Кызылбаши в Афганистане

Кызылбаши в Афганистане (азерб. Əfqanıstan qızılbaşları, перс. آذربایجان قزلباش‎) — часть азербайджанского этноса и этническая группа населения Афганистана, являющаяся этническим меньшинством страны. Говорят на азербайджанском тюркском. Согласно афганским данным, кызылбаши живут в Кабуле, Газни, Кандахаре и в нескольких других городах. Будучи среди самых образованных групп, они часто становились представителями профессионального и государственного общества.

Структура

Кызылбашами называли представителей семи тюркских племен (устаджлу, шамлу, никалу или текели, бахарлу, зулькадар, каджар, афшар) по их красному головному убору Они правили в течении двух веков Ираном..

Афганские кызылбаши разделяются на несколько групп: афшары, джеванширы и мурад хани, а также баяты, шахсевены, шамлу, ансарлу и шах агаси. Джаванширы происходят из Шуши и составляют основную часть кызылбашей. Они делятся на такие части как Курт, Шах Сумунд, Сиях Мансур и т. д. С именем мурад хани связан квартал в историческом центре Кабула. Также в Афганистане существует ряд населенных пунктов, связанных с афшарами, например, квартал Афшари Бала в Кабуле, села Нахакчы и Тепе между Кабулом и Гератом. Сёла Абшар и Абшара возле Герата также являются воспоминанием об афшарах. Кызылбаши также занимают фортифицированный квартал Чандол в Кабуле. Согласно данным конца XIX века кызылбаши проживали в Кабуле, Герате, Кандахаре и Афганском Туркестане.

По данным 1885 все еще сохраняли свой язык и говорили на персидском и тюрки.

Исповедуют шиизм.

История

После Индийского похода 1738—1739 Надир-шах оставил позади 300 кызылбашей, которые с другими отрядами должны были доставить золото и последовать за Надиром. Однако, на второй день марша к Кандахару кызылбаши услышали о смерти шаха. Через несколько дней прибыл Ахмад Абдали, лейтенант Надира, в будущем известный как Ахмад-шах Дуррани, сопровождаемый 500—600 соплеменниками, и забрал золото, а кызылбашей взял к себе на службу. Хорошее отношение Ахмад-шаха побудило прийти кызылбашей из окрестностей Тебриза, Мешхеда, Кирмана, Шираза. О прибытии кызылбашей с Надир-шахом свидетельствует фольклор кабульских афшаров. Главы кызылбашей, наряду с главами дуррани, белуджей и хазарейцев, упомянуты присутствующими при коронации Ахмад-шаха Дуррани в октябре 1747.

Митрополит Хрисанф сообщал, что гвардия афганского правителя Тимур-шаха Дуррани, состояла из 20 тысяч человек, из которых 12 тысяч были кызылбашами под командой сардара Мухаммед-хана Беята. Согласно Эльфинстону, они составляли треть Гулям Ханы (гвардии) дурранийских шахов, при этом являлись лучшей частью. Это подтверждал и Ганковский, указывавший, что ядром регулярной армии был гвардейский кавалерийский корпус (Гулам Хана или Гулям-Шахи), треть которой составляли кызылбаши. Английский путешественник Александр Бернс сообщал, что при правителях Кабула (Афганистана) кызылбаши составляли охрану шаха и были движущей силой государства.

Элитная кавалерия пишхидметов (личные слуги короля), экипированная лучше всех в дурранийской армии, также обычно состояла из кызылбашей.

Как указывал Ю. В. Ганковский, кызылбаши нередко достигали в Дурраннийской империи высоких постов, а среди придворных были, к примеру, родственники Надир-шаха и наваба Оуда. Последний был потомком тюркской династии Кара-Коюнлу. Младшие братья и сыновья кызылбашей, служивших при дворе шаха, наряду с дуррани, составляли двор наместника Герата.

Прежде чем стать шахом, Тимур Дуррани был назначен в 1757 году низамом Лахора, при этом в его войске, кроме местных мусульман, были кызылбаши.

Кызылбаши участвовали также в Третьей Панипатской битве (1761) в войске Ахмад-шаха Дуррани. Неизвестный кызылбашский хан (в источнике указан как Khan Kaizelbashi) упоминался в числе основных командующих афганской армии.

