Кюба (ресторан)

«Кюба́» (фр. Cubat) — известный исторический ресторан в Санкт-Петербурге.

История

«Кюба»! «Контан»! «Медведь»! «Донон»!
Чьи имена в шампанской пене
Взлетели в Невский небосклон
В своём сверкающем сплетеньи!..

Ужель им больше не звенеть?!..
Ужель не вспенят, как бывало,
«Кюба», «Контан», «Донон», «Медведь»
Свои разбитые бокалы?!..

Пусть филистерская толпа
Пожмет плечами возмущённо —
Нет Петербурга без «Кюба»!
Нет Петербурга без «Донона»…

Николай Агнивцев

Ресторан существовал в Петербурге с 1850-х годов и первоначально назывался «Restaurant de Paris» («Café de Paris»). В 1887—1894 годах владельцем был французский повар Ж.-П. Кюба (Pierre Cubat), который и дал ресторану второе название, бытовавшее и позднее, хотя с 1894 года заведением владел Альмир Жуэн. Находился на углу Большой Морской улицы (д. 16) и Кирпичного переулка (д. 8).

В акте осмотра помещения от 1914 года «Кюба» описывался так: «Ресторан I разряда. Расположен в 2-х этажах и занимает площадь 126 1/9 кв. сажень. В ресторане имеется зал (36 кв. сажень) и 13 отдельных кабинетов. Ресторан посещает интеллигентная и богатая публика».

После октября 1917 года ресторан был закрыт. Сохранился портал из зелёного левантийского мрамора работы архитектора И. А. Фомина в стиле неоклассицизма.

Известные посетители и события

Среди постоянных посетителей заведения были С. П. Дягилев, В. Ф. Нижинский, Ф. И. Шаляпин, С. И. Мамонтов, Т. Л. Щепкина-Куперник, Н. К. Шильдер, И. А. Бунин.

Заведение известно как место встреч балетоманов и «золотой молодёжи». В 1904 году в у «Кюба» был дан ужин в честь американской танцовщицы А. Дункан. В 1911-м отмечалось 20-летие творческой деятельности балерины М. Ф. Кшесинской.

В 1912 году на крыше здания установлена одна из первых в Петербурге электрических реклам.

Ресторан «Кюба» часто упоминается в литературе конца XIX — начала XX веков — в произведениях А. П. Чехова, В. М. Дорошевича, А. В. Амфитеатрова, Н. Я. Агнивцева, А. Т. Аверченко и других.

Литература

• Алянский, Ю. Л. Веселящийся Петербург. — СПб., 2002. — Т. 6. — С. 144—153.
• Петербургские трактиры и рестораны. — СПб.: Азбука-классика, 2006. — ISBN 5-352-01545-9.
• Демиденко, Ю. Б. [statehistory.ru/books/YUliya-Demidenko_Restorany--traktiry--chaynye----Iz-istorii-obshchestvennogo-pitaniya-v-Peterburge-XVIII---nachala-XX-veka/ Рестораны, трактиры, чайные...: Из истории общественного питания в Петербурге XVIII — начала XX века]. — М.: Центрполиграф, 2011. — 285 с. — ISBN 978-5-227-03013-9.
• Зимин, И. В. [bookitut.ru/Czarskaya-rabota-XIX-nachalo-XX-v.50.html Царская работа. XIX — начало XX в. Повседневная жизнь Российского императорского двора]. — М.: Центрполиграф, 2011. — С. 50. — 640 с. — ISBN 978-5-227-02855-6.

Ссылки

• Богданов, И. А. [encspb.ru/object/2804016865?lc=ru «Кюба», ресторан] // Санкт-Петербург : Энциклопедия. — СПб.; М.: РОССПЭН, 2004. — ISBN 5-8243-0419-X.
• [www.citywalls.ru/house22991.html Доходный дом М. Ф. Руадзе. Ресторан «Кюба» («Café de Paris»)]. Citywalls.ru: Архитектурный сайт Санкт-Петербурга. Проверено 19 октября 2014.

Отрывок, характеризующий Кюба (ресторан)

– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?