Накадзима, Кэсаго

Кэсаго Накадзима
яп. 中島 今朝吾
Дата рождения	15 июня 1881(1881-06-15)
Место рождения	префектура Оита
Дата смерти	28 октября 1945(1945-10-28) (64 года)
Принадлежность	Императорская армия Японии
Звание	Генерал
Командовал	16-я дивизия, 4-я армия
Сражения/войны	Русско-японская война Вторая японо-китайская война

Кэсаго Накадзима (яп. 中島 今朝吾 Накадзима Кэсаго, 15 июня 1881, префектура Оита — 28 октября 1945) — генерал-лейтенант Императорской армии Японии в годы Второй японо-китайской войны, причастен к Нанкинской резне.

Биография

Уроженец префектуры Оита. Накадзима учился в военных подготовительных школах. Окончил Военную академию Императорской армии Японии в 1903 году. Участник русско-японской войны. После окончания войны он поступил в Высшую военную академию Императорской армии Японии, которую окончил в 1913 году. С июля 1918 по май 1923 года он находился во Франции в качестве военного атташе. Он был повышен до генерал-майора в апреле 1932 года и назначен командующим Майдзурского военного округа, ответственного за оборону побережья Хонсю вдоль Японского моря.

Накадзима служил комендантом Нарасинской химической военной школы с 1933 по 1936 год. В марте 1936 года он был произведён в генерал-лейтенанты и назначен начальником военной полиции. С началом Второй японо-китайской войны Накадзима был назначен командиром 16-й дивизии, участвовал во Втором Шанхайском сражении и операции в провинции Хэбэй, Китай. Под руководством генерала Иванэ Мацуи Накадзима был назначен оперативным командующим в битве за Нанкин в конце 1937 года. Он был старшим офицером (кроме номинального главнокомандующего Ясухико), так как генерал Иванэ Мацуи отсутствовал из-за болезни. Военный дневник Накадзимы, опубликованный в 1985 году, оказался важным источником фактических данных для событий резни в Нанкине.

Накадзима принял участие в Сражении при Ухани. Командовал 4-й армией в Маньчжоу-го с 1938 по 1939 год. Ушёл на пенсию в 1939 году и умер в октябре 1945 года от болезни.

Отрывок, характеризующий Накадзима, Кэсаго

– Да, да, так, так… – говорил Пьер, нагнувшись вперед всем телом над княжной Марьей и жадно вслушиваясь в ее рассказ. – Да, да; так он успокоился? смягчился? Он так всеми силами души всегда искал одного; быть вполне хорошим, что он не мог бояться смерти. Недостатки, которые были в нем, – если они были, – происходили не от него. Так он смягчился? – говорил Пьер. – Какое счастье, что он свиделся с вами, – сказал он Наташе, вдруг обращаясь к ней и глядя на нее полными слез глазами.
Лицо Наташи вздрогнуло. Она нахмурилась и на мгновенье опустила глаза. С минуту она колебалась: говорить или не говорить?
– Да, это было счастье, – сказала она тихим грудным голосом, – для меня наверное это было счастье. – Она помолчала. – И он… он… он говорил, что он желал этого, в ту минуту, как я пришла к нему… – Голос Наташи оборвался. Она покраснела, сжала руки на коленах и вдруг, видимо сделав усилие над собой, подняла голову и быстро начала говорить:
– Мы ничего не знали, когда ехали из Москвы. Я не смела спросить про него. И вдруг Соня сказала мне, что он с нами. Я ничего не думала, не могла представить себе, в каком он положении; мне только надо было видеть его, быть с ним, – говорила она, дрожа и задыхаясь. И, не давая перебивать себя, она рассказала то, чего она еще никогда, никому не рассказывала: все то, что она пережила в те три недели их путешествия и жизни в Ярославль.
Пьер слушал ее с раскрытым ртом и не спуская с нее своих глаз, полных слезами. Слушая ее, он не думал ни о князе Андрее, ни о смерти, ни о том, что она рассказывала. Он слушал ее и только жалел ее за то страдание, которое она испытывала теперь, рассказывая.
Княжна, сморщившись от желания удержать слезы, сидела подле Наташи и слушала в первый раз историю этих последних дней любви своего брата с Наташей.
Этот мучительный и радостный рассказ, видимо, был необходим для Наташи.
Она говорила, перемешивая ничтожнейшие подробности с задушевнейшими тайнами, и, казалось, никогда не могла кончить. Несколько раз она повторяла то же самое.
За дверью послышался голос Десаля, спрашивавшего, можно ли Николушке войти проститься.
– Да вот и все, все… – сказала Наташа. Она быстро встала, в то время как входил Николушка, и почти побежала к двери, стукнулась головой о дверь, прикрытую портьерой, и с стоном не то боли, не то печали вырвалась из комнаты.
Пьер смотрел на дверь, в которую она вышла, и не понимал, отчего он вдруг один остался во всем мире.
Княжна Марья вызвала его из рассеянности, обратив его внимание на племянника, который вошел в комнату.
Лицо Николушки, похожее на отца, в минуту душевного размягчения, в котором Пьер теперь находился, так на него подействовало, что он, поцеловав Николушку, поспешно встал и, достав платок, отошел к окну. Он хотел проститься с княжной Марьей, но она удержала его.
– Нет, мы с Наташей не спим иногда до третьего часа; пожалуйста, посидите. Я велю дать ужинать. Подите вниз; мы сейчас придем.