и сегодня Владимира Высоцкого в Польше. Мир Высоцкого: Исследования и материалы. Выпуск V (за 2000 год)] // Электронный ресурс.

• [www.pisarze.pl/publicystyka/2009-leszek-zuliski-krzysztof-maria-sieniawski-1951-2001-czyli-po-drugiej-stronie-sloncna.htmlLeszek Żuliński.Krzysztof Maria Sieniawski (1951-2001), czyli po drugiej stronie słońca] (польск.) // Электронный ресурс.

• [repozytorium.umk.pl/bitstream/handle/item/1783/sieniawski.pdf?sequence=1Kamil Dźwinel, Małgorzata Lisecka. Krzysztof Maria Sieniawski śpiewany. Wokół muzycznej interpretacji tekstu poetyckiego.] (польск.) // Электронный ресурс.

• Gajda, Krzysztof. [www.strefapiosenki.pl/aktualnosci/item/64 Jacek Kaczmarski w świecie tekstów.]. — Poznań: Wydawnictwo Poznańskie, 2003. (польск.)

• [aleczywarto.pl/muzyka/przemyslaw-gintrowski-wspomnienieArtur Bądkowski, Przemysław Gintrowski wspomnienie] // Электронный ресурс.

Дискография

• 1977 "Псалмы и "Реквием" – с сопровождением хора и оркестра, винил

издательство: tonpress выполнение: Пшемыслав Гинтровский – пение; Группа Небо – хор; оркестр слова: Тадеуш Новак, Кшиштоф Мария Сенявский, Збигнев Херберт, Александр Жмиевский музыка: Пшемыслав Гинтровский, Станислав Крупович, Стефан Бжозовский

• 1979 "Реквием"

издательство: Tonpress и Социалистический Союз Польских Студентов (виниловая пластинка) слова: Кшиштоф Мария Сенявский музыка: Пшемыслав Гинтровский, Станислав Крупович

• 1979 "Стены"

издательство: Wifon, 1981 (кассета, арт. CK-0159A) Wifon, 1990 (винил) Pomaton Emi, 1991 (картридж, кат. № ПОМ 005) Pomaton Emi, 1999 (CD, кат. № 5228392E) Pomaton Emi, 2004 (КОМПАКТ-диск, в комплекте Блудный Сын) выполнение: Пшемыслав Гинтровский – вокал, гитара; Яцек Качмарский – пение, гитара; Збигнев Лапинский – фортепиано; слова: Яцек Качмарский, Збигнев Херберт, Кшиштоф Мария Сенявский, Мечислав Яструн; музыка: Яцек Качмарский, Пшемыслав Гинтровский, Луис Льях

• 1991 "Стены в Музее Рая"

издательство: Pomaton Emi, 1991 (CD, кат. № ПОМ CD-008) Pomaton Emi, 1991 (2 шт., кат. № ПОМ 023, ПОМ 024) Pomaton Emi, 2002 (альбом гидравлические экрана + Война поста с карнавалом, кат. № 5417412) Pomaton Emi, 2004 (КОМПАКТ-диск, в комплекте Блудный Сын) выполнение: Пшемыслав Гинтровский – вокал, гитара; Яцек Качмарский – пение, гитара; Збигнев Лапинский – фортепиано; слова: Яцек Качмарский, Натан Тененбаум, Мечислав Яструн, Кшиштоф Мария Сенявский, Сергей Есенин (использован фрагмент строки) музыка: Яцек Качмарский, Пшемыслав Гинтровский, Збигнев Лапинский, Луис Льях

• [www.discogs.com/artist/932870-Krzysztof-Maria-Sieniawski Кшиштоф Мария Сенявский дискография]

• [soundcloud.com/tags/krzysztof%20maria%20sieniawski Most popular tracks for Krzysztof Maria Sieniawski]

• [records.su/album/49462 Przemysław Gintrowski, Jacek Kaczmarski, Zbigniew Łapiński ‎– Mury (по заказу польской фирмы WIFON, LP 165)]

Клипы

• [j_uhma.republika.pl/sieniawski.html Przyjaciele, których nie miałem]

• [malowane-wierszem.blogspot.ru/2012/05/smiech-krzysztof-maria-sieniawski.html Śmiech]

