Ханларов, Кямиль Али Аббас оглы

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Кямиль Али Аббас оглы Ханларов»)
Перейти к: навигация, поиск
Кямиль Ханларов
азерб. Kamil Xanlarov
Дата рождения:

9 марта 1915(1915-03-09)

Место рождения:

Баку

Дата смерти:

1996(1996)

Гражданство:

СССР СССР

Учёба:

Азербайджанский государственный художественный техникум

Награды:
Звания:

Народный художник Азербайