Кэмпбелл, Арчибальд, 1-й маркиз Аргайл

Арчибальд Кэмпбелл Archibald Campbell<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
граф Аргайл
1638 — 1661
Предшественник:	Арчибальд Кэмпбелл
Преемник:	Арчибальд Кэмпбелл
Маркиз Аргайл
1641 — 1661
Предшественник:	новый титул
Преемник:	титул конфискован
Рождение:	1607(1607)
Смерть:	27 мая 1661(1661-05-27) Эдинбург, Шотландия
Место погребения:	Собор Святого Жиля, Эдинбург
Род:	Кэмпбеллы
Отец:	Арчибальд Кэмпбелл
Мать:	Агнес Дуглас
Супруга:	Маргарет Дуглас

Арчибальд Кэмпбелл (англ. Archibald Campbell; 1607—27 мая 1661), 1-й маркиз Аргайл (c 1641 г.), 8-й граф Аргайл (с 1638 г.) — крупнейший государственный деятель Шотландии времён Английской революции и ковенантского движения, фактический глава правительства страны на протяжении большей части периода нахождения ковенантеров у власти в Шотландии.

Молодые годы

Арчибальд Кэмпбелл был старшим сыном Арчибальда, 7-го графа Аргайла, и леди Анны Дуглас. В 1622 г. он окончил Сент-Эндрюсский университет. После перехода отца в католичество и его эмиграции в Испанию в 1618 г. Арчибальд Кэмпбелл вступил в управление обширными владениями Кэмпбеллов в западной Шотландии. Властный и авторитарный лорд Лорн (таким титулом пользовался Арчибальд до смерти своего отца в 1638 г.) уже в молодости начал претендовать на ведущие позиции в шотландском обществе. В его подчинении находился самый могущественный из горных кланов Шотландии — клан Кэмпбелл, который мог выставить своему лидеру армию до 2000 солдат, а также земли в Аргайле, Кинтайре, Лорне, Баденохе, Лохабере и Ангусе. Арчибальд по-праву являлся одним из самых могущественных аристократов Шотландии. Его поддержку искал сам король Карл I, который включил в 1628 г. лорда Лорна в состав своего Тайного совета. Однако, несмотря на вхождение в высший орган государственной администрации, Кэмпбелл дистанцировался от религиозной политики короля, пытавшегося реформировать шотландскую пресвитерианскую церковь по англиканскому образцу.

Принятие Ковенанта

Прекрасно ориентируясь в настроениях шотландского общества, лорд Лорн отказался участвовать в первом богослужении в Эдинбурге по новой королевской литургии в 1637 г., которое вызвало мощное восстание, быстро распространившееся на всю страну. В начале 1638 г. восставшие приняли «Национальный ковенант» — манифест шотландского народа в защиту пресвитерианства и против королевского абсолютизма. Лорд Лорн вместе с лордом-казначеем Шотландии графом Траквером были вызваны в Лондон на переговоры к королю. Кэмпбелл отказался осудить Ковенант и предложил Карлу I отменить свои церковные реформы. Разгневанный король в ответ поддержал претензии графа Антрима, вождя клана Макдональд, на владения Кэмпбеллов в Кинтайре. Это ещё более углубило недоверие лорда Лорна к королю и толкнуло его в стан ковенантеров.

В конце 1638 г. Арчибальд Кэмпбелл (ставший после смерти отца графом Аргайлом) принял участие в генеральной ассамблее шотландской церкви в Глазго, причём он не подчинился решению королевского представителя маркиза Гамильтона о роспуске собрания и продолжил участвовать в заседаниях, на которых, в частности, было принято решение о ликвидации епископата в Шотландии. В начавшейся в 1639 г. войне между королём и шотландскими сословиями Аргайл встал на сторону последних и во главе небольшого отряда, набранного среди членов клана Кэмпбелл, захватил замок Бродик на Арране. Позднее Аргайл стал одним из инициаторов важного конституционного преобразования в стране — лишении короля права влиять на формирование Комитета статей, ведущего законотворческого органа, избираемого парламентом Шотландии. Аргайл вошёл в состав нового комитета сословий, который стал фактическим правительством ковенантской Шотландии, не подчинившись указу короля об отложении парламента.