• [www.youtube.com/watch?v=Y-Eyvp9SGnI «Эпитафия для Сергея Есенина» Кшиштоф Сенявски — Пшемыслав Гинтровский]

• [www.youtube.com/watch?v=Xe0bzkS1oOU «Реквием». Кшиштоф Сенявски — П. Гинтровский]

• [www.videomix.cz/video/-sAqjVe8xSo/ Майя Хвейчак. Песни на стихи К. М. Сенявского. Бемовский Центр Культуры (Bemowskie Centrum Kultury). Концерт 9 мая 2014]

Интересные факты

Я выступал вместе с Евтушенко в Варшаве в 1975 году - на сцене Общего Театра. В то время мы познакомились -, надеюсь, наша дружба длится до сих пор. Его стихи были первыми русскими стихами, которые я перевёл на польский язык. Килограммы произведений автора «Братской ГЭС» я уже перевёл. Сейчас я отдаю издательству большую книгу моих переводов Евтушенко. Какие они - не знаю (музыку я не погубил!), это уже критики оценят, но только скажу: я в Москве прочитал некоторые из них Шкляревскому (которого тоже довольно много перевёл). Игорь сказал, что на польском языке это звучит лучше.

— Кшиштоф Сенявский. Из письма от 14.01.1980 Е. Славороссовой

Вернулись студенты (когда я стучу в дверь, и кто-то из квартиры кричит: «Кто там?», я всегда отвечаю: «Раскольников ,студент»

— Кшиштоф Сенявский. Из письма от 3.10.1980 Е. Славороссовой

Память

Сказка о поэте.

Памяти Кшисека Сенявского.

Жил когда-то поэт. Всё, чего бы он ни касался, становилось поэзией, и поэт был уверен, что люди будут благодарны ему за это, а путь его будет усыпан розами. И действительно, когда он был молодой и красивый, его окружала толпа друзей. Однако со временем друзья поэта переженились, заимели детей, построили дома, и в их жизни становилось всё больше и больше прозы. Конечно, поэзия - вещь красивая, но эфемерная и непостоянная, в то время как проза прочна, можно сказать, основательна, как фундамент. Через десяток лет поэта окружала уже только угрюмая групка тех, кому не удалось закрепиться в прозе жизни. Наколдовывал он для них всё новые блестящие безделушки и был счастлив, впрочем, у него не было выбора, потому что ничего другого делать он не умел. В конце концов, даже последний почитатель покинул поэта, потому что появились другие поэты, более модные и современные. Не зная, что теперь делать на свете, поэт лег на диван и умер. А оставленный на столе последний стих незаметно превратился в обведённый чёрной рамкой, скромный некролог.

6 февраля 2001

— Марек Лавринович. "HISTORYJKA - wiersze". (Перевод Е.Славороссовой)

Кшиштоф Сенявский

поэт, эссеист, переводчик, полонист ушёл от нас 26.01.2001, в возрасте 49 лет.

Был личностью необыкновенной, творцом, чутким к современности. В своём творчестве сочетал своеобразную иронию с глубоким гуманистическим лиризмом. Дебютировал в колонках студенческой прессы, был одним из создателей кабаре в университетском клубе "Сигма", опубликовал несколько книг, в том числе "Сердце трансконтинентальное", "Эротикон", последняя "Был такой фильм". Не заботился о признании и литературном рынке. После долгого периода творческой "эмиграции" стал известным редактором "Теленедели", также начал совместную деятельность с Театром "Рампа". Этого недостаточно замеченного, интересного писателя и прекрасного человека с непростой биографией нам будет очень недоставать.

Друзья из "Рампы" (Перевод Е.Славороссовой)

— «Nasza Chomiczówka»

"Поколение, которого не было"

Поэзия Марека Грали, Толека Мурацкого и Кшиштофа Марии Сенявского.

Примут участие: Марек Граля, Толек Мурацкий, Вальдмар Коперкевич, Яцек Маевский, Томаш Сумсенд, Радослав Свидерский, Анна Таньская, презентация стихов Кшиштофа Марии Сенявского с архивных лент. Ведущие: Анджей Нагляк и Марек Лавринович. О "Поколении, которого не было " расскажет Анджей Нагляк. Напоминание о нескольких видных поэтах, которые создавали студенческую литературную среду во второй половине семидесятых и первой восьмидесятых. Между "Ориентацией" и "БруЛионом" – группами, которые дождались литературно-критического анализа, открывается многолетняя брешь, крайне слабо изученная, но богатая на замечательную литературу. ...

Вечер памяти Кшиштофа Сенявского. Презентация творчества поэта с архивных лент, концерт Яцека Маевского и Томаша Сумсенда (аккомпанемент). Кшиштоф Мария Сенявский (1951-2001) является одной из самых важных фигур того периода. Характер очень независимый, но участвовавший до некоторой степени в основных мероприятиях варшавской литературной богемы от "Ориентации" через "Сигму" до Варшавского Общества Культуры и Литературы. Один из выдающихся переводчиков Есенина, фантастический поэт, нетрадиционный мыслитель, драматург и литературный критик, он очень долго ждал дебюта. Знанию его творчества мы во многом обязаны Пшемыславу Гинтровскому. Дебютировал книгами „Эротикон” в Издательстве "Искры" и „Сердце трансконтинентальное”, в Издательстве Alma-Press в 1986 году.

11 сентября 2007

— Центр культуры "Артпарк" warszawa.miastodzieci.pl/wydarzenia/1:/9783:literatura-i-opera-artpark

Евгения Славороссова.

• • • 
      

Памяти Кшиштофа Сенявского

Твой голос, голос, голос,
Как ветер, ветер, ветер,
Как света тонкий волос,
Меня поймавший в сети.

Хоть нет тебя на свете,
Но как поверить в это?
И голос мне ответит
Пророчеством поэта.

Из беспредельной выси,
Из глуби интернета,
Из снов, из давних писем
Летят слова привета.

Но то, что в нём боролось,
Рвалось к одной на свете,
Теперь лишь голос, голос...
Теперь лишь ветер, ветер...

4.12.2010

— «Nasza Chomiczówka»

Ссылки

• [www.naszachomiczowka.pl/index.php?menu=chomipedia&submenu=sieniawskiNasza Chomiczówka. Krzysztof Maria Sieniawski.] (польск.)

