Ален Кюни
Поделись знанием:
– Ваше сиятельство, приехал надзиратель из сумасшедшего дома, как прикажете?
– Как прикажу? Пускай едут все, вот и всё… А сумасшедших выпустить в городе. Когда у нас сумасшедшие армиями командуют, так этим и бог велел.
На вопрос о колодниках, которые сидели в яме, граф сердито крикнул на смотрителя:
– Что ж, тебе два батальона конвоя дать, которого нет? Пустить их, и всё!
– Ваше сиятельство, есть политические: Мешков, Верещагин.
– Верещагин! Он еще не повешен? – крикнул Растопчин. – Привести его ко мне.
К девяти часам утра, когда войска уже двинулись через Москву, никто больше не приходил спрашивать распоряжений графа. Все, кто мог ехать, ехали сами собой; те, кто оставались, решали сами с собой, что им надо было делать.
Граф велел подавать лошадей, чтобы ехать в Сокольники, и, нахмуренный, желтый и молчаливый, сложив руки, сидел в своем кабинете.
Каждому администратору в спокойное, не бурное время кажется, что только его усилиями движется всо ему подведомственное народонаселение, и в этом сознании своей необходимости каждый администратор чувствует главную награду за свои труды и усилия. Понятно, что до тех пор, пока историческое море спокойно, правителю администратору, с своей утлой лодочкой упирающемуся шестом в корабль народа и самому двигающемуся, должно казаться, что его усилиями двигается корабль, в который он упирается. Но стоит подняться буре, взволноваться морю и двинуться самому кораблю, и тогда уж заблуждение невозможно. Корабль идет своим громадным, независимым ходом, шест не достает до двинувшегося корабля, и правитель вдруг из положения властителя, источника силы, переходит в ничтожного, бесполезного и слабого человека.
Растопчин чувствовал это, и это то раздражало его. Полицеймейстер, которого остановила толпа, вместе с адъютантом, который пришел доложить, что лошади готовы, вошли к графу. Оба были бледны, и полицеймейстер, передав об исполнении своего поручения, сообщил, что на дворе графа стояла огромная толпа народа, желавшая его видеть.
Растопчин, ни слова не отвечая, встал и быстрыми шагами направился в свою роскошную светлую гостиную, подошел к двери балкона, взялся за ручку, оставил ее и перешел к окну, из которого виднее была вся толпа. Высокий малый стоял в передних рядах и с строгим лицом, размахивая рукой, говорил что то. Окровавленный кузнец с мрачным видом стоял подле него. Сквозь закрытые окна слышен был гул голосов.
– Готов экипаж? – сказал Растопчин, отходя от окна.
– Готов, ваше сиятельство, – сказал адъютант.
Растопчин опять подошел к двери балкона.
– Да чего они хотят? – спросил он у полицеймейстера.
– Ваше сиятельство, они говорят, что собрались идти на французов по вашему приказанью, про измену что то кричали. Но буйная толпа, ваше сиятельство. Я насилу уехал. Ваше сиятельство, осмелюсь предложить…
– Извольте идти, я без вас знаю, что делать, – сердито крикнул Растопчин. Он стоял у двери балкона, глядя на толпу. «Вот что они сделали с Россией! Вот что они сделали со мной!» – думал Растопчин, чувствуя поднимающийся в своей душе неудержимый гнев против кого то того, кому можно было приписать причину всего случившегося. Как это часто бывает с горячими людьми, гнев уже владел им, но он искал еще для него предмета. «La voila la populace, la lie du peuple, – думал он, глядя на толпу, – la plebe qu'ils ont soulevee par leur sottise. Il leur faut une victime, [„Вот он, народец, эти подонки народонаселения, плебеи, которых они подняли своею глупостью! Им нужна жертва“.] – пришло ему в голову, глядя на размахивающего рукой высокого малого. И по тому самому это пришло ему в голову, что ему самому нужна была эта жертва, этот предмет для своего гнева.