Борьба за власть

В июне 1640 г. Аргайл получил от парламента страны полномочия по наведению порядка в Атолле и Ангусе. Он решительно взялся за это поручение и в короткие сроки не только подавил выступления роялистов и сжёг замок Эрли, но и захватил земли своих врагов (прежде всего кланов Гордон, Огилви, Стюарт), что сделало Аргайла повелителем всего западного и центрального Хайленда. Эти действия были восприняты рядом ковенантеров как попытка использования парламентских полномочий в личных целях. В августе 1640 г. даже сложился союз умеренных и демократически настроенных лидеров ковенантского движения (Монтроз, Роутс, Сифорт) против власти узкой олигархии во главе с Аргайлом.

Летом 1641 г. в Шотландию прибыл король Карл I в поисках союзников против начавшейся в Англии революции. Король пожаловал Аргайлу титул маркиза, даровал ему крупные земельные владения и денежные субсидии, назначил в состав правления государственного казначейства и возложил на него функции защиты шотландского побережья от возможных атак ирландских католиков. Аргайл использовал визит короля для ослабления враждебной ему группировки во главе с графом Монтрозом, которого он обвинил в заговоре с целью своего убийства, что привело к временному аресту Монтроза. Устранив влияние конкурентов маркиз ещё более увеличил свою власть в стране и пошёл на сближение с радикальной частью ковенантского движения и религиозными лидерами страны. Одновременно он не забывал о упрочении собственной власти в Хайленде, а в 1642 г. снарядил из солдат своего клана экспедицию в Ольстер на подавление восстания католиков.

Гражданские войны

С началом в 1642 г. гражданской войны в Англии Аргайл выступил за вступление Шотландии в войну на стороне английского парламента. Маркиза поддержала генеральная ассамблея и значительная часть членов парламента Шотландии, тогда как большинство членов правительства, во главе с Гамильтоном, были против. Тем не менее, используя стремление ковенантеров распространить пресвитерианскую веру на соседние страны, Аргайл и его сторонники добились в 1643 г. заключения военно-религиозного союза английского и шотландского парламентов, известного под названием «Торжественная лига и Ковенант». В начале 1644 г. шотландские войска вступили на территорию Англии и присоединились к военным действиям против короля. Вместе с ними в Англию прибыл и маркиз Аргайл, в качестве командующего шотландской кавалерией и члена Комитета обоих королевств.

Но уже в марте 1644 г., когда в самой Шотландии вспыхнула гражданская война, Аргайл вернулся на родину и достаточно быстро подавил выступление роялистов в Абердиншире. Однако в июле в Арднамурхане высадилась ирландская армия Аласдера Макдональда, большинство солдат которой являлись членами резко враждебных Аргайлу горных кланов (прежде всего клана Макдональд). Во главе этой армии встал маркиз Монтроз, назначенный королём наместником Шотландии. Попытки Аргайла остановить продвижение роялистов провалились: 28 октября 1644 г. его войска были разбиты Монтрозом в битве при Фиви. Арчибальд сложил с себя функции командующего и удалился в свой замок Инверари. Однако в декабре того же года армия роялистов вторглась в Аргайл, заставив маркиза бежать, и занялась систематическим разорением земель Арчибальда, одновременно изгоняя и уничтожая мирных жителей клана Кэмпбелл. В феврале 1645 г. Аргайлу удалось вытеснить горцев на север, но в битве при Инверлохи его войска были наголову разбиты Монтрозом, а сам маркиз вновь бежал на корабле. Триумфальное шествие роялистов по Шотландии продолжилось весной 1645 г. Аргайл уже не пытался лично командовать армиями ковенантеров, однако в качестве представителя правительства присутствовал в войсках, в том числе и во время их очередного разгрома в сражении при Килсайте. К счастью для ковенантеров, 13 сентября 1645 г. Монтроз потерпел решающее поражение при Филипхоу и власть парламента Шотландии была восстановлена. По свидетельству современников, именно Аргайл отдал приказ об убийстве всех пленённых ковенантерами горцев после этой битвы, руководствуясь собственным принципом «Мёртвые не кусаются». К весне 1646 г. Аргайлу удалось также изгнать ирландцев из своих владений.

