Кырым Герай
| Кырым Герай Qırım Geray قريم كراى<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Могила Кырым Герая на кладбище Ханского дворца в Бахчисарае.</td></tr> | ||
| ||
|---|---|---|
| 1758 — 1764 | ||
| Предшественник: | Халим Герай | |
| Преемник: | Селим III Герай | |
| ||
| 1768 — 1769 | ||
| Предшественник: | Максуд Герай | |
| Преемник: | Девлет IV Герай | |
| Вероисповедание: | Ислам, суннитского толка | |
| Рождение: | 1717 | |
| Смерть: | 1769 | |
| Место погребения: | Бахчисарай | |
| Род: | Гераи | |
| Отец: | Девлет II Герай | |
| Дети: | Бахт Герай, Бахадур Герай, Мухаммед Герай и Каплан Герай | |
Кыры́м Гера́й (Гире́й) (крым. Qırım Geray, قريم كراى; 1717—1769) — крымский хан из династии Гераев (1758—1764, 1768—1769), сын хана Девлета II Герая, внук Селима I Герая.
Биография
В 1748—1750 годах Кырым Герай был сераскиром Буджацкой орды. При Арслане Герае был нурэддином (1748) и ханским наместником (сераскиром) в Буджаке. Заняв ханский престол, Кырым Герай назначил калгой Хаджи Герая, а нурэддином — Селима Гирея, сына Арслана Герая. Однако потом хан уволил калгу, переместив на эту должность нурэддина Селима Герая. Новым нурэддином был назначен ханский племянник Ахмед Герай. После смерти калги Селима Герая на эту должность был назначен Саадет Герай, сын кубанского сераскира Дели Бахти Герая. Вскоре после смерти калги Саадета Герая эту должность получил Максуд Герай, сын хана Селямета Герая. Нурэддин Ахмед Герай был отстранен от должности, которую получил Месуд Герай, сын хана Арслана Герая. Во второе правление Кырыма Герая калгой был оставлен Месуд Герай, а нурэддином был назначен Каплан Герай, сын Селима Герая.
Кырым Герай начал вести самостоятельную внешнюю политику задолго до воцарения, направив посольство к прусскому королю Фридриху II. Сознавая растущую угрозу со стороны России, пытался найти союзников для организации совместной обороны. Вскоре оставил Крым и поселился в Турции, где не прекращал политической деятельности, поддерживая едисанских ногайцев, недовольных правящим ханом. Прибыв в Едисан лично, собрал вокруг себя большое войско, намереваясь выступить на Крым. Учитывая силу и популярность Кырыма Герая, султан принял решение предоставить ему ханское звание.
Заняв престол, Кырым Герай начал создание внешнеполитического альянса для противостояния российской экспансии. Кырым Герай говорил прусскому эмиссару А. фон дер Гольцу, что ещё в юности поклялся отомстить русским за разорение Крыма в русско-турецкую войну 1735-1739 гг., и именно ему суждено сокрушить Россию[1]. Переговоры с Пруссией окончились безрезультатно, так как в начале 1762 г., с приходом к власти в Петербурге Петра III, война между Россией и Пруссией прекратилась, и Фридрих II отказался от идеи антироссийского союза с Крымом.
Кырым Герай пытался привлечь на свою сторону Польшу, оказав поддержку противникам возведения на престол российского ставленника Понятовского. Он доказывал султану губительность турецкого нейтралитета в восточноевропейских делах и эфемерность мира с Россией, но в ответ получил отставку (султан опасался, что активность Кырыма Герая приведет к войне с соседями).
В 1768 году османский султан вновь утвердил на ханском престоле Кырыма Герая, чтобы тот возглавил крымские войска в начавшейся русско-турецкой войне. В 1769 г. крымское войско обрушилось на Южную Украину, но, кроме сожжения и разграбления опустевших деревень, ничего не добилось, не решившись осаждать пограничные крепости. Кырым Герай, пройдя через Польшу в Молдавию, внезапно умер в Каушане. Налицо были все признаки умышленного отравления (очевидец смерти хана французский авантюрист барон де Тотт подозревал турецкого великого визиря[2]), но беи отказались начать следствие.