Отрывок, характеризующий Сенявский, Кшиштоф Мария

Князь очень постарел в этот год. В нем появились резкие признаки старости: неожиданные засыпанья, забывчивость ближайших по времени событий и памятливость к давнишним, и детское тщеславие, с которым он принимал роль главы московской оппозиции. Несмотря на то, когда старик, особенно по вечерам, выходил к чаю в своей шубке и пудренном парике, и начинал, затронутый кем нибудь, свои отрывистые рассказы о прошедшем, или еще более отрывистые и резкие суждения о настоящем, он возбуждал во всех своих гостях одинаковое чувство почтительного уважения. Для посетителей весь этот старинный дом с огромными трюмо, дореволюционной мебелью, этими лакеями в пудре, и сам прошлого века крутой и умный старик с его кроткою дочерью и хорошенькой француженкой, которые благоговели перед ним, – представлял величественно приятное зрелище. Но посетители не думали о том, что кроме этих двух трех часов, во время которых они видели хозяев, было еще 22 часа в сутки, во время которых шла тайная внутренняя жизнь дома.
В последнее время в Москве эта внутренняя жизнь сделалась очень тяжела для княжны Марьи. Она была лишена в Москве тех своих лучших радостей – бесед с божьими людьми и уединения, – которые освежали ее в Лысых Горах, и не имела никаких выгод и радостей столичной жизни. В свет она не ездила; все знали, что отец не пускает ее без себя, а сам он по нездоровью не мог ездить, и ее уже не приглашали на обеды и вечера. Надежду на замужество княжна Марья совсем оставила. Она видела ту холодность и озлобление, с которыми князь Николай Андреич принимал и спроваживал от себя молодых людей, могущих быть женихами, иногда являвшихся в их дом. Друзей у княжны Марьи не было: в этот приезд в Москву она разочаровалась в своих двух самых близких людях. М lle Bourienne, с которой она и прежде не могла быть вполне откровенна, теперь стала ей неприятна и она по некоторым причинам стала отдаляться от нее. Жюли, которая была в Москве и к которой княжна Марья писала пять лет сряду, оказалась совершенно чужою ей, когда княжна Марья вновь сошлась с нею лично. Жюли в это время, по случаю смерти братьев сделавшись одной из самых богатых невест в Москве, находилась во всем разгаре светских удовольствий. Она была окружена молодыми людьми, которые, как она думала, вдруг оценили ее достоинства. Жюли находилась в том периоде стареющейся светской барышни, которая чувствует, что наступил последний шанс замужества, и теперь или никогда должна решиться ее участь. Княжна Марья с грустной улыбкой вспоминала по четвергам, что ей теперь писать не к кому, так как Жюли, Жюли, от присутствия которой ей не было никакой радости, была здесь и виделась с нею каждую неделю. Она, как старый эмигрант, отказавшийся жениться на даме, у которой он проводил несколько лет свои вечера, жалела о том, что Жюли была здесь и ей некому писать. Княжне Марье в Москве не с кем было поговорить, некому поверить своего горя, а горя много прибавилось нового за это время. Срок возвращения князя Андрея и его женитьбы приближался, а его поручение приготовить к тому отца не только не было исполнено, но дело напротив казалось совсем испорчено, и напоминание о графине Ростовой выводило из себя старого князя, и так уже большую часть времени бывшего не в духе. Новое горе, прибавившееся в последнее время для княжны Марьи, были уроки, которые она давала шестилетнему племяннику. В своих отношениях с Николушкой она с ужасом узнавала в себе свойство раздражительности своего отца. Сколько раз она ни говорила себе, что не надо позволять себе горячиться уча племянника, почти всякий раз, как она