Когда в 1646 г. Карл I сдался на милость шотландской армии, Арчибальд Кэмпбелл от имени правительства Шотландии участвовал в переговорах с королём об условиях его освобождения. Затем он отправился в Лондон, чтобы способствовать укреплению англо-шотландского союза и утверждению пресвитерианства в Англии. В рамках этого визита Аргайл принял участие в Вестминстерской ассамблее богословов. Однако в конце 1647 г. большинство членов шотландского правительства выступило за союз с королём против «индепендентов», захвативших власть в Англии. Был заключён «Ингейджмент» между лидерами ковенантеров (Лаудон, Ланарк и Лодердейл) и Карлом I о военном союзе. Аргайл выступил против этого соглашения, но остался в меньшинстве и был фактически отстранён от власти в Шотландии. «Ингейджеры» сформировали новую армию, во главе которой встал герцог Гамильтон, которая вторглась в Англию, однако 19 августа 1648 г. была разбита Оливером Кромвелем в битве при Престоне.

Правление радикалов

Поражение «ингейджеров» вызвало восстание радикальных пресвитериан юго-западной Шотландии. Во главе этих банд «виггаморов» (скотокрадов) встал маркиз Аргайл. Под его руководством восставшие вступили в Эдинбург и свергли умеренное правительство. У власти оказалось наиболее радикальное крыло ковенантеров и их лидер — маркиз Аргайл, которого поддержали лорд-канцлер Лаудон и командующие шотландскими войсками Ливен и Лесли. Правительство Аргайла обратилось за помощью к Кромвелю и приняло в 1649 г. «Акт о классах», запрещающий занятие государственных должностей «ингейджерам» и роялистам.

Однако казнь короля Карла I в Англии вновь расколола общественное мнение Шотландии. Часть ковенантеров высказалась за реставрацию его сына, Карла II. Аргайл поддержал эту идею, однако при условии принятия новым королём жёстких условий правительства. Тем временем был схвачен Монтроз, давний враг Арчибальда Кэмпбелла, который в начале 1650 г. был казнён, причём Аргайл выступал свидетелем обвинения на процессе против Монтроза. После подписания Карлом II Бредского соглашения и принятия им Ковенанта, король летом 1650 г. прибыл в Шотландию. Аргайл тем не менее остался во главе шотландского правительства.

3 сентября 1650 г. армия ковенантеров была разбита войсками Кромвеля в битве при Данбаре. Создалась реальная угроза завоевания страны англичанами. Это заставило правительство пойти на уступки королю. В свою очередь, Карл II пообещал Аргайлу за его поддержку герцогство и орден подвязки, начались также переговоры о браке молодого короля и дочери маркиза. 1 января 1651 г. Аргайл короновал Карла II в Скуне королём Шотландии. Началось формирование единой национальной армии, включающей не только радикальных ковенантеров, но и роялистов и «ингейджеров». Это, однако, вызвало новый раскол движения: наиболее крайнее крыло пресвитериан отказались поддержать сотрудничество с королём и образовали партию ремонстрантов. Аргайл оказался в стане более умеренных резолюционистов, которым удалось добиться большинства в парламенте и отменить «Акт о классах».

Укрепление власти короля привело вскоре к падению влияния Аргайла. В правительстве Шотландии вновь стали доминировать «ингейджеры», сложился план нового шотландского вторжения в Англию. В результате Арчибальд Кэмпбелл покинул двор короля и удалился в свой замок Инверари. Военные операции шотландцев против Оливера Кромвеля, однако, вновь провалились: в сентябре 1651 г. армия Карла II была наголову разгромлена англичанами в битве при Вустере, король бежал во Францию, к концу весны следующего года вся Шотландия была оккупирована войсками Кромвеля.