Во время борьбы за власть в Афганистане шииты-кызылбаши были опорой шаха Махмуда (1801—1803; 1809—1819).

Последние дурранийские шахи Заман (1793—1801) и Шуджа (1803—1809) обращались с кызылбашами резко, в следствии чего те примкнули к Хаджу Джумалу и Паинда Хану, отцу первого эмира Афганистана Дост Мухаммед Хана. Мать последнего была из кызылбашей-джаванширов, что придавало ему большой вес. С кызылбашами и визитерами из Туркестана Дост Мухаммед говорил на тюрки.

Во времена Афганского Эмирата кызылбашские лидеры были самыми богатыми, самыми интеллигентными, самыми влиятельными людьми в Кабуле. У эмиров Кабула служили телохранителями и были известны как Гулам Хани и Гулам-и-Шах. Будучи отличными конниками, кызылбаши составляли основу кавалерии и артиллерии эмира, их можно было найти также в индийской нерегулярной коннице. Также в Афганистане кызылбаши занимались купечеством, мелкой торговлей, работали врачами, секретарями и слугами.

Еще в 1857 году кызылбаши сохраняли былую власть, имели огромное влияние и составляли не слабую фракцию в кабульском правительстве. Согласно майору Хастингсу, хоть и они во второй половине XIX века все еще представляли определенную силу, их власть не могла сравниться с былой.

В дальнейшем шииты-кызылбаши претерпели террор железного эмира Абдур-Рахмана (1880—1901) и талибов. Во время муджахедского террора многие семьи были изгнаны из Мурад Хане, однако до сих пор потомков можно найти там потомков кызылбашей.

Численность

Точных данных о количестве кызылбашей сейчас и в прошлом нету.

В начале XIX века основная часть населения Кабула состояла из таджиков, кызылбашей и отчасти хазарейцев.

По данным 1838 года в Кабуле проживало 4000 кызылбашских семей и в случаи войны кызылбаши могли поставить от 4 до 5 тысяч ополченцев.

«Журнал политической миссии в Афганистан в 1857» дает информацию о 200 тысяч кызылбашах.

Согласно данным 1873 в Кабуле проживало около 10 тысяч кызылбашей. Джеванширы состояли из 2500 семей и проживали в Кабуле в отдельном квартале Чандол, окруженном высокими стенами. Около 300 семей афшаров проживало в сильной крепости в трех милях от Кабула. Мурад Хани насчитывало 1500 семей. Кроме них 700 проживали в крепости Баят.

В 1885 в Афганистане кызылбашей насчитывалось 150 тысяч.

В 1960-х годах согласно разным источникам в Афганистане проживало 30—350 тысяч афшаров.

По данным на 1996 год кызылбаши составляли 1,0 % 24-миллионного населения Афганистана.

Согласно Аднану Мендересу Кая в Афганистане проживают от 30 до 400 тысяч афшаров.

Также приводятся данные о 60-200 тысяч кызылбашей, проживающих в Афганистане в данное время. Афганские источники сообщают о 50 тысячах кызылбашей. Согласно Joshua Project их количество достигает 259 тысяч.

Интересные факты

• Кызылбаши упоминаются в гимне Афганистана.
• При Дуррани кызылбаши были настолько могущественны, что Ахмад шах, для избежания гражданской войны, послал их завоевывать Балх, что они сделали с легкостью.

