Хино, Кэйдзо

Кэйдзо Хино
日野 啓三
Дата рождения:	14 июня 1929(1929-06-14)
Место рождения:	Токио
Дата смерти:	14 октября 2002(2002-10-14) (73 года)
Род деятельности:	писатель
Годы творчества:	1960-е — 2002
Направление:	сюрреализм
Дебют:	«По ту сторону» (向かう側, 1966)
Премии:	премия Акутагавы </br>премия Танидзаки</br>премия Ито</br>премия Номы</br>премия Ёмиури</br>премия Хирабаяси</br>премия Идзуми

Кэйдзо Хино (яп. 日野 啓三 Хино Кэйдзо:, 14 июня 1929—14 октября 2002) — японский писатель—сюрреалист. Лауреат большинства важнейших литературных премий Японии. С 1987 года входил в состав жюри премии Акутагавы. Член Японской академии искусств (с 2000). На русский язык переведены новелла «Воздушный сад» (1976) и роман-притча «Остров Мечты» (1985).

Биография

Родился в Токио. Детство провёл в оккупированной Японией Корее в Сеуле, куда переехал из Токио вместе с направленным по службе отцом. После окончания войны и репатриации вернулся на родину отца, в Фукуяму (преф. Хиросима). В школе изучал русский язык. Переехав в Токио, поступил на филологический факультет Токийского университета (отделение социологии). В конце 1940-х пережил сильное увлечения литературой писателей послевоенной группы (Нома, Сиина, Хания), знакомство с работами которых стимулировало его собственные первые литературные опыты. После окончания университета в 1952 году начал работать журналистом в международном отделе газеты «Ёмиури». В качестве специального корреспондента работал в Сайгоне во время вьетнамской войны и в Сеуле во время корейской войны. В те же годы сблизился с Такэси Кайко, также освещавшим события из этих горячих точек. В 1966 году выпустил сборник «Вьетнамские репортажи» (ベトナム報道).

Творческий путь начинал как литературный критик. Как писатель дебютировал с рассказом «По ту сторону» (向かう側, 1966). В 1970 году в журнале «Бунгакукай» был напечатан рассказ «Безвозвратно ушедшее лето» (めぐらざる夏, 1970, номинация на премию Акутагавы). За повесть «Дом в мире сансары» (此岸の家, 1974), написанную по мотивам военного опыта и истории отношений с супругой-кореянкой, был удостоен премии Хирабаяси. Критиками произведение было воспринято несколько односторонне как сисёсэцу, то есть в данном случае описание повседневности перипетий семейной жизни, в то время как амбиции автора были устремлены к её трансценденции. Широкая известность к Хино пришла с новеллой «На закате» (あの夕陽, 1975, премия Акутагавы).

Начало 1980-х ознаменовало решительное обращение писателя к повествованию сюрреалистического толка, мотивы которого, впрочем, были заметны уже и в ранних работах. В такой манере написаны центральные для его творчества «Объятия» (抱擁, 1982, премия Идзуми), «Остров Мечты» (夢の島, 1985, премия Министерства образования Японии), «Плывущая дюна» (砂丘が動くように, 1986, премия Танидзаки). Последнее из этих произведений и его образная система стали во многом программными для Хино, остро отреагировавшего на изменения в жизненном укладе, обусловленные ускоренными темпами урбанизации и массовой индивидуализации социума. Атомарность существования современного человека была выражена им метафорой песка.

Во второй половине 1980-х Хино написал целую серию произведений, разрабатывающих тему ирреального. Это роман «Остров Мечты» (夢の島, 1985), сборники рассказов «Бегом по сну» (夢を走る, 1985), «Сегодня тоже те, кто видел сны...» (きょうも夢みる者たちは…, 1988) и др. Снам, их переплетению с реальностью и условности самого понятия реальности, Хино придавал решающее значение, интуитивно следуя им в принятии принципиальных жизненных и творческих решений. В этом смысле испытал сильное влияние теорий Юнга, автобиография которого стала его настольной книгой с конца 1960-х. Кроме того, сны и построение конструктивного диалога с ними Хино считал той исходной точкой, откуда возможно фундаментальное обращение деструктивного пути, на который, как ему казалось, вступило человечество.