Кромвель и Реставрация

Завоевание Шотландии означало крах всей политики маркиза Аргайла. Он потерял всякое влияние и в августе 1652 г. был вынужден подчиниться режиму Кромвеля. В то же время Аргайла настиг тяжёлый финансовый и личный кризис: его владения были истощены и заложены, а отношения со старшим сыном испортились до такой степени, что маркиз обратился к англичанам с просьбой выделить ему охрану. В 1655 г. Аргайл был даже арестован за долги, правда вскоре отпущен на свободу. С другой стороны, маркиз не пытался бороться с режимом Кромвеля: в 1653 г. он поддержал подавление англичанами роялистского восстания в Хайленде (в котором участвовал и его сын), а в 1659 г. в качестве депутата от Абердиншира вошёл в последний парламент Ричарда Кромвеля.

После Реставрации Стюартов в 1660 г. Аргайл прибыл ко двору короля Карла II, надеясь на примирение, однако был немедленно арестован и брошен в Тауэр. В 1661 г. он предстал перед судом в Эдинбурге по обвинению в государственной измене и соучастии в убийстве короля Карла I. Аргайлу удалось снять с себя эти обвинения, однако было доказано его сотрудничество с режимом Кромвеля, что повлекло приговор о конфискации владений и смертной казни. 27 мая 1661 г. Арчибальд Кэмпбелл был обезглавлен. Его голова была насажена на ту же самую пику Эдинбургского замка, что и голова Монтроза, старого врага Аргайла, одиннадцати годами ранее.

В 1895 г. в Эдинбурге, в церкви Св. Жиля, был воздвигнут памятник в честь маркиза Аргайла, пламенного ковенантера и защитника конституционных свобод шотландского народа.

Литература

• John Willcock. The Great Marquess: Life and Times 8th Earl and 1st (and Only) Marquess of Argyll (1607-1661). — Oliphant Anderson & Ferrier, 1903. — 396 с.
• Alastair Campbell. [books.google.com/books?id=r7-tc5OT7-kC&lpg=PA253&vq=Chapter%20Ten&dq=Archibald%20Campbell%2C%201st%20Marquess%20of%20Argyll&hl=ru&pg=PA253#v=snippet&q=Chapter%20Ten&f=false A History of Clan Campbell: From Flodden to the Restoration]. — Edinburgh: Edinburgh University Press, 2004. — Т. 2. — 338 с. — ISBN 1902930185.
• James K McDonell. Lords of the North. — General Store Pub. House, 1997. — 337 с. — ISBN 1896182712.

Ссылки

• [www.thepeerage.com/p10955.htm#i109541 Арчибальд Кэмпбелл, 1-й маркиз Аргайл, на сайте The Peerage.com.]  (англ.)
• [www.british-civil-wars.co.uk/biog/argyll.htm Archibald Campbell, 1st Marquis of Argyll, c.1607-61 на сайте British Civil Wars.]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Кэмпбелл, Арчибальд, 1-й маркиз Аргайл

– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.


Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
Наташа смотрела в зеркала и в отражении не могла отличить себя от других. Всё смешивалось в одну блестящую процессию. При входе в первую залу, равномерный гул голосов, шагов, приветствий – оглушил Наташу; свет и блеск еще более ослепил ее. Хозяин и хозяйка, уже полчаса стоявшие у входной двери и говорившие одни и те же слова входившим: «charme de vous voir», [в восхищении, что вижу вас,] так же встретили и Ростовых с Перонской.
Две девочки в белых платьях, с одинаковыми розами в черных волосах, одинаково присели, но невольно хозяйка остановила дольше свой взгляд на тоненькой Наташе. Она посмотрела на нее, и ей одной особенно улыбнулась в придачу к своей хозяйской улыбке. Глядя на нее, хозяйка вспомнила, может быть, и свое золотое, невозвратное девичье время, и свой первый бал. Хозяин тоже проводил глазами Наташу и спросил у графа, которая его дочь?
– Charmante! [Очаровательна!] – сказал он, поцеловав кончики своих пальцев.
В зале стояли гости, теснясь у входной двери, ожидая государя. Графиня поместилась в первых рядах этой толпы. Наташа слышала и чувствовала, что несколько голосов спросили про нее и смотрели на нее. Она поняла, что она понравилась тем, которые обратили на нее внимание, и это наблюдение несколько успокоило ее.
«Есть такие же, как и мы, есть и хуже нас» – подумала она.
Перонская называла графине самых значительных лиц, бывших на бале.
– Вот это голландский посланик, видите, седой, – говорила Перонская, указывая на старичка с серебряной сединой курчавых, обильных волос, окруженного дамами, которых он чему то заставлял смеяться.
– А вот она, царица Петербурга, графиня Безухая, – говорила она, указывая на входившую Элен.
– Как хороша! Не уступит Марье Антоновне; смотрите, как за ней увиваются и молодые и старые. И хороша, и умна… Говорят принц… без ума от нее. А вот эти две, хоть и нехороши, да еще больше окружены.
Она указала на проходивших через залу даму с очень некрасивой дочерью.
– Это миллионерка невеста, – сказала Перонская. – А вот и женихи.
– Это брат Безуховой – Анатоль Курагин, – сказала она, указывая на красавца кавалергарда, который прошел мимо их, с высоты поднятой головы через дам глядя куда то. – Как хорош! неправда ли? Говорят, женят его на этой богатой. .И ваш то соusin, Друбецкой, тоже очень увивается. Говорят, миллионы. – Как же, это сам французский посланник, – отвечала она о Коленкуре на вопрос графини, кто это. – Посмотрите, как царь какой нибудь. А всё таки милы, очень милы французы. Нет милей для общества. А вот и она! Нет, всё лучше всех наша Марья то Антоновна! И как просто одета. Прелесть! – А этот то, толстый, в очках, фармазон всемирный, – сказала Перонская, указывая на Безухова. – С женою то его рядом поставьте: то то шут гороховый!
Пьер шел, переваливаясь своим толстым телом, раздвигая толпу, кивая направо и налево так же небрежно и добродушно, как бы он шел по толпе базара. Он продвигался через толпу, очевидно отыскивая кого то.
Наташа с радостью смотрела на знакомое лицо Пьера, этого шута горохового, как называла его Перонская, и знала, что Пьер их, и в особенности ее, отыскивал в толпе. Пьер обещал ей быть на бале и представить ей кавалеров.
Но, не дойдя до них, Безухой остановился подле невысокого, очень красивого брюнета в белом мундире, который, стоя у окна, разговаривал с каким то высоким мужчиной в звездах и ленте. Наташа тотчас же узнала невысокого молодого человека в белом мундире: это был Болконский, который показался ей очень помолодевшим, повеселевшим и похорошевшим.
– Вот еще знакомый, Болконский, видите, мама? – сказала Наташа, указывая на князя Андрея. – Помните, он у нас ночевал в Отрадном.
– А, вы его знаете? – сказала Перонская. – Терпеть не могу. Il fait a present la pluie et le beau temps. [От него теперь зависит дождливая или хорошая погода. (Франц. пословица, имеющая значение, что он имеет успех.)] И гордость такая, что границ нет! По папеньке пошел. И связался с Сперанским, какие то проекты пишут. Смотрите, как с дамами обращается! Она с ним говорит, а он отвернулся, – сказала она, указывая на него. – Я бы его отделала, если бы он со мной так поступил, как с этими дамами.