Известные представители

• Дост Мухаммед — первый эмир Афганистана. Мать происходила из кызылбашей.
• Хуссейн Али Хан Джаваншир — главнокомандующий афганской армией.
• Абул Хасан-хан — правитель Пешавара.
• Амир Хан Джаваншир — афганский правитель Кашмира (1770/2-1776). Построил ряд достопримечательностей Кашмира, например, дворец Шер Гарни и мост Амиран Кадал. Преследовал кашмирских пандитов. По мнению сэра Уолтера Р. Лоуренса был возможно лучшим из афганских правителей.
• Мохаммед Али Джаваншир — один из известных шиитских лидеров Кабула в 1920-ые годы.
• Фатх Мухаммад Джаваншир — в 1850-ые годы был послан англичанами в Туркестан для выявления позиций русских.
• Хан Ширин Хан (ум. 1859) — один из наиболее влиятельных кызылбашей времен Первой англо-афганской войны. Открыто поддержал англичан, несмотря на надежды Дост Мухаммеда, что кызылбаши, принимая во внимание его кызылбашскую мать, примут его сторону. В связи этими событиями Хан Ширин Хана упоминает и Маулана Хамид Кашмири в «Акбарнаме», где Дост Мухаммед спорит с последователями. В 1842 был главным визирем (вазири заман) Кабула.
• Мирза Саид Али Хан — кызылбаш Кабула. Сер-дефтер Тюркистана.
• Мухаммад Исмаил Хан Джаваншир Кызылбаш — правитель Чарикара, сар-риштадар майманахского дафтара, сын Мухаммед Таги Хана.
• Мухаммед Амин Хан Кызылбаш — правитель Тирина.
• Мирза Мухаммед Хасан Хан Кызылбаш Кандахари — финансовый руководитель (сер-дефтер) 27 районов Кандахара, затем глава Кандахарского Бюро Подсчетов; боролся с коррупцией и местной знатью.
• Мухаммед Хусейн Хан «Фарари» Джаваншир (Кызылбаш) — правитель Бихсуда.
• Нур Мухаммед Хан, сын Наджаф Али Хана Кызылбаша — придворный поэт во время правления Хабиб Аллах Хана.
• Ага Саид Ахмад Хан Кызылбаш — сар-дафтар Гатагана.
• Молла Байар Мурад Хан Афшар (Кызылбаш) — гази шариатского суда Кабула.
• Абд Аль-Гадир Хан Афшар Кызылбаш — правитель Исфизара.
• Мирза Али Джан Хан Кызылбаш — сер-дефтер Газни.
• Баба Хан Джаваншир (Кызылбаш) — правитель Кунара.
• Полковник Гулам Хасан Хан Кызылбаш.

Литература

• Fayz Muhammad Kātib Hazārah. [books.google.ru/books?id=9QkzAQAAQBAJ The History of Afghanistan]. — Leiden: Brill, 2013. — P. 1994—2193. — 3500 p. — ISBN 978-9004234918.

Отрывок, характеризующий Кызылбаши в Афганистане

Возвратясь во Францию, на родину, великую, сильную, великолепную, спокойную, славную, я провозгласил бы границы ее неизменными; всякую будущую войну защитительной; всякое новое распространение – антинациональным; я присоединил бы своего сына к правлению империей; мое диктаторство кончилось бы, в началось бы его конституционное правление…
Париж был бы столицей мира и французы предметом зависти всех наций!..