– Готов экипаж? – в другой раз спросил он.
– Готов, ваше сиятельство. Что прикажете насчет Верещагина? Он ждет у крыльца, – отвечал адъютант.
– А! – вскрикнул Растопчин, как пораженный каким то неожиданным воспоминанием.
И, быстро отворив дверь, он вышел решительными шагами на балкон. Говор вдруг умолк, шапки и картузы снялись, и все глаза поднялись к вышедшему графу.
– Здравствуйте, ребята! – сказал граф быстро и громко. – Спасибо, что пришли. Я сейчас выйду к вам, но прежде всего нам надо управиться с злодеем. Нам надо наказать злодея, от которого погибла Москва. Подождите меня! – И граф так же быстро вернулся в покои, крепко хлопнув дверью.
По толпе пробежал одобрительный ропот удовольствия. «Он, значит, злодеев управит усех! А ты говоришь француз… он тебе всю дистанцию развяжет!» – говорили люди, как будто упрекая друг друга в своем маловерии.
Через несколько минут из парадных дверей поспешно вышел офицер, приказал что то, и драгуны вытянулись. Толпа от балкона жадно подвинулась к крыльцу. Выйдя гневно быстрыми шагами на крыльцо, Растопчин поспешно оглянулся вокруг себя, как бы отыскивая кого то.
– Где он? – сказал граф, и в ту же минуту, как он сказал это, он увидал из за угла дома выходившего между, двух драгун молодого человека с длинной тонкой шеей, с до половины выбритой и заросшей головой. Молодой человек этот был одет в когда то щегольской, крытый синим сукном, потертый лисий тулупчик и в грязные посконные арестантские шаровары, засунутые в нечищеные, стоптанные тонкие сапоги. На тонких, слабых ногах тяжело висели кандалы, затруднявшие нерешительную походку молодого человека.
– А ! – сказал Растопчин, поспешно отворачивая свой взгляд от молодого человека в лисьем тулупчике и указывая на нижнюю ступеньку крыльца. – Поставьте его сюда! – Молодой человек, брянча кандалами, тяжело переступил на указываемую ступеньку, придержав пальцем нажимавший воротник тулупчика, повернул два раза длинной шеей и, вздохнув, покорным жестом сложил перед животом тонкие, нерабочие руки.
Несколько секунд, пока молодой человек устанавливался на ступеньке, продолжалось молчание. Только в задних рядах сдавливающихся к одному месту людей слышались кряхтенье, стоны, толчки и топот переставляемых ног.
(перенаправлено с «Кюни, Ален»)
| Ален Кюни | |
| Alain Cuny | |
 | |
| Имя при рождении: |
Рене Ксавье Мари |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Гражданство: | |
| Профессия: | |
Але́н Кюни́ (фр. Alain Cuny, настоящее имя Рене Ксавье Мари, фр. René Xavier Marie; 12 июля 1908, Сен-Мало — 16 мая 1994, Париж) — французский и итальянский актёр театра и кино.
Содержание
Биография
Учился на врача, но бросил учёбу и поступил в художественную школу. В кино с 1927 года, работал художником-оформителем у Жака Фейдера и др. В 1938 году поступил в театральную студию Шарля Дюллена, начал играть в театре в 1941 году. Сподвижник Жана Вилара по его первым постановкам в TNP и на Авиньонском фестивале. На протяжении жизни работал с крупнейшими режиссёрами французского театра и европейского кинематографа. Несколько раз сам выступал как режиссёр.
В 1960 году подписал Манифест 121-го в поддержку борьбы Алжира за независимость.