садилась с указкой за французскую азбуку, ей так хотелось поскорее, полегче перелить из себя свое знание в ребенка, уже боявшегося, что вот вот тетя рассердится, что она при малейшем невнимании со стороны мальчика вздрагивала, торопилась, горячилась, возвышала голос, иногда дергала его за руку и ставила в угол. Поставив его в угол, она сама начинала плакать над своей злой, дурной натурой, и Николушка, подражая ей рыданьями, без позволенья выходил из угла, подходил к ней и отдергивал от лица ее мокрые руки, и утешал ее. Но более, более всего горя доставляла княжне раздражительность ее отца, всегда направленная против дочери и дошедшая в последнее время до жестокости. Ежели бы он заставлял ее все ночи класть поклоны, ежели бы он бил ее, заставлял таскать дрова и воду, – ей бы и в голову не пришло, что ее положение трудно; но этот любящий мучитель, самый жестокий от того, что он любил и за то мучил себя и ее, – умышленно умел не только оскорбить, унизить ее, но и доказать ей, что она всегда и во всем была виновата. В последнее время в нем появилась новая черта, более всего мучившая княжну Марью – это было его большее сближение с m lle Bourienne. Пришедшая ему, в первую минуту по получении известия о намерении своего сына, мысль шутка о том, что ежели Андрей женится, то и он сам женится на Bourienne, – видимо понравилась ему, и он с упорством последнее время (как казалось княжне Марье) только для того, чтобы ее оскорбить, выказывал особенную ласку к m lle Bоurienne и выказывал свое недовольство к дочери выказываньем любви к Bourienne.
Однажды в Москве, в присутствии княжны Марьи (ей казалось, что отец нарочно при ней это сделал), старый князь поцеловал у m lle Bourienne руку и, притянув ее к себе, обнял лаская. Княжна Марья вспыхнула и выбежала из комнаты. Через несколько минут m lle Bourienne вошла к княжне Марье, улыбаясь и что то весело рассказывая своим приятным голосом. Княжна Марья поспешно отерла слезы, решительными шагами подошла к Bourienne и, видимо сама того не зная, с гневной поспешностью и взрывами голоса, начала кричать на француженку: «Это гадко, низко, бесчеловечно пользоваться слабостью…» Она не договорила. «Уйдите вон из моей комнаты», прокричала она и зарыдала.
На другой день князь ни слова не сказал своей дочери; но она заметила, что за обедом он приказал подавать кушанье, начиная с m lle Bourienne. В конце обеда, когда буфетчик, по прежней привычке, опять подал кофе, начиная с княжны, князь вдруг пришел в бешенство, бросил костылем в Филиппа и тотчас же сделал распоряжение об отдаче его в солдаты. «Не слышат… два раза сказал!… не слышат!»
«Она – первый человек в этом доме; она – мой лучший друг, – кричал князь. – И ежели ты позволишь себе, – закричал он в гневе, в первый раз обращаясь к княжне Марье, – еще раз, как вчера ты осмелилась… забыться перед ней, то я тебе покажу, кто хозяин в доме. Вон! чтоб я не видал тебя; проси у ней прощенья!»
Княжна Марья просила прощенья у Амальи Евгеньевны и у отца за себя и за Филиппа буфетчика, который просил заступы.
В такие минуты в душе княжны Марьи собиралось чувство, похожее на гордость жертвы. И вдруг в такие то минуты, при ней, этот отец, которого она осуждала, или искал очки, ощупывая подле них и не видя, или забывал то, что сейчас было, или делал слабевшими ногами неверный шаг и оглядывался, не видал ли кто его слабости, или, что было хуже всего, он за обедом, когда не было гостей, возбуждавших его, вдруг задремывал, выпуская салфетку, и склонялся над тарелкой, трясущейся головой. «Он стар и слаб, а я смею осуждать его!» думала она с отвращением к самой себе в такие минуты.