Вдруг всё зашевелилось, толпа заговорила, подвинулась, опять раздвинулась, и между двух расступившихся рядов, при звуках заигравшей музыки, вошел государь. За ним шли хозяин и хозяйка. Государь шел быстро, кланяясь направо и налево, как бы стараясь скорее избавиться от этой первой минуты встречи. Музыканты играли Польской, известный тогда по словам, сочиненным на него. Слова эти начинались: «Александр, Елизавета, восхищаете вы нас…» Государь прошел в гостиную, толпа хлынула к дверям; несколько лиц с изменившимися выражениями поспешно прошли туда и назад. Толпа опять отхлынула от дверей гостиной, в которой показался государь, разговаривая с хозяйкой. Какой то молодой человек с растерянным видом наступал на дам, прося их посторониться. Некоторые дамы с лицами, выражавшими совершенную забывчивость всех условий света, портя свои туалеты, теснились вперед. Мужчины стали подходить к дамам и строиться в пары Польского.
Всё расступилось, и государь, улыбаясь и не в такт ведя за руку хозяйку дома, вышел из дверей гостиной. За ним шли хозяин с М. А. Нарышкиной, потом посланники, министры, разные генералы, которых не умолкая называла Перонская. Больше половины дам имели кавалеров и шли или приготовлялись итти в Польской. Наташа чувствовала, что она оставалась с матерью и Соней в числе меньшей части дам, оттесненных к стене и не взятых в Польской. Она стояла, опустив свои тоненькие руки, и с мерно поднимающейся, чуть определенной грудью, сдерживая дыхание, блестящими, испуганными глазами глядела перед собой, с выражением готовности на величайшую радость и на величайшее горе. Ее не занимали ни государь, ни все важные лица, на которых указывала Перонская – у ней была одна мысль: «неужели так никто не подойдет ко мне, неужели я не буду танцовать между первыми, неужели меня не заметят все эти мужчины, которые теперь, кажется, и не видят меня, а ежели смотрят на меня, то смотрят с таким выражением, как будто говорят: А! это не она, так и нечего смотреть. Нет, это не может быть!» – думала она. – «Они должны же знать, как мне хочется танцовать, как я отлично танцую, и как им весело будет танцовать со мною».
Звуки Польского, продолжавшегося довольно долго, уже начинали звучать грустно, – воспоминанием в ушах Наташи. Ей хотелось плакать. Перонская отошла от них. Граф был на другом конце залы, графиня, Соня и она стояли одни как в лесу в этой чуждой толпе, никому неинтересные и ненужные. Князь Андрей прошел с какой то дамой мимо них, очевидно их не узнавая. Красавец Анатоль, улыбаясь, что то говорил даме, которую он вел, и взглянул на лицо Наташе тем взглядом, каким глядят на стены. Борис два раза прошел мимо них и всякий раз отворачивался. Берг с женою, не танцовавшие, подошли к ним.
Наташе показалось оскорбительно это семейное сближение здесь, на бале, как будто не было другого места для семейных разговоров, кроме как на бале. Она не слушала и не смотрела на Веру, что то говорившую ей про свое зеленое платье.
Наконец государь остановился подле своей последней дамы (он танцовал с тремя), музыка замолкла; озабоченный адъютант набежал на Ростовых, прося их еще куда то посторониться, хотя они стояли у стены, и с хор раздались отчетливые, осторожные и увлекательно мерные звуки вальса. Государь с улыбкой взглянул на залу. Прошла минута – никто еще не начинал. Адъютант распорядитель подошел к графине Безуховой и пригласил ее. Она улыбаясь подняла руку и положила ее, не глядя на него, на плечо адъютанта. Адъютант распорядитель, мастер своего дела, уверенно, неторопливо и мерно, крепко обняв свою даму, пустился с ней сначала глиссадом, по краю круга, на углу залы подхватил ее левую руку, повернул ее, и из за всё убыстряющихся звуков музыки слышны были только мерные щелчки шпор быстрых и ловких ног адъютанта, и через каждые три такта на повороте как бы вспыхивало развеваясь бархатное платье его дамы. Наташа смотрела на них и готова была плакать, что это не она танцует этот первый тур вальса.
Князь Андрей в своем полковничьем, белом (по кавалерии) мундире, в чулках и башмаках, оживленный и веселый, стоял в первых рядах круга, недалеко от Ростовых. Барон Фиргоф говорил с ним о завтрашнем, предполагаемом первом заседании государственного совета. Князь Андрей, как человек близкий Сперанскому и участвующий в работах законодательной комиссии, мог дать верные сведения о заседании завтрашнего дня, о котором ходили различные толки. Но он не слушал того, что ему говорил Фиргоф, и глядел то на государя, то на сбиравшихся танцовать кавалеров, не решавшихся вступить в круг.
Князь Андрей наблюдал этих робевших при государе кавалеров и дам, замиравших от желания быть приглашенными.
Пьер подошел к князю Андрею и схватил его за руку.
– Вы всегда танцуете. Тут есть моя protegee [любимица], Ростова молодая, пригласите ее, – сказал он.
– Где? – спросил Болконский. – Виноват, – сказал он, обращаясь к барону, – этот разговор мы в другом месте доведем до конца, а на бале надо танцовать. – Он вышел вперед, по направлению, которое ему указывал Пьер. Отчаянное, замирающее лицо Наташи бросилось в глаза князю Андрею. Он узнал ее, угадал ее чувство, понял, что она была начинающая, вспомнил ее разговор на окне и с веселым выражением лица подошел к графине Ростовой.
– Позвольте вас познакомить с моей дочерью, – сказала графиня, краснея.
– Я имею удовольствие быть знакомым, ежели графиня помнит меня, – сказал князь Андрей с учтивым и низким поклоном, совершенно противоречащим замечаниям Перонской о его грубости, подходя к Наташе, и занося руку, чтобы обнять ее талию еще прежде, чем он договорил приглашение на танец. Он предложил тур вальса. То замирающее выражение лица Наташи, готовое на отчаяние и на восторг, вдруг осветилось счастливой, благодарной, детской улыбкой.
«Давно я ждала тебя», как будто сказала эта испуганная и счастливая девочка, своей проявившейся из за готовых слез улыбкой, поднимая свою руку на плечо князя Андрея. Они были вторая пара, вошедшая в круг. Князь Андрей был одним из лучших танцоров своего времени. Наташа танцовала превосходно. Ножки ее в бальных атласных башмачках быстро, легко и независимо от нее делали свое дело, а лицо ее сияло восторгом счастия. Ее оголенные шея и руки были худы и некрасивы. В сравнении с плечами Элен, ее плечи были худы, грудь неопределенна, руки тонки; но на Элен был уже как будто лак от всех тысяч взглядов, скользивших по ее телу, а Наташа казалась девочкой, которую в первый раз оголили, и которой бы очень стыдно это было, ежели бы ее не уверили, что это так необходимо надо.
Князь Андрей любил танцовать, и желая поскорее отделаться от политических и умных разговоров, с которыми все обращались к нему, и желая поскорее разорвать этот досадный ему круг смущения, образовавшегося от присутствия государя, пошел танцовать и выбрал Наташу, потому что на нее указал ему Пьер и потому, что она первая из хорошеньких женщин попала ему на глаза; но едва он обнял этот тонкий, подвижной стан, и она зашевелилась так близко от него и улыбнулась так близко ему, вино ее прелести ударило ему в голову: он почувствовал себя ожившим и помолодевшим, когда, переводя дыханье и оставив ее, остановился и стал глядеть на танцующих.