После обнаружения у писателя рака наметился новый поворот в его творчестве. В той или иной степени по мотивам ракового опыта написаны «Эпицентр тайфуна» (台風の眼, 1993, премия Номы), «Свет» (光, премия Ёмиури), многочисленные рассказы («Тени на крыше», 屋上の影たち, 1991 и др.).

Скончался в 2002 году от рака толстой кишки. До последних дней продолжал работать в редакции газеты «Ёмиури». Организацию похорон Хино взял на себя поэт Макото Оока.

Издания на русском языке

• Хино Кэйдзо. Воздушный сад / Пер. Т. Редько-Добровольской // Современная японская новелла 1945—1978. — М.: Художественная литература, 1980. — С. 577-587.
• Хино Кэйдзо. [hyperion-book.ru/store/knigi-o-yaponii/book_109.html Остров мечты] / Пер. Т. Редько-Добровольской // серия «Terra Nipponica». — СПб.: Гиперион, 2014. — С. 192. — ISBN 9785893322132.

См. также

• Тосио Симао

Ссылки

• [homepage1.nifty.com/naokiaward/akutagawa/jugun/jugun72HK.htm Информация о произведениях писателя, в разные годы выдвигавшихся на премию Акутагавы] (яп.)
• [ci.nii.ac.jp/search?q=日野啓三&author=山根+繁樹&range=2 Серия литературоведческих статей о творчестве писателя] (яп.)

Отрывок, характеризующий Хино, Кэйдзо

– Что здоровье? На болезнь плакаться – бог смерти не даст, – сказал Каратаев и тотчас же возвратился к начатому рассказу.
– …И вот, братец ты мой, – продолжал Платон с улыбкой на худом, бледном лице и с особенным, радостным блеском в глазах, – вот, братец ты мой…
Пьер знал эту историю давно, Каратаев раз шесть ему одному рассказывал эту историю, и всегда с особенным, радостным чувством. Но как ни хорошо знал Пьер эту историю, он теперь прислушался к ней, как к чему то новому, и тот тихий восторг, который, рассказывая, видимо, испытывал Каратаев, сообщился и Пьеру. История эта была о старом купце, благообразно и богобоязненно жившем с семьей и поехавшем однажды с товарищем, богатым купцом, к Макарью.
Остановившись на постоялом дворе, оба купца заснули, и на другой день товарищ купца был найден зарезанным и ограбленным. Окровавленный нож найден был под подушкой старого купца. Купца судили, наказали кнутом и, выдернув ноздри, – как следует по порядку, говорил Каратаев, – сослали в каторгу.
– И вот, братец ты мой (на этом месте Пьер застал рассказ Каратаева), проходит тому делу годов десять или больше того. Живет старичок на каторге. Как следовает, покоряется, худого не делает. Только у бога смерти просит. – Хорошо. И соберись они, ночным делом, каторжные то, так же вот как мы с тобой, и старичок с ними. И зашел разговор, кто за что страдает, в чем богу виноват. Стали сказывать, тот душу загубил, тот две, тот поджег, тот беглый, так ни за что. Стали старичка спрашивать: ты за что, мол, дедушка, страдаешь? Я, братцы мои миленькие, говорит, за свои да за людские грехи страдаю. А я ни душ не губил, ни чужого не брал, акромя что нищую братию оделял. Я, братцы мои миленькие, купец; и богатство большое имел. Так и так, говорит. И рассказал им, значит, как все дело было, по порядку. Я, говорит, о себе не тужу. Меня, значит, бог сыскал. Одно, говорит, мне свою старуху и деток жаль. И так то заплакал старичок. Случись в их компании тот самый человек, значит, что купца убил. Где, говорит, дедушка, было? Когда, в каком месяце? все расспросил. Заболело у него сердце. Подходит таким манером к старичку – хлоп в ноги. За меня ты, говорит, старичок, пропадаешь. Правда истинная; безвинно напрасно, говорит, ребятушки, человек этот мучится. Я, говорит, то самое дело сделал и нож тебе под голова сонному подложил. Прости, говорит, дедушка, меня ты ради Христа.
Каратаев замолчал, радостно улыбаясь, глядя на огонь, и поправил поленья.
– Старичок и говорит: бог, мол, тебя простит, а мы все, говорит, богу грешны, я за свои грехи страдаю. Сам заплакал горючьми слезьми. Что же думаешь, соколик, – все светлее и светлее сияя восторженной улыбкой, говорил Каратаев, как будто в том, что он имел теперь рассказать, заключалась главная прелесть и все значение рассказа, – что же думаешь, соколик, объявился этот убийца самый по начальству. Я, говорит, шесть душ загубил (большой злодей был), но всего мне жальче старичка этого. Пускай же он на меня не плачется. Объявился: списали, послали бумагу, как следовает. Место дальнее, пока суд да дело, пока все бумаги списали как должно, по начальствам, значит. До царя доходило. Пока что, пришел царский указ: выпустить купца, дать ему награждения, сколько там присудили. Пришла бумага, стали старичка разыскивать. Где такой старичок безвинно напрасно страдал? От царя бумага вышла. Стали искать. – Нижняя челюсть Каратаева дрогнула. – А его уж бог простил – помер. Так то, соколик, – закончил Каратаев и долго, молча улыбаясь, смотрел перед собой.
Не самый рассказ этот, но таинственный смысл его, та восторженная радость, которая сияла в лице Каратаева при этом рассказе, таинственное значение этой радости, это то смутно и радостно наполняло теперь душу Пьера.