В 1811 м году в Москве жил быстро вошедший в моду французский доктор, огромный ростом, красавец, любезный, как француз и, как говорили все в Москве, врач необыкновенного искусства – Метивье. Он был принят в домах высшего общества не как доктор, а как равный.
Князь Николай Андреич, смеявшийся над медициной, последнее время, по совету m lle Bourienne, допустил к себе этого доктора и привык к нему. Метивье раза два в неделю бывал у князя.
В Николин день, в именины князя, вся Москва была у подъезда его дома, но он никого не велел принимать; а только немногих, список которых он передал княжне Марье, велел звать к обеду.
Метивье, приехавший утром с поздравлением, в качестве доктора, нашел приличным de forcer la consigne [нарушить запрет], как он сказал княжне Марье, и вошел к князю. Случилось так, что в это именинное утро старый князь был в одном из своих самых дурных расположений духа. Он целое утро ходил по дому, придираясь ко всем и делая вид, что он не понимает того, что ему говорят, и что его не понимают. Княжна Марья твердо знала это состояние духа тихой и озабоченной ворчливости, которая обыкновенно разрешалась взрывом бешенства, и как перед заряженным, с взведенными курками, ружьем, ходила всё это утро, ожидая неизбежного выстрела. Утро до приезда доктора прошло благополучно. Пропустив доктора, княжна Марья села с книгой в гостиной у двери, от которой она могла слышать всё то, что происходило в кабинете.
Сначала она слышала один голос Метивье, потом голос отца, потом оба голоса заговорили вместе, дверь распахнулась и на пороге показалась испуганная, красивая фигура Метивье с его черным хохлом, и фигура князя в колпаке и халате с изуродованным бешенством лицом и опущенными зрачками глаз.
– Не понимаешь? – кричал князь, – а я понимаю! Французский шпион, Бонапартов раб, шпион, вон из моего дома – вон, я говорю, – и он захлопнул дверь.
Метивье пожимая плечами подошел к mademoiselle Bourienne, прибежавшей на крик из соседней комнаты.
– Князь не совсем здоров, – la bile et le transport au cerveau. Tranquillisez vous, je repasserai demain, [желчь и прилив к мозгу. Успокойтесь, я завтра зайду,] – сказал Метивье и, приложив палец к губам, поспешно вышел.
За дверью слышались шаги в туфлях и крики: «Шпионы, изменники, везде изменники! В своем доме нет минуты покоя!»
После отъезда Метивье старый князь позвал к себе дочь и вся сила его гнева обрушилась на нее. Она была виновата в том, что к нему пустили шпиона. .Ведь он сказал, ей сказал, чтобы она составила список, и тех, кого не было в списке, чтобы не пускали. Зачем же пустили этого мерзавца! Она была причиной всего. С ней он не мог иметь ни минуты покоя, не мог умереть спокойно, говорил он.
– Нет, матушка, разойтись, разойтись, это вы знайте, знайте! Я теперь больше не могу, – сказал он и вышел из комнаты. И как будто боясь, чтобы она не сумела как нибудь утешиться, он вернулся к ней и, стараясь принять спокойный вид, прибавил: – И не думайте, чтобы я это сказал вам в минуту сердца, а я спокоен, и я обдумал это; и это будет – разойтись, поищите себе места!… – Но он не выдержал и с тем озлоблением, которое может быть только у человека, который любит, он, видимо сам страдая, затряс кулаками и прокричал ей:
– И хоть бы какой нибудь дурак взял ее замуж! – Он хлопнул дверью, позвал к себе m lle Bourienne и затих в кабинете.
В два часа съехались избранные шесть персон к обеду. Гости – известный граф Ростопчин, князь Лопухин с своим племянником, генерал Чатров, старый, боевой товарищ князя, и из молодых Пьер и Борис Друбецкой – ждали его в гостиной.
На днях приехавший в Москву в отпуск Борис пожелал быть представленным князю Николаю Андреевичу и сумел до такой степени снискать его расположение, что князь для него сделал исключение из всех холостых молодых людей, которых он не принимал к себе.
Дом князя был не то, что называется «свет», но это был такой маленький кружок, о котором хотя и не слышно было в городе, но в котором лестнее всего было быть принятым. Это понял Борис неделю тому назад, когда при нем Ростопчин сказал главнокомандующему, звавшему графа обедать в Николин день, что он не может быть:
– В этот день уж я всегда езжу прикладываться к мощам князя Николая Андреича.
– Ах да, да, – отвечал главнокомандующий. – Что он?..
Небольшое общество, собравшееся в старомодной, высокой, с старой мебелью, гостиной перед обедом, было похоже на собравшийся, торжественный совет судилища. Все молчали и ежели говорили, то говорили тихо. Князь Николай Андреич вышел серьезен и молчалив. Княжна Марья еще более казалась тихою и робкою, чем обыкновенно. Гости неохотно обращались к ней, потому что видели, что ей было не до их разговоров. Граф Ростопчин один держал нить разговора, рассказывая о последних то городских, то политических новостях.
Лопухин и старый генерал изредка принимали участие в разговоре. Князь Николай Андреич слушал, как верховный судья слушает доклад, который делают ему, только изредка молчанием или коротким словцом заявляя, что он принимает к сведению то, что ему докладывают. Тон разговора был такой, что понятно было, никто не одобрял того, что делалось в политическом мире. Рассказывали о событиях, очевидно подтверждающих то, что всё шло хуже и хуже; но во всяком рассказе и суждении было поразительно то, как рассказчик останавливался или бывал останавливаем всякий раз на той границе, где суждение могло относиться к лицу государя императора.