Потом мои досуги и последние дни были бы посвящены, с помощью императрицы и во время царственного воспитывания моего сына, на то, чтобы мало помалу посещать, как настоящая деревенская чета, на собственных лошадях, все уголки государства, принимая жалобы, устраняя несправедливости, рассевая во все стороны и везде здания и благодеяния.]
Он, предназначенный провидением на печальную, несвободную роль палача народов, уверял себя, что цель его поступков была благо народов и что он мог руководить судьбами миллионов и путем власти делать благодеяния!
«Des 400000 hommes qui passerent la Vistule, – писал он дальше о русской войне, – la moitie etait Autrichiens, Prussiens, Saxons, Polonais, Bavarois, Wurtembergeois, Mecklembourgeois, Espagnols, Italiens, Napolitains. L'armee imperiale, proprement dite, etait pour un tiers composee de Hollandais, Belges, habitants des bords du Rhin, Piemontais, Suisses, Genevois, Toscans, Romains, habitants de la 32 e division militaire, Breme, Hambourg, etc.; elle comptait a peine 140000 hommes parlant francais. L'expedition do Russie couta moins de 50000 hommes a la France actuelle; l'armee russe dans la retraite de Wilna a Moscou, dans les differentes batailles, a perdu quatre fois plus que l'armee francaise; l'incendie de Moscou a coute la vie a 100000 Russes, morts de froid et de misere dans les bois; enfin dans sa marche de Moscou a l'Oder, l'armee russe fut aussi atteinte par, l'intemperie de la saison; elle ne comptait a son arrivee a Wilna que 50000 hommes, et a Kalisch moins de 18000».
[Из 400000 человек, которые перешли Вислу, половина была австрийцы, пруссаки, саксонцы, поляки, баварцы, виртембергцы, мекленбургцы, испанцы, итальянцы и неаполитанцы. Императорская армия, собственно сказать, была на треть составлена из голландцев, бельгийцев, жителей берегов Рейна, пьемонтцев, швейцарцев, женевцев, тосканцев, римлян, жителей 32 й военной дивизии, Бремена, Гамбурга и т.д.; в ней едва ли было 140000 человек, говорящих по французски. Русская экспедиция стоила собственно Франции менее 50000 человек; русская армия в отступлении из Вильны в Москву в различных сражениях потеряла в четыре раза более, чем французская армия; пожар Москвы стоил жизни 100000 русских, умерших от холода и нищеты в лесах; наконец во время своего перехода от Москвы к Одеру русская армия тоже пострадала от суровости времени года; по приходе в Вильну она состояла только из 50000 людей, а в Калише менее 18000.]
Он воображал себе, что по его воле произошла война с Россией, и ужас совершившегося не поражал его душу. Он смело принимал на себя всю ответственность события, и его помраченный ум видел оправдание в том, что в числе сотен тысяч погибших людей было меньше французов, чем гессенцев и баварцев.