– A vos places! [По местам!] – вдруг закричал голос.
Между пленными и конвойными произошло радостное смятение и ожидание чего то счастливого и торжественного. Со всех сторон послышались крики команды, и с левой стороны, рысью объезжая пленных, показались кавалеристы, хорошо одетые, на хороших лошадях. На всех лицах было выражение напряженности, которая бывает у людей при близости высших властей. Пленные сбились в кучу, их столкнули с дороги; конвойные построились.
– L'Empereur! L'Empereur! Le marechal! Le duc! [Император! Император! Маршал! Герцог!] – и только что проехали сытые конвойные, как прогремела карета цугом, на серых лошадях. Пьер мельком увидал спокойное, красивое, толстое и белое лицо человека в треугольной шляпе. Это был один из маршалов. Взгляд маршала обратился на крупную, заметную фигуру Пьера, и в том выражении, с которым маршал этот нахмурился и отвернул лицо, Пьеру показалось сострадание и желание скрыть его.
Генерал, который вел депо, с красным испуганным лицом, погоняя свою худую лошадь, скакал за каретой. Несколько офицеров сошлось вместе, солдаты окружили их. У всех были взволнованно напряженные лица.
– Qu'est ce qu'il a dit? Qu'est ce qu'il a dit?.. [Что он сказал? Что? Что?..] – слышал Пьер.
Во время проезда маршала пленные сбились в кучу, и Пьер увидал Каратаева, которого он не видал еще в нынешнее утро. Каратаев в своей шинельке сидел, прислонившись к березе. В лице его, кроме выражения вчерашнего радостного умиления при рассказе о безвинном страдании купца, светилось еще выражение тихой торжественности.
Каратаев смотрел на Пьера своими добрыми, круглыми глазами, подернутыми теперь слезою, и, видимо, подзывал его к себе, хотел сказать что то. Но Пьеру слишком страшно было за себя. Он сделал так, как будто не видал его взгляда, и поспешно отошел.
Когда пленные опять тронулись, Пьер оглянулся назад. Каратаев сидел на краю дороги, у березы; и два француза что то говорили над ним. Пьер не оглядывался больше. Он шел, прихрамывая, в гору.
Сзади, с того места, где сидел Каратаев, послышался выстрел. Пьер слышал явственно этот выстрел, но в то же мгновение, как он услыхал его, Пьер вспомнил, что он не кончил еще начатое перед проездом маршала вычисление о том, сколько переходов оставалось до Смоленска. И он стал считать. Два французские солдата, из которых один держал в руке снятое, дымящееся ружье, пробежали мимо Пьера. Они оба были бледны, и в выражении их лиц – один из них робко взглянул на Пьера – было что то похожее на то, что он видел в молодом солдате на казни. Пьер посмотрел на солдата и вспомнил о том, как этот солдат третьего дня сжег, высушивая на костре, свою рубаху и как смеялись над ним.