За обедом разговор зашел о последней политической новости, о захвате Наполеоном владений герцога Ольденбургского и о русской враждебной Наполеону ноте, посланной ко всем европейским дворам.
– Бонапарт поступает с Европой как пират на завоеванном корабле, – сказал граф Ростопчин, повторяя уже несколько раз говоренную им фразу. – Удивляешься только долготерпению или ослеплению государей. Теперь дело доходит до папы, и Бонапарт уже не стесняясь хочет низвергнуть главу католической религии, и все молчат! Один наш государь протестовал против захвата владений герцога Ольденбургского. И то… – Граф Ростопчин замолчал, чувствуя, что он стоял на том рубеже, где уже нельзя осуждать.
– Предложили другие владения заместо Ольденбургского герцогства, – сказал князь Николай Андреич. – Точно я мужиков из Лысых Гор переселял в Богучарово и в рязанские, так и он герцогов.
– Le duc d'Oldenbourg supporte son malheur avec une force de caractere et une resignation admirable, [Герцог Ольденбургский переносит свое несчастие с замечательной силой воли и покорностью судьбе,] – сказал Борис, почтительно вступая в разговор. Он сказал это потому, что проездом из Петербурга имел честь представляться герцогу. Князь Николай Андреич посмотрел на молодого человека так, как будто он хотел бы ему сказать кое что на это, но раздумал, считая его слишком для того молодым.
– Я читал наш протест об Ольденбургском деле и удивлялся плохой редакции этой ноты, – сказал граф Ростопчин, небрежным тоном человека, судящего о деле ему хорошо знакомом.
Пьер с наивным удивлением посмотрел на Ростопчина, не понимая, почему его беспокоила плохая редакция ноты.
– Разве не всё равно, как написана нота, граф? – сказал он, – ежели содержание ее сильно.
– Mon cher, avec nos 500 mille hommes de troupes, il serait facile d'avoir un beau style, [Мой милый, с нашими 500 ми тысячами войска легко, кажется, выражаться хорошим слогом,] – сказал граф Ростопчин. Пьер понял, почему графа Ростопчина беспокоила pедакция ноты.
– Кажется, писак довольно развелось, – сказал старый князь: – там в Петербурге всё пишут, не только ноты, – новые законы всё пишут. Мой Андрюша там для России целый волюм законов написал. Нынче всё пишут! – И он неестественно засмеялся.
Разговор замолк на минуту; старый генерал прокашливаньем обратил на себя внимание.
– Изволили слышать о последнем событии на смотру в Петербурге? как себя новый французский посланник показал!
– Что? Да, я слышал что то; он что то неловко сказал при Его Величестве.
– Его Величество обратил его внимание на гренадерскую дивизию и церемониальный марш, – продолжал генерал, – и будто посланник никакого внимания не обратил и будто позволил себе сказать, что мы у себя во Франции на такие пустяки не обращаем внимания. Государь ничего не изволил сказать. На следующем смотру, говорят, государь ни разу не изволил обратиться к нему.
Все замолчали: на этот факт, относившийся лично до государя, нельзя было заявлять никакого суждения.
– Дерзки! – сказал князь. – Знаете Метивье? Я нынче выгнал его от себя. Он здесь был, пустили ко мне, как я ни просил никого не пускать, – сказал князь, сердито взглянув на дочь. И он рассказал весь свой разговор с французским доктором и причины, почему он убедился, что Метивье шпион. Хотя причины эти были очень недостаточны и не ясны, никто не возражал.
За жарким подали шампанское. Гости встали с своих мест, поздравляя старого князя. Княжна Марья тоже подошла к нему.
Он взглянул на нее холодным, злым взглядом и подставил ей сморщенную, выбритую щеку. Всё выражение его лица говорило ей, что утренний разговор им не забыт, что решенье его осталось в прежней силе, и что только благодаря присутствию гостей он не говорит ей этого теперь.
Когда вышли в гостиную к кофе, старики сели вместе.
Князь Николай Андреич более оживился и высказал свой образ мыслей насчет предстоящей войны.
Он сказал, что войны наши с Бонапартом до тех пор будут несчастливы, пока мы будем искать союзов с немцами и будем соваться в европейские дела, в которые нас втянул Тильзитский мир. Нам ни за Австрию, ни против Австрии не надо было воевать. Наша политика вся на востоке, а в отношении Бонапарта одно – вооружение на границе и твердость в политике, и никогда он не посмеет переступить русскую границу, как в седьмом году.
– И где нам, князь, воевать с французами! – сказал граф Ростопчин. – Разве мы против наших учителей и богов можем ополчиться? Посмотрите на нашу молодежь, посмотрите на наших барынь. Наши боги – французы, наше царство небесное – Париж.
Он стал говорить громче, очевидно для того, чтобы его слышали все. – Костюмы французские, мысли французские, чувства французские! Вы вот Метивье в зашей выгнали, потому что он француз и негодяй, а наши барыни за ним ползком ползают. Вчера я на вечере был, так из пяти барынь три католички и, по разрешенью папы, в воскресенье по канве шьют. А сами чуть не голые сидят, как вывески торговых бань, с позволенья сказать. Эх, поглядишь на нашу молодежь, князь, взял бы старую дубину Петра Великого из кунсткамеры, да по русски бы обломал бока, вся бы дурь соскочила!
Все замолчали. Старый князь с улыбкой на лице смотрел на Ростопчина и одобрительно покачивал головой.
– Ну, прощайте, ваше сиятельство, не хворайте, – сказал Ростопчин, с свойственными ему быстрыми движениями поднимаясь и протягивая руку князю.
– Прощай, голубчик, – гусли, всегда заслушаюсь его! – сказал старый князь, удерживая его за руку и подставляя ему для поцелуя щеку. С Ростопчиным поднялись и другие.


