Кьюсак, Димфна

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Кьюсак, Эллен Димфна»)
Перейти к: навигация, поиск
Димфна Кьюсак
EllenК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3330 дней] Dymphna Cusack
Имя при рождении:

Эллен Димфна Кьюсак

Место рождения:

Уэст-Уайэлонг, Новый Южный Уэльс, Австралия

Гражданство:

Великобритания ВеликобританияАвстралия Австралия

Род деятельности:

прозаик

Годы творчества:

1934-1967

Направление:

Психологическая новелла

Жанр:

роман

Дебют:

«Небо Красно поутру» (1935)

Награды:

Эллен Димфна Кьюсак (англ. Ellen Dymphna Cusack; 22 сентября 1902, Уэст-Уайэлонг, Новый Южный Уэльс — 19 октября 1981) — австралийская писательница.





Биография

Родилась в семье овдовевшего ирландского фермера знатного происхождения. Получила среднее образование. В возрасте 22 лет окончила Сиднейский университет. Дебютировала психологической драмой «Небо красно поутру». Но настоящую известность писательница получила благодаря своему политическому роману «Юнгфрау».

Димфна Кьюсак родилась 22 сентября 1902 года в небольшом местечке Уайлонге, в штате Нового Южного Уэльса. От своего деда, ирландского бунтаря, иммигрировавшего в Австралию в середине XIX века, она унаследовала, как часто говорила писательница, «мятежный дух», любовь к свободе, непримиримость к насилию и угнетению. Детство её прошло на ферме, где отец разводил овец, даже искал золото, пока его не постигло разорение. Девочка любила ездить верхом, играть в футбол с мальчишками и читать. Под каждой подушкой в доме, вспоминала впоследствии Кьюсак, у неё была спрятана книга. В двенадцать лет тайком сочиняла пьесы и прятала листочки бумаги в щель резервуара с водой, где их «сторожила» летучая мышь. Память о тех годах она сохранит на всю жизнь, всю жизнь её связь с землей, с природой Австралии будет естественной и органичной.

Согласно семейной традиции, Димфна Кьюсак училась в католической школе Св. Урсулы в городе Армигейле. Обучение проводилось под строгим надзором монахинь. День начинался в пять часов утра с чтения молитвы, молитвой и заканчивался. Режим был суровый, почти спартанский. Девочкам внушали принципы христианских добродетелей: честность, нравственность, милосердие, любовь к ближнему. Учили умению сосредоточиться и погрузиться в свой внутренний мир. Дальнейшие годы учения в Сиднейском университете привили ей «материалистическое свободомыслие», но приверженность к христианским постулатам, явившимся для неё выражением общечеловеческих ценностей, Кьюсак также сохранила на всю жизнь: честность, скромность, трудолюбие, пренебрежение к материальным благам. В 1926 году она заканчивает гуманитарный факультет университета, где она изучала литературу, историю, философию. Здесь утверждаются ростки национального самосознания, интерес к австралийской культуре и истории. Получив степень бакалавра и диплом с правом преподавания истории и психологии, Кьюсак работает в школе Нового Южного Уэльса. На этом поприще она трудиться около двадцати лет, осуществляя свою благородную просветительную миссию. Отсюда вынесет знания людей и жизни в промышленных районах, здесь столкнется с бедностью и преступностью, провоцируемыми нищетой.

Раннее творчество молодой писательницы выпадает на сложный период для Австралии. Страна охвачена политической борьбой, классовыми антагонизмами и социальными потрясениями. Период 30-х годов Австралии будет омрачен «великой депрессией» в преддверии надвигавшейся войны. Димфна Кьюсак вместе с прогрессивными силами Австралии участвует в антифашистском движении, в кампании защиты Испании. Она ощущает свою сопричастность к процессам, происходившим в мире. Война застала Кьюсак в портовом городе Ньюкасле, городе стали и угля, где опасность, нависшая над страной, ощущалась ещё сильнее. И даже в это тяжелое и трудное время она не перестает работать: выступает с лекциями по истории и культуре Австралии в кружках просвещенных рабочих, в военных лагерях и казармах. Война принесла неисчислимые жертвы и страдания. Не обошла она стороной и семью Кьюсак: на войне погибает её брат. В 1944 году с ней произошел несчастный случай, и она перенесла сложную операцию на позвоночнике. Прикованная на долгие годы к постели, Кьюсак заново учиться жить и работать. «Боль удивительно стимулирует воображение», — говорила она. Димфна Кьюсак диктует свой роман Флоренс Джеймс, лежа в постели: « Я стала писательницей, потому что у меня не было иного выхода». Много раз она говорила смерти «Нет!», не теряя при этом жизнерадостности и оптимизма. Её личные потребности всегда были очень скромными, почти монастырскими. В романе «Солнце — это ещё не всё» устами молодой студентки Лайши Кьюсак скажет: «Я не хочу тихой обеспеченности… Я хочу быть с людьми, которые борются во имя другого мира…» Это голос самой писательницы, не желавшей « тихой беспечности», продолжавшей непрерывно работать, внося свою лепту в дело мира и единения народов. Она против войны и разрушения. Она за возрождение земного сада на сожженной планете.

Романы

  • «Юнгфрау» (1936)
  • «Скажи смерти „нет“!» (1951, русский перевод 1961)
  • «Солнце в изгнании» (1955)
  • «Чёрная молния» (1964, русский перевод 1972)
  • «Обгоревшее дерево» (1969, русский перевод 1973)
  • «Жаркое лето в Берлине» (1961, русский перевод 1962)
  • «Солнце — это ещё не всё» (1967, русский перевод 1969)

Пьесы

  • «Небо красно поутру» (1935)
  • «Кометы пролетают быстро» (1943)
  • «Тихоокеанский рай» (1956)

Рассказы

  • «Рождественская Елка» («Огонек», 1979, № 52, с. 18-19; Иллюстрации И. Пчелко; перевод с Английского — Владимир Постников)

Напишите отзыв о статье "Кьюсак, Димфна"

Ссылки

  • Кьюсак Элен Димфна — статья из Большой советской энциклопедии.
  • [www.sovetika.ru/austral/lit1977_2.htm Норман Фрихилл и Димфна Кьюсак]
  • [www.bibliomaster.ru/k/dimfna-kyusak/ Книги Димфны Кьюсак на BiblioMaster]
  • [www.modernlib.ru/books/kyusak_dimfna/ Книги Димфны Кьюсак на ModernLib.Ru]


Отрывок, характеризующий Кьюсак, Димфна

Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.


На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.