Во внутренней политике Кырым Герай сделал огромный вклад в развитие экономической и культурной жизни страны. Поощрял развитие сельского хозяйства. Объёмы хлебопроизводства были увеличены настолько, что хан поставил вопрос о постройке специального порта на Днепре для вывоза зерна. В поисках путей к экономической независимости ханства приказал произвести геологические разведки в Крымских и Кавказских горах с целью поиска полезных ископаемых и драгоценных металлов.
Время правления Кырыма Герая стало эпохой расцвета крымскотатарского искусства — в это время развивался стиль так называемого «крымского рококо». Для украшения ханского дворца были приглашены лучшие художники и архитекторы своего времени. В столице появились новые фонтаны и здания. Самые известные архитектурные памятники эпохи Кырыма Герая: «Фонтан слёз», мавзолей Диляры-бикеч, Ешиль-Джами. Хан живо интересовался европейской (в частности, французской) культурой и общественной мыслью.
Похоронен на ханском кладбище Бахчисарайского дворца.
Напишите отзыв о статье "Кырым Герай"
Примечания
- ↑ Мундт Т. Крым-Гирей, союзник Фридриха Великого. Пролог столкновений между Россией и Турцией // Известия Таврической учёной архивной комиссии. № 43. 1909. С.32.
- ↑ [library.kr.ua/elib/tott.html Записки барона Тотта о татарском набеге 1769 г. на Ново-Сербию // Киевская старина. - 1883. - № 9-10 . - С. 135-198]
Литература
- О. Гайворонский «Созвездие Гераев»
- О. Гайворонский «Повелители двух материков» тома 1-2
- Халим Гирай «Розовый куст ханов» (история крымских ханов)
Отрывок, характеризующий Кырым Герай
– Главе французского правительства, au chef du gouverienement francais, – серьезно и с удовольствием сказал князь Долгоруков. – Не правда ли, что хорошо?– Хорошо, но очень не понравится ему, – заметил Болконский.
– О, и очень! Мой брат знает его: он не раз обедал у него, у теперешнего императора, в Париже и говорил мне, что он не видал более утонченного и хитрого дипломата: знаете, соединение французской ловкости и итальянского актерства? Вы знаете его анекдоты с графом Марковым? Только один граф Марков умел с ним обращаться. Вы знаете историю платка? Это прелесть!
И словоохотливый Долгоруков, обращаясь то к Борису, то к князю Андрею, рассказал, как Бонапарт, желая испытать Маркова, нашего посланника, нарочно уронил перед ним платок и остановился, глядя на него, ожидая, вероятно, услуги от Маркова и как, Марков тотчас же уронил рядом свой платок и поднял свой, не поднимая платка Бонапарта.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказал Болконский, – но вот что, князь, я пришел к вам просителем за этого молодого человека. Видите ли что?…
Но князь Андрей не успел докончить, как в комнату вошел адъютант, который звал князя Долгорукова к императору.
– Ах, какая досада! – сказал Долгоруков, поспешно вставая и пожимая руки князя Андрея и Бориса. – Вы знаете, я очень рад сделать всё, что от меня зависит, и для вас и для этого милого молодого человека. – Он еще раз пожал руку Бориса с выражением добродушного, искреннего и оживленного легкомыслия. – Но вы видите… до другого раза!
Бориса волновала мысль о той близости к высшей власти, в которой он в эту минуту чувствовал себя. Он сознавал себя здесь в соприкосновении с теми пружинами, которые руководили всеми теми громадными движениями масс, которых он в своем полку чувствовал себя маленькою, покорною и ничтожной» частью. Они вышли в коридор вслед за князем Долгоруковым и встретили выходившего (из той двери комнаты государя, в которую вошел Долгоруков) невысокого человека в штатском платье, с умным лицом и резкой чертой выставленной вперед челюсти, которая, не портя его, придавала ему особенную живость и изворотливость выражения. Этот невысокий человек кивнул, как своему, Долгорукому и пристально холодным взглядом стал вглядываться в князя Андрея, идя прямо на него и видимо, ожидая, чтобы князь Андрей поклонился ему или дал дорогу. Князь Андрей не сделал ни того, ни другого; в лице его выразилась злоба, и молодой человек, отвернувшись, прошел стороной коридора.
– Кто это? – спросил Борис.
– Это один из самых замечательнейших, но неприятнейших мне людей. Это министр иностранных дел, князь Адам Чарторижский.
– Вот эти люди, – сказал Болконский со вздохом, который он не мог подавить, в то время как они выходили из дворца, – вот эти то люди решают судьбы народов.
На другой день войска выступили в поход, и Борис не успел до самого Аустерлицкого сражения побывать ни у Болконского, ни у Долгорукова и остался еще на время в Измайловском полку.
На заре 16 числа эскадрон Денисова, в котором служил Николай Ростов, и который был в отряде князя Багратиона, двинулся с ночлега в дело, как говорили, и, пройдя около версты позади других колонн, был остановлен на большой дороге. Ростов видел, как мимо его прошли вперед казаки, 1 й и 2 й эскадрон гусар, пехотные батальоны с артиллерией и проехали генералы Багратион и Долгоруков с адъютантами. Весь страх, который он, как и прежде, испытывал перед делом; вся внутренняя борьба, посредством которой он преодолевал этот страх; все его мечтания о том, как он по гусарски отличится в этом деле, – пропали даром. Эскадрон их был оставлен в резерве, и Николай Ростов скучно и тоскливо провел этот день. В 9 м часу утра он услыхал пальбу впереди себя, крики ура, видел привозимых назад раненых (их было немного) и, наконец, видел, как в середине сотни казаков провели целый отряд французских кавалеристов. Очевидно, дело было кончено, и дело было, очевидно небольшое, но счастливое. Проходившие назад солдаты и офицеры рассказывали о блестящей победе, о занятии города Вишау и взятии в плен целого французского эскадрона. День был ясный, солнечный, после сильного ночного заморозка, и веселый блеск осеннего дня совпадал с известием о победе, которое передавали не только рассказы участвовавших в нем, но и радостное выражение лиц солдат, офицеров, генералов и адъютантов, ехавших туда и оттуда мимо Ростова. Тем больнее щемило сердце Николая, напрасно перестрадавшего весь страх, предшествующий сражению, и пробывшего этот веселый день в бездействии.
– Ростов, иди сюда, выпьем с горя! – крикнул Денисов, усевшись на краю дороги перед фляжкой и закуской.
Офицеры собрались кружком, закусывая и разговаривая, около погребца Денисова.
– Вот еще одного ведут! – сказал один из офицеров, указывая на французского пленного драгуна, которого вели пешком два казака.
Один из них вел в поводу взятую у пленного рослую и красивую французскую лошадь.
– Продай лошадь! – крикнул Денисов казаку.
– Изволь, ваше благородие…
Офицеры встали и окружили казаков и пленного француза. Французский драгун был молодой малый, альзасец, говоривший по французски с немецким акцентом. Он задыхался от волнения, лицо его было красно, и, услыхав французский язык, он быстро заговорил с офицерами, обращаясь то к тому, то к другому. Он говорил, что его бы не взяли; что он не виноват в том, что его взяли, а виноват le caporal, который послал его захватить попоны, что он ему говорил, что уже русские там. И ко всякому слову он прибавлял: mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval [Но не обижайте мою лошадку,] и ласкал свою лошадь. Видно было, что он не понимал хорошенько, где он находится. Он то извинялся, что его взяли, то, предполагая перед собою свое начальство, выказывал свою солдатскую исправность и заботливость о службе. Он донес с собой в наш арьергард во всей свежести атмосферу французского войска, которое так чуждо было для нас.