Княжна Марья, сидя в гостиной и слушая эти толки и пересуды стариков, ничего не понимала из того, что она слышала; она думала только о том, не замечают ли все гости враждебных отношений ее отца к ней. Она даже не заметила особенного внимания и любезностей, которые ей во всё время этого обеда оказывал Друбецкой, уже третий раз бывший в их доме.
Княжна Марья с рассеянным, вопросительным взглядом обратилась к Пьеру, который последний из гостей, с шляпой в руке и с улыбкой на лице, подошел к ней после того, как князь вышел, и они одни оставались в гостиной.
– Можно еще посидеть? – сказал он, своим толстым телом валясь в кресло подле княжны Марьи.
– Ах да, – сказала она. «Вы ничего не заметили?» сказал ее взгляд.
Пьер находился в приятном, после обеденном состоянии духа. Он глядел перед собою и тихо улыбался.
– Давно вы знаете этого молодого человека, княжна? – сказал он.
– Какого?
– Друбецкого?
– Нет, недавно…
– Что он вам нравится?
– Да, он приятный молодой человек… Отчего вы меня это спрашиваете? – сказала княжна Марья, продолжая думать о своем утреннем разговоре с отцом.
– Оттого, что я сделал наблюдение, – молодой человек обыкновенно из Петербурга приезжает в Москву в отпуск только с целью жениться на богатой невесте.
– Вы сделали это наблюденье! – сказала княжна Марья.
– Да, – продолжал Пьер с улыбкой, – и этот молодой человек теперь себя так держит, что, где есть богатые невесты, – там и он. Я как по книге читаю в нем. Он теперь в нерешительности, кого ему атаковать: вас или mademoiselle Жюли Карагин. Il est tres assidu aupres d'elle. [Он очень к ней внимателен.]
– Он ездит к ним?
– Да, очень часто. И знаете вы новую манеру ухаживать? – с веселой улыбкой сказал Пьер, видимо находясь в том веселом духе добродушной насмешки, за который он так часто в дневнике упрекал себя.
– Нет, – сказала княжна Марья.
– Теперь чтобы понравиться московским девицам – il faut etre melancolique. Et il est tres melancolique aupres de m lle Карагин, [надо быть меланхоличным. И он очень меланхоличен с m elle Карагин,] – сказал Пьер.
– Vraiment? [Право?] – сказала княжна Марья, глядя в доброе лицо Пьера и не переставая думать о своем горе. – «Мне бы легче было, думала она, ежели бы я решилась поверить кому нибудь всё, что я чувствую. И я бы желала именно Пьеру сказать всё. Он так добр и благороден. Мне бы легче стало. Он мне подал бы совет!»
– Пошли бы вы за него замуж? – спросил Пьер.
– Ах, Боже мой, граф, есть такие минуты, что я пошла бы за всякого, – вдруг неожиданно для самой себя, со слезами в голосе, сказала княжна Марья. – Ах, как тяжело бывает любить человека близкого и чувствовать, что… ничего (продолжала она дрожащим голосом), не можешь для него сделать кроме горя, когда знаешь, что не можешь этого переменить. Тогда одно – уйти, а куда мне уйти?…
– Что вы, что с вами, княжна?
Но княжна, не договорив, заплакала.
– Я не знаю, что со мной нынче. Не слушайте меня, забудьте, что я вам сказала.
Вся веселость Пьера исчезла. Он озабоченно расспрашивал княжну, просил ее высказать всё, поверить ему свое горе; но она только повторила, что просит его забыть то, что она сказала, что она не помнит, что она сказала, и что у нее нет горя, кроме того, которое он знает – горя о том, что женитьба князя Андрея угрожает поссорить отца с сыном.
– Слышали ли вы про Ростовых? – спросила она, чтобы переменить разговор. – Мне говорили, что они скоро будут. Andre я тоже жду каждый день. Я бы желала, чтоб они увиделись здесь.