После князя Андрея к Наташе подошел Борис, приглашая ее на танцы, подошел и тот танцор адъютант, начавший бал, и еще молодые люди, и Наташа, передавая своих излишних кавалеров Соне, счастливая и раскрасневшаяся, не переставала танцовать целый вечер. Она ничего не заметила и не видала из того, что занимало всех на этом бале. Она не только не заметила, как государь долго говорил с французским посланником, как он особенно милостиво говорил с такой то дамой, как принц такой то и такой то сделали и сказали то то, как Элен имела большой успех и удостоилась особенного внимания такого то; она не видала даже государя и заметила, что он уехал только потому, что после его отъезда бал более оживился. Один из веселых котильонов, перед ужином, князь Андрей опять танцовал с Наташей. Он напомнил ей о их первом свиданьи в отрадненской аллее и о том, как она не могла заснуть в лунную ночь, и как он невольно слышал ее. Наташа покраснела при этом напоминании и старалась оправдаться, как будто было что то стыдное в том чувстве, в котором невольно подслушал ее князь Андрей.
Князь Андрей, как все люди, выросшие в свете, любил встречать в свете то, что не имело на себе общего светского отпечатка. И такова была Наташа, с ее удивлением, радостью и робостью и даже ошибками во французском языке. Он особенно нежно и бережно обращался и говорил с нею. Сидя подле нее, разговаривая с ней о самых простых и ничтожных предметах, князь Андрей любовался на радостный блеск ее глаз и улыбки, относившейся не к говоренным речам, а к ее внутреннему счастию. В то время, как Наташу выбирали и она с улыбкой вставала и танцовала по зале, князь Андрей любовался в особенности на ее робкую грацию. В середине котильона Наташа, окончив фигуру, еще тяжело дыша, подходила к своему месту. Новый кавалер опять пригласил ее. Она устала и запыхалась, и видимо подумала отказаться, но тотчас опять весело подняла руку на плечо кавалера и улыбнулась князю Андрею.