Творчество
Роли в театре
- 1930 : Роже Витрак «Художник»
- 1939 : Викторьен Сарду «Madame Sans-Gêne»
- 1941 : Жан Жионо «Конец дороги»
- 1941 : Поль Клодель «Благая весть Марии»
- 1942 : Жан Ануй «Эвридика», постановка Андре Барсака
- 1943 : Шекспир «Макбет»
- 1944 : Расин «Андромаха», постановка Жана Маре
- 1945 : Люсьен Фабр «Тристан и Изольда»
- 1946 : Сартр «Мёртвые без погребения»
- 1947 : О’Нил «Траур — участь Электры»
- 1947 : Клодель «История Товия и Сары»
- 1948 : Альфред де Мюссе «Un caprice»
- 1949 : Курцио Малапарте «Das Kapital»
- 1953 : Уго Бетти «Козий остров»
- 1953 : Расин «Береника»
- 1955 : Шекспир «Макбет», постановка Жана Вилара (TNP)
- 1956 : Шекспир «Макбет», постановка Жана Вилара, Авиньонский фестиваль
- 1955 : Клодель «Город», постановка Жана Вилара, Авиньонский фестиваль
- 1957 : Расин «Федра», постановка Жана Вилара, TNP
- 1959 : Клодель «Золотая голова», постановка Жана-Луи Барро
- 1962 : Пиранделло «On ne sait comment»
- 1962 : Т. С. Элиот «Убийство в соборе»
- 1965 : Расин «Андромаха», постановка Жана-Луи Барро
- 1970 : Стриндберг «Пляска смерти», постановка Клода Режи
- 1985 : «Остров мёртвых», по Стриндбергу и Бёклину, Авиньонский фестиваль
- 1986 : Клодель «Золотая голова», «Полуденный раздел», Авиньонский фестиваль
- 1988 : поэзия Пьера Реверди, поэтический моноспектакль на Авиньонском фестивале
- 1988 : Шекспир «Буря», читка на Авиньонском фестивале
- 1989 : поэзия Лотреамона, читка на Авиньонском фестивале
- 1990 : Оскар Уайльд и Антонен Арто, читка на Авиньонском фестивале
- 1993 : Луи-Рене Дефоре «Мегеры моря», «Остинато» (фрагменты), «Сэмюэл Вуд», Авиньонский фестиваль
Роли в кино
- 1941: «Буксиры» (Жан Гремийон)
- 1942 : «Вечерние посетители» (Марсель Карне)
- 1950 : «Запрещённый Христос» (Курцио Малапарте)
- 1950 : «Camicie rosse» (Гоффредо Алессандрини, Франческо Рози)
- 1953 : «Дама без камелий» (Микеланджело Антониони)
- 1953 : «Побеждённые» (режиссура в соавторстве с Микеланджело Антониони)
- 1953 : «Адриенна Мезюра» (Марсель Л'Эрбье, телефильм по одноимённому роману Жюльена Грина)
- 1956 : «Собор Парижской Богоматери» (Жан Деланнуа)
- 1958 : «Любовники» (Луи Малль)
- 1960 : «Сладкая жизнь» (Федерико Феллини)
- 1963 : «Шкурка банана» (Марсель Офюльс)
- 1964 : «Коррупция» (Мауро Болоньини)
- 1969 : «Млечный путь» (Луис Бунюэль)
- 1969 : «Сатирикон» (Феллини)
- 1970 : «Народ против» (Франческо Рози)
- 1971 : «Вальпараисо, Вальпараисо» (Паскаль Обье)
- 1971 : «Аудиенция» (Марко Феррери)
- 1972 : «Мастер и Маргарита» (Александр Петрович)
- 1973 : «Не трогай белую женщину» (Марко Феррери)
- 1974 : «Эммануэль» (Жюст Жакен)
- 1975 : «Сиятельные трупы» (Франческо Рози)
- 1976 : «Дорогой Микеле» (Марио Моничелли)
- 1978 : «Превратности метода» (Мигель Литтин)
- 1979 : «Христос остановился в Эболи» (Франческо Рози)
- 1982 : «Развлечения графини Долинген де Грац» (Катрин Бине)
- 1985 : «Далекая страна» (Люк Бонди)
- 1985 : «Детектив» (Жан-Люк Годар)
- 1986 : «Хроника объявленной смерти» (Франческо Рози)
- 1987 : «Под солнцем Сатаны» (Морис Пиала, роль вырезана при монтаже)
- 1987 : «Спрут 3» (Николо Антинари)
- 1988 : «Камилла Клодель» (Брюно Нюиттен, номинация на премию Сезар за лучшую мужскую роль второго плана)
- 1989 : «Благая весть Марии» (по П.Клоделю, режиссура, премия экуменического жюри Берлинского МКФ)
- 1992 : «Возвращение Казановы» (Эдуар Ньерманс)
Признание
Бельгийская премия Жозефа Плато за жизненное достижение (1992).
Напишите отзыв о статье "Ален Кюни"
Литература
- Alain Cuny. Le désir de parole: conversations et rencontres avec Alfred Simon. Lyon: Manufacture, 1989 (переизд. 2000)
- Fabre B. Une amitié: à la mémoire d’Alain Cuny. Paris: Séguir, 1999
Ссылки
- [www.filmreference.com/Actors-and-Actresses-Co-Da/Cuny-Alain.html Биография, фильмография] (фр.), (англ.)
- [www.la-piovra.ru/alaincuny.html Биография, фильмография, фото] (рус.)
Отрывок, характеризующий Ален Кюни
– Ну, скажи ты этому болвану, – отвечал он на запрос от вотчинного департамента, – чтоб он оставался караулить свои бумаги. Ну что ты спрашиваешь вздор о пожарной команде? Есть лошади – пускай едут во Владимир. Не французам оставлять.– Ваше сиятельство, приехал надзиратель из сумасшедшего дома, как прикажете?
– Как прикажу? Пускай едут все, вот и всё… А сумасшедших выпустить в городе. Когда у нас сумасшедшие армиями командуют, так этим и бог велел.
На вопрос о колодниках, которые сидели в яме, граф сердито крикнул на смотрителя:
– Что ж, тебе два батальона конвоя дать, которого нет? Пустить их, и всё!
– Ваше сиятельство, есть политические: Мешков, Верещагин.
– Верещагин! Он еще не повешен? – крикнул Растопчин. – Привести его ко мне.
К девяти часам утра, когда войска уже двинулись через Москву, никто больше не приходил спрашивать распоряжений графа. Все, кто мог ехать, ехали сами собой; те, кто оставались, решали сами с собой, что им надо было делать.
Граф велел подавать лошадей, чтобы ехать в Сокольники, и, нахмуренный, желтый и молчаливый, сложив руки, сидел в своем кабинете.
Каждому администратору в спокойное, не бурное время кажется, что только его усилиями движется всо ему подведомственное народонаселение, и в этом сознании своей необходимости каждый администратор чувствует главную награду за свои труды и усилия. Понятно, что до тех пор, пока историческое море спокойно, правителю администратору, с своей утлой лодочкой упирающемуся шестом в корабль народа и самому двигающемуся, должно казаться, что его усилиями двигается корабль, в который он упирается. Но стоит подняться буре, взволноваться морю и двинуться самому кораблю, и тогда уж заблуждение невозможно. Корабль идет своим громадным, независимым ходом, шест не достает до двинувшегося корабля, и правитель вдруг из положения властителя, источника силы, переходит в ничтожного, бесполезного и слабого человека.
Растопчин чувствовал это, и это то раздражало его. Полицеймейстер, которого остановила толпа, вместе с адъютантом, который пришел доложить, что лошади готовы, вошли к графу. Оба были бледны, и полицеймейстер, передав об исполнении своего поручения, сообщил, что на дворе графа стояла огромная толпа народа, желавшая его видеть.
Растопчин, ни слова не отвечая, встал и быстрыми шагами направился в свою роскошную светлую гостиную, подошел к двери балкона, взялся за ручку, оставил ее и перешел к окну, из которого виднее была вся толпа. Высокий малый стоял в передних рядах и с строгим лицом, размахивая рукой, говорил что то. Окровавленный кузнец с мрачным видом стоял подле него. Сквозь закрытые окна слышен был гул голосов.
– Готов экипаж? – сказал Растопчин, отходя от окна.
– Готов, ваше сиятельство, – сказал адъютант.
Растопчин опять подошел к двери балкона.
– Да чего они хотят? – спросил он у полицеймейстера.
– Ваше сиятельство, они говорят, что собрались идти на французов по вашему приказанью, про измену что то кричали. Но буйная толпа, ваше сиятельство. Я насилу уехал. Ваше сиятельство, осмелюсь предложить…
– Извольте идти, я без вас знаю, что делать, – сердито крикнул Растопчин. Он стоял у двери балкона, глядя на толпу. «Вот что они сделали с Россией! Вот что они сделали со мной!» – думал Растопчин, чувствуя поднимающийся в своей душе неудержимый гнев против кого то того, кому можно было приписать причину всего случившегося. Как это часто бывает с горячими людьми, гнев уже владел им, но он искал еще для него предмета. «La voila la populace, la lie du peuple, – думал он, глядя на толпу, – la plebe qu'ils ont soulevee par leur sottise. Il leur faut une victime, [„Вот он, народец, эти подонки народонаселения, плебеи, которых они подняли своею глупостью! Им нужна жертва“.] – пришло ему в голову, глядя на размахивающего рукой высокого малого. И по тому самому это пришло ему в голову, что ему самому нужна была эта жертва, этот предмет для своего гнева.
– Готов экипаж? – в другой раз спросил он.
– Готов, ваше сиятельство. Что прикажете насчет Верещагина? Он ждет у крыльца, – отвечал адъютант.
– А! – вскрикнул Растопчин, как пораженный каким то неожиданным воспоминанием.
И, быстро отворив дверь, он вышел решительными шагами на балкон. Говор вдруг умолк, шапки и картузы снялись, и все глаза поднялись к вышедшему графу.
– Здравствуйте, ребята! – сказал граф быстро и громко. – Спасибо, что пришли. Я сейчас выйду к вам, но прежде всего нам надо управиться с злодеем. Нам надо наказать злодея, от которого погибла Москва. Подождите меня! – И граф так же быстро вернулся в покои, крепко хлопнув дверью.
По толпе пробежал одобрительный ропот удовольствия. «Он, значит, злодеев управит усех! А ты говоришь француз… он тебе всю дистанцию развяжет!» – говорили люди, как будто упрекая друг друга в своем маловерии.
Через несколько минут из парадных дверей поспешно вышел офицер, приказал что то, и драгуны вытянулись. Толпа от балкона жадно подвинулась к крыльцу. Выйдя гневно быстрыми шагами на крыльцо, Растопчин поспешно оглянулся вокруг себя, как бы отыскивая кого то.
– Где он? – сказал граф, и в ту же минуту, как он сказал это, он увидал из за угла дома выходившего между, двух драгун молодого человека с длинной тонкой шеей, с до половины выбритой и заросшей головой. Молодой человек этот был одет в когда то щегольской, крытый синим сукном, потертый лисий тулупчик и в грязные посконные арестантские шаровары, засунутые в нечищеные, стоптанные тонкие сапоги. На тонких, слабых ногах тяжело висели кандалы, затруднявшие нерешительную походку молодого человека.
– А ! – сказал Растопчин, поспешно отворачивая свой взгляд от молодого человека в лисьем тулупчике и указывая на нижнюю ступеньку крыльца. – Поставьте его сюда! – Молодой человек, брянча кандалами, тяжело переступил на указываемую ступеньку, придержав пальцем нажимавший воротник тулупчика, повернул два раза длинной шеей и, вздохнув, покорным жестом сложил перед животом тонкие, нерабочие руки.
Несколько секунд, пока молодой человек устанавливался на ступеньке, продолжалось молчание. Только в задних рядах сдавливающихся к одному месту людей слышались кряхтенье, стоны, толчки и топот переставляемых ног.
