Кызыл Аул

Кызыл Аул
Город:	Ишимбай Ишимбай
Административный район города:	Левобережная промзона
Почтовые индексы:	453203

Кызыл Аул (также встречается наименование Кызыл Батыр) — историческая местность в городе Ишимбае, находящаяся на левом берегу реки Белой, бывшая деревня.

История

Территориально деревня вошла в черту города Ишимбая согласно постановлению Президума ЦИК БАССР «Об организации рабочего посёлка ишимбаевских нефтепромыслов» от 29 марта 1934 года, решившего также судьбу деревень Ишимбаево, Ирек, Юрматы. Известно, что в этих четырёх деревнях в сентябре 1932 года было размещено 888 семей, приехавших за нефтью.

Газеты «Красная Башкирия» от 24 мая 1934 года, «Башкирская вышка» от 9 июня 1932 года опубликовали материалы, где запечатлен облик аула. Он состоял из 18 домов. Крыши 15 из них были крыты соломой, 1 — железом и 2 — тесом. Он располагался в ста метрах от скважины № 703.

«Произведенным обследованием было обнаружено, что почти в каждом доме в пристройках к домам из плетня, покрытых соломой, установлены печи без дымовых труб (топятся по-черному). Искры поднимаются под соломенные крыши и каждую минуту есть угроза возникновения пожара. Скважина № 703 фонтанирует. Нефть течет здесь же в земляные амбары. На таком же расстоянии, как фонтанная буровая № 703, строится вышка № 714. Угроза пожара несомненна. Направление ветра — почти всегда в сторону вышек. Чтобы обезопасить фонтанную скважину № 703 и вновь строящуюся вышку № 714 от пожара, население хутора Кызыл-Батыр необходимо немедленно перевести в более отдаленное от нефтеразведки место».

«Точных сведений о том, остался ли хутор на прежнем месте или был переведен на новое, не имеется. Учитывая напряженное положение со стройматериалами и рабочей силой, характерное для тех лет, маловероятно, что он изменил своё местоположение».

В память о деревнях Аллагуват, Карлыкуль, Ирек, Кызыл Аул, Куч, Новопетровский (Кожак) и Малый Аллагуват, чьи земли вошли в состав городов Ишимбая и Салавата, в память об его жителях, погибшим в Великой Отечественной войне, был воздвигнут мемориальный комплекс «Земли Юрматы» на перекрёстке автотрассы Салават—Стерлитамак у поворота на Ишимбай.

Семь мраморных плит, олицетворяющих семь переселенных деревень. В центре возвышается стела — символ Земли Юрматы, обрамленный цветком курая, стоит стела «Никто не забыт, ничто не забыто». На 8 пилонах высечены имена 513 фронтовиков, не вернувшихся с войны, почти каждый третий из 1428 земляков, ушедших на фронт. Здесь стоит бюст Героя Советского Союза Хасана Ахтямова, уроженца села Аллагуват.

Памятник открыт по Указу Президента Республики Башкортостан. На церемонии торжественного открытия комплекса Президент РБ М. Г. Рахимов посадил дерево.

В 2005 году бывшие жители деревень Юрматы, Куч, Кызыл Аул и Ирек и их потомки, всего около 250 человек, встретились вновь на малой родине, празднуя её 80-летие

Отрывок, характеризующий Кызыл Аул

В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитой кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно, не переставая, стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не могла сомкнуть глаз от этого стона, и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы быть подальше от этого раненого.
Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.


Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.