Несколько десятков тысяч человек лежало мертвыми в разных положениях и мундирах на полях и лугах, принадлежавших господам Давыдовым и казенным крестьянам, на тех полях и лугах, на которых сотни лет одновременно сбирали урожаи и пасли скот крестьяне деревень Бородина, Горок, Шевардина и Семеновского. На перевязочных пунктах на десятину места трава и земля были пропитаны кровью. Толпы раненых и нераненых разных команд людей, с испуганными лицами, с одной стороны брели назад к Можайску, с другой стороны – назад к Валуеву. Другие толпы, измученные и голодные, ведомые начальниками, шли вперед. Третьи стояли на местах и продолжали стрелять.
Над всем полем, прежде столь весело красивым, с его блестками штыков и дымами в утреннем солнце, стояла теперь мгла сырости и дыма и пахло странной кислотой селитры и крови. Собрались тучки, и стал накрапывать дождик на убитых, на раненых, на испуганных, и на изнуренных, и на сомневающихся людей. Как будто он говорил: «Довольно, довольно, люди. Перестаньте… Опомнитесь. Что вы делаете?»
Измученным, без пищи и без отдыха, людям той и другой стороны начинало одинаково приходить сомнение о том, следует ли им еще истреблять друг друга, и на всех лицах было заметно колебанье, и в каждой душе одинаково поднимался вопрос: «Зачем, для кого мне убивать и быть убитому? Убивайте, кого хотите, делайте, что хотите, а я не хочу больше!» Мысль эта к вечеру одинаково созрела в душе каждого. Всякую минуту могли все эти люди ужаснуться того, что они делали, бросить всо и побежать куда попало.
Но хотя уже к концу сражения люди чувствовали весь ужас своего поступка, хотя они и рады бы были перестать, какая то непонятная, таинственная сила еще продолжала руководить ими, и, запотелые, в порохе и крови, оставшиеся по одному на три, артиллеристы, хотя и спотыкаясь и задыхаясь от усталости, приносили заряды, заряжали, наводили, прикладывали фитили; и ядра так же быстро и жестоко перелетали с обеих сторон и расплюскивали человеческое тело, и продолжало совершаться то страшное дело, которое совершается не по воле людей, а по воле того, кто руководит людьми и мирами.
Тот, кто посмотрел бы на расстроенные зады русской армии, сказал бы, что французам стоит сделать еще одно маленькое усилие, и русская армия исчезнет; и тот, кто посмотрел бы на зады французов, сказал бы, что русским стоит сделать еще одно маленькое усилие, и французы погибнут. Но ни французы, ни русские не делали этого усилия, и пламя сражения медленно догорало.
Русские не делали этого усилия, потому что не они атаковали французов. В начале сражения они только стояли по дороге в Москву, загораживая ее, и точно так же они продолжали стоять при конце сражения, как они стояли при начале его. Но ежели бы даже цель русских состояла бы в том, чтобы сбить французов, они не могли сделать это последнее усилие, потому что все войска русских были разбиты, не было ни одной части войск, не пострадавшей в сражении, и русские, оставаясь на своих местах, потеряли половину своего войска.
Французам, с воспоминанием всех прежних пятнадцатилетних побед, с уверенностью в непобедимости Наполеона, с сознанием того, что они завладели частью поля сраженья, что они потеряли только одну четверть людей и что у них еще есть двадцатитысячная нетронутая гвардия, легко было сделать это усилие. Французам, атаковавшим русскую армию с целью сбить ее с позиции, должно было сделать это усилие, потому что до тех пор, пока русские, точно так же как и до сражения, загораживали дорогу в Москву, цель французов не была достигнута и все их усилия и потери пропали даром. Но французы не сделали этого усилия. Некоторые историки говорят, что Наполеону стоило дать свою нетронутую старую гвардию для того, чтобы сражение было выиграно. Говорить о том, что бы было, если бы Наполеон дал свою гвардию, все равно что говорить о том, что бы было, если б осенью сделалась весна. Этого не могло быть. Не Наполеон не дал своей гвардии, потому что он не захотел этого, но этого нельзя было сделать. Все генералы, офицеры, солдаты французской армии знали, что этого нельзя было сделать, потому что упадший дух войска не позволял этого.
Не один Наполеон испытывал то похожее на сновиденье чувство, что страшный размах руки падает бессильно, но все генералы, все участвовавшие и не участвовавшие солдаты французской армии, после всех опытов прежних сражений (где после вдесятеро меньших усилий неприятель бежал), испытывали одинаковое чувство ужаса перед тем врагом, который, потеряв половину войска, стоял так же грозно в конце, как и в начале сражения. Нравственная сила французской, атакующей армии была истощена. Не та победа, которая определяется подхваченными кусками материи на палках, называемых знаменами, и тем пространством, на котором стояли и стоят войска, – а победа нравственная, та, которая убеждает противника в нравственном превосходстве своего врага и в своем бессилии, была одержана русскими под Бородиным. Французское нашествие, как разъяренный зверь, получивший в своем разбеге смертельную рану, чувствовало свою погибель; но оно не могло остановиться, так же как и не могло не отклониться вдвое слабейшее русское войско. После данного толчка французское войско еще могло докатиться до Москвы; но там, без новых усилий со стороны русского войска, оно должно было погибнуть, истекая кровью от смертельной, нанесенной при Бородине, раны. Прямым следствием Бородинского сражения было беспричинное бегство Наполеона из Москвы, возвращение по старой Смоленской дороге, погибель пятисоттысячного нашествия и погибель наполеоновской Франции, на которую в первый раз под Бородиным была наложена рука сильнейшего духом противника.



Для человеческого ума непонятна абсолютная непрерывность движения. Человеку становятся понятны законы какого бы то ни было движения только тогда, когда он рассматривает произвольно взятые единицы этого движения. Но вместе с тем из этого то произвольного деления непрерывного движения на прерывные единицы проистекает большая часть человеческих заблуждений.
Известен так называемый софизм древних, состоящий в том, что Ахиллес никогда не догонит впереди идущую черепаху, несмотря на то, что Ахиллес идет в десять раз скорее черепахи: как только Ахиллес пройдет пространство, отделяющее его от черепахи, черепаха пройдет впереди его одну десятую этого пространства; Ахиллес пройдет эту десятую, черепаха пройдет одну сотую и т. д. до бесконечности. Задача эта представлялась древним неразрешимою. Бессмысленность решения (что Ахиллес никогда не догонит черепаху) вытекала из того только, что произвольно были допущены прерывные единицы движения, тогда как движение и Ахиллеса и черепахи совершалось непрерывно.
Принимая все более и более мелкие единицы движения, мы только приближаемся к решению вопроса, но никогда не достигаем его. Только допустив бесконечно малую величину и восходящую от нее прогрессию до одной десятой и взяв сумму этой геометрической прогрессии, мы достигаем решения вопроса. Новая отрасль математики, достигнув искусства обращаться с бесконечно малыми величинами, и в других более сложных вопросах движения дает теперь ответы на вопросы, казавшиеся неразрешимыми.
Эта новая, неизвестная древним, отрасль математики, при рассмотрении вопросов движения, допуская бесконечно малые величины, то есть такие, при которых восстановляется главное условие движения (абсолютная непрерывность), тем самым исправляет ту неизбежную ошибку, которую ум человеческий не может не делать, рассматривая вместо непрерывного движения отдельные единицы движения.
В отыскании законов исторического движения происходит совершенно то же.
Движение человечества, вытекая из бесчисленного количества людских произволов, совершается непрерывно.
Постижение законов этого движения есть цель истории. Но для того, чтобы постигнуть законы непрерывного движения суммы всех произволов людей, ум человеческий допускает произвольные, прерывные единицы. Первый прием истории состоит в том, чтобы, взяв произвольный ряд непрерывных событий, рассматривать его отдельно от других, тогда как нет и не может быть начала никакого события, а всегда одно событие непрерывно вытекает из другого. Второй прием состоит в том, чтобы рассматривать действие одного человека, царя, полководца, как сумму произволов людей, тогда как сумма произволов людских никогда не выражается в деятельности одного исторического лица.
Историческая наука в движении своем постоянно принимает все меньшие и меньшие единицы для рассмотрения и этим путем стремится приблизиться к истине. Но как ни мелки единицы, которые принимает история, мы чувствуем, что допущение единицы, отделенной от другой, допущение начала какого нибудь явления и допущение того, что произволы всех людей выражаются в действиях одного исторического лица, ложны сами в себе.
Всякий вывод истории, без малейшего усилия со стороны критики, распадается, как прах, ничего не оставляя за собой, только вследствие того, что критика избирает за предмет наблюдения большую или меньшую прерывную единицу; на что она всегда имеет право, так как взятая историческая единица всегда произвольна.
Только допустив бесконечно малую единицу для наблюдения – дифференциал истории, то есть однородные влечения людей, и достигнув искусства интегрировать (брать суммы этих бесконечно малых), мы можем надеяться на постигновение законов истории.
Первые пятнадцать лет XIX столетия в Европе представляют необыкновенное движение миллионов людей. Люди оставляют свои обычные занятия, стремятся с одной стороны Европы в другую, грабят, убивают один другого, торжествуют и отчаиваются, и весь ход жизни на несколько лет изменяется и представляет усиленное движение, которое сначала идет возрастая, потом ослабевая. Какая причина этого движения или по каким законам происходило оно? – спрашивает ум человеческий.
Историки, отвечая на этот вопрос, излагают нам деяния и речи нескольких десятков людей в одном из зданий города Парижа, называя эти деяния и речи словом революция; потом дают подробную биографию Наполеона и некоторых сочувственных и враждебных ему лиц, рассказывают о влиянии одних из этих лиц на другие и говорят: вот отчего произошло это движение, и вот законы его.
Но ум человеческий не только отказывается верить в это объяснение, но прямо говорит, что прием объяснения не верен, потому что при этом объяснении слабейшее явление принимается за причину сильнейшего. Сумма людских произволов сделала и революцию и Наполеона, и только сумма этих произволов терпела их и уничтожила.
«Но всякий раз, когда были завоевания, были завоеватели; всякий раз, когда делались перевороты в государстве, были великие люди», – говорит история. Действительно, всякий раз, когда являлись завоеватели, были и войны, отвечает ум человеческий, но это не доказывает, чтобы завоеватели были причинами войн и чтобы возможно было найти законы войны в личной деятельности одного человека. Всякий раз, когда я, глядя на свои часы, вижу, что стрелка подошла к десяти, я слышу, что в соседней церкви начинается благовест, но из того, что всякий раз, что стрелка приходит на десять часов тогда, как начинается благовест, я не имею права заключить, что положение стрелки есть причина движения колоколов.
Всякий раз, как я вижу движение паровоза, я слышу звук свиста, вижу открытие клапана и движение колес; но из этого я не имею права заключить, что свист и движение колес суть причины движения паровоза.
Крестьяне говорят, что поздней весной дует холодный ветер, потому что почка дуба развертывается, и действительно, всякую весну дует холодный ветер, когда развертывается дуб. Но хотя причина дующего при развертыванье дуба холодного ветра мне неизвестна, я не могу согласиться с крестьянами в том, что причина холодного ветра есть раэвертыванье почки дуба, потому только, что сила ветра находится вне влияний почки. Я вижу только совпадение тех условий, которые бывают во всяком жизненном явлении, и вижу, что, сколько бы и как бы подробно я ни наблюдал стрелку часов, клапан и колеса паровоза и почку дуба, я не узнаю причину благовеста, движения паровоза и весеннего ветра. Для этого я должен изменить совершенно свою точку наблюдения и изучать законы движения пара, колокола и ветра. То же должна сделать история. И попытки этого уже были сделаны.