Ли Гю Хёк

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Кью Хьюк Ли»)
Перейти к: навигация, поиск
Ли Гю Хёк
Общая информация
Оригинальное имя кор. 이규혁
Гражданство Республика Корея Республика Корея
Дата рождения 16 марта 1978(1978-03-16) (46 лет)
Место рождения Сеул, Республика Корея
Специализация спринтер
Личные рекорды
500 метров 34,26
1000 метров 1:07,51
1500 метров 1:45,20
3000 метров 3:54,30
5000 метров 7:07,61
10 000 метров 15:32,67
Медали
Чемпионаты мира
Золото Хамар 2007 спринтерское многоборье
Бронза Солт-Лейк-Сити 2007 1000 м
Золото Херенвен 2008 спринтерское многоборье
Серебро Нагано 2008 500 м
Серебро Ричмонд 2009 500 м
Золото Обихиро 2010 спринтерское многоборье
Золото Херенвен 2011 спринтерское многоборье
Золото Инцелль 2011 500 м
Серебро Калгари 2012 спринтерское многоборье
Азиатские игры
Серебро Канвондо 1999 1000 м
Золото Аомори 2003 1000 м
Золото Аомори 2003 1500 м
Серебро Чанчунь 2007 500 м
Золото Чанчунь 2007 1500 м
Золото Чанчунь 2007 1000 м
Бронза Астана 2011 1500 м
Серебро Астана 2011 командная гонка
Универсиады
Серебро Муджу 1997 500 м
Бронза Муджу 1997 1500 м
 

Ли Гю Хёк (кор. 이규혁; 16 марта 1978, Сеул) — южнокорейский конькобежец, специализируется на спринтерских дистанциях. Четырёхратный чемпион мира в спринтерском многоборье, чемпион мира 2011 года на дистанции 500 метров, двукратный серебряный и однократный бронзовый призёр чемпионатов мира на дистанциях 500 и 1000 метров соответственно. Четырёхкратный чемпион Азиатских игр (по два раза выиграл гонки на 1000 и 1500 метров). Родом из конькобежной семьи: отец — Ли Ик Хван (участник Олимпийских игр 1968 года), младший брат — Ли Кё Хён (участник Олимпийских игр 1998 и 2002 года).



Карьера

В 13 лет дебютировал на юниорском чемпионате мира 1992 года в Варшаве, где показал итоговый 21-й результат. На Олимпийских играх 1994 года в Лиллехаммере, в своём дебютном сезоне на взрослом уровне, 15-летний Ли стал 36-м на пятисотметровке и 32-м на дистанции вдвое длиннее.

В 1997 году Ли выиграл свои первые награды, взяв «серебро» на пятисотметровой дистанции и «бронзу» на километровой в рамках домашней для себя Универсиады в Муджу. На Олимпийских играх 1998 года в Нагано Гю Хёк был восьмым в полукилометровой гонке и 13-м в километровой. В том же сезоне к корейцу пришла первая победа на этапах Кубка мира.

На чемпионате мира 2001 года в Солт-Лейк-Сити Ли остановился в шаге от бронзовый медали, став четвёртым на тысяче метров, а на пятистах метрах он стал пятым. На прошедших там же Олимпийских играх 2002 года он вновь стал пятым на полукилометре, а на километре и полуторокилометре — восьмым.

После этого на три сезона Ли ухудшил свои позиции в мировых коньках, оказавшись во втором десятке лучших спринтеров мира. Однако на континентальном уровне он завоевал два «золота» на Азиатских играх 2003 года в Аомори (дистанции 1000 и 1500 метров). В сезоне 2005/06 он вновь стал показывать хорошие результаты, среди которых четвёртое место на чемпионате мира по спринтерскому многоборью, а также четвёртое место на пятисотметровом забеге в олимпийском Турине.

На конец 2000-х пришёл расцвет карьеры Ли Гю Хёка, который особенно сильно выступал на дистанциях 500 и 1000 метров. На первой дистанции он дважды стал серебряным призёром чемпионатов мира (2008, 2009), на второй — бронзовым (2007). Четырежды он стал чемпионом мира в спринтерском многоборье (2007, 2008, 2010, 2011).

Напишите отзыв о статье "Ли Гю Хёк"

Ссылки

  • [skateresults.com/skater/show/626 Профиль на SkateResults.com]  (англ.)
  • [www.sports-reference.com/olympics/athletes/le/lee-gyu-hyeok-2.html Ли Гю Хёк] — олимпийская статистика на сайте Sports-Reference.com (англ.)

Отрывок, характеризующий Ли Гю Хёк

– Вы, кажется, тоже хотели ехать, maman? Карета нужна? – .сказал он, с улыбкой обращаясь к матери.
– Да, поди, поди, вели приготовить, – сказала она, уливаясь.
Борис вышел тихо в двери и пошел за Наташей, толстый мальчик сердито побежал за ними, как будто досадуя на расстройство, происшедшее в его занятиях.


Из молодежи, не считая старшей дочери графини (которая была четырьмя годами старше сестры и держала себя уже, как большая) и гостьи барышни, в гостиной остались Николай и Соня племянница. Соня была тоненькая, миниатюрненькая брюнетка с мягким, отененным длинными ресницами взглядом, густой черною косой, два раза обвившею ее голову, и желтоватым оттенком кожи на лице и в особенности на обнаженных худощавых, но грациозных мускулистых руках и шее. Плавностью движений, мягкостью и гибкостью маленьких членов и несколько хитрою и сдержанною манерой она напоминала красивого, но еще не сформировавшегося котенка, который будет прелестною кошечкой. Она, видимо, считала приличным выказывать улыбкой участие к общему разговору; но против воли ее глаза из под длинных густых ресниц смотрели на уезжавшего в армию cousin [двоюродного брата] с таким девическим страстным обожанием, что улыбка ее не могла ни на мгновение обмануть никого, и видно было, что кошечка присела только для того, чтоб еще энергичнее прыгнуть и заиграть с своим соusin, как скоро только они так же, как Борис с Наташей, выберутся из этой гостиной.
– Да, ma chere, – сказал старый граф, обращаясь к гостье и указывая на своего Николая. – Вот его друг Борис произведен в офицеры, и он из дружбы не хочет отставать от него; бросает и университет и меня старика: идет в военную службу, ma chere. А уж ему место в архиве было готово, и всё. Вот дружба то? – сказал граф вопросительно.
– Да ведь война, говорят, объявлена, – сказала гостья.
– Давно говорят, – сказал граф. – Опять поговорят, поговорят, да так и оставят. Ma chere, вот дружба то! – повторил он. – Он идет в гусары.
Гостья, не зная, что сказать, покачала головой.
– Совсем не из дружбы, – отвечал Николай, вспыхнув и отговариваясь как будто от постыдного на него наклепа. – Совсем не дружба, а просто чувствую призвание к военной службе.
Он оглянулся на кузину и на гостью барышню: обе смотрели на него с улыбкой одобрения.
– Нынче обедает у нас Шуберт, полковник Павлоградского гусарского полка. Он был в отпуску здесь и берет его с собой. Что делать? – сказал граф, пожимая плечами и говоря шуточно о деле, которое, видимо, стоило ему много горя.
– Я уж вам говорил, папенька, – сказал сын, – что ежели вам не хочется меня отпустить, я останусь. Но я знаю, что я никуда не гожусь, кроме как в военную службу; я не дипломат, не чиновник, не умею скрывать того, что чувствую, – говорил он, всё поглядывая с кокетством красивой молодости на Соню и гостью барышню.
Кошечка, впиваясь в него глазами, казалась каждую секунду готовою заиграть и выказать всю свою кошачью натуру.
– Ну, ну, хорошо! – сказал старый граф, – всё горячится. Всё Бонапарте всем голову вскружил; все думают, как это он из поручиков попал в императоры. Что ж, дай Бог, – прибавил он, не замечая насмешливой улыбки гостьи.
Большие заговорили о Бонапарте. Жюли, дочь Карагиной, обратилась к молодому Ростову:
– Как жаль, что вас не было в четверг у Архаровых. Мне скучно было без вас, – сказала она, нежно улыбаясь ему.
Польщенный молодой человек с кокетливой улыбкой молодости ближе пересел к ней и вступил с улыбающейся Жюли в отдельный разговор, совсем не замечая того, что эта его невольная улыбка ножом ревности резала сердце красневшей и притворно улыбавшейся Сони. – В середине разговора он оглянулся на нее. Соня страстно озлобленно взглянула на него и, едва удерживая на глазах слезы, а на губах притворную улыбку, встала и вышла из комнаты. Всё оживление Николая исчезло. Он выждал первый перерыв разговора и с расстроенным лицом вышел из комнаты отыскивать Соню.
– Как секреты то этой всей молодежи шиты белыми нитками! – сказала Анна Михайловна, указывая на выходящего Николая. – Cousinage dangereux voisinage, [Бедовое дело – двоюродные братцы и сестрицы,] – прибавила она.
– Да, – сказала графиня, после того как луч солнца, проникнувший в гостиную вместе с этим молодым поколением, исчез, и как будто отвечая на вопрос, которого никто ей не делал, но который постоянно занимал ее. – Сколько страданий, сколько беспокойств перенесено за то, чтобы теперь на них радоваться! А и теперь, право, больше страха, чем радости. Всё боишься, всё боишься! Именно тот возраст, в котором так много опасностей и для девочек и для мальчиков.
– Всё от воспитания зависит, – сказала гостья.
– Да, ваша правда, – продолжала графиня. – До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. – Я знаю, что я всегда буду первою confidente [поверенной] моих дочерей, и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.
– Да, славные, славные ребята, – подтвердил граф, всегда разрешавший запутанные для него вопросы тем, что всё находил славным. – Вот подите, захотел в гусары! Да вот что вы хотите, ma chere!
– Какое милое существо ваша меньшая, – сказала гостья. – Порох!
– Да, порох, – сказал граф. – В меня пошла! И какой голос: хоть и моя дочь, а я правду скажу, певица будет, Саломони другая. Мы взяли итальянца ее учить.
– Не рано ли? Говорят, вредно для голоса учиться в эту пору.
– О, нет, какой рано! – сказал граф. – Как же наши матери выходили в двенадцать тринадцать лет замуж?
– Уж она и теперь влюблена в Бориса! Какова? – сказала графиня, тихо улыбаясь, глядя на мать Бориса, и, видимо отвечая на мысль, всегда ее занимавшую, продолжала. – Ну, вот видите, держи я ее строго, запрещай я ей… Бог знает, что бы они делали потихоньку (графиня разумела: они целовались бы), а теперь я знаю каждое ее слово. Она сама вечером прибежит и всё мне расскажет. Может быть, я балую ее; но, право, это, кажется, лучше. Я старшую держала строго.
– Да, меня совсем иначе воспитывали, – сказала старшая, красивая графиня Вера, улыбаясь.
Но улыбка не украсила лица Веры, как это обыкновенно бывает; напротив, лицо ее стало неестественно и оттого неприятно.
Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.
– Всегда с старшими детьми мудрят, хотят сделать что нибудь необыкновенное, – сказала гостья.
– Что греха таить, ma chere! Графинюшка мудрила с Верой, – сказал граф. – Ну, да что ж! всё таки славная вышла, – прибавил он, одобрительно подмигивая Вере.
Гостьи встали и уехали, обещаясь приехать к обеду.
– Что за манера! Уж сидели, сидели! – сказала графиня, проводя гостей.


Когда Наташа вышла из гостиной и побежала, она добежала только до цветочной. В этой комнате она остановилась, прислушиваясь к говору в гостиной и ожидая выхода Бориса. Она уже начинала приходить в нетерпение и, топнув ножкой, сбиралась было заплакать оттого, что он не сейчас шел, когда заслышались не тихие, не быстрые, приличные шаги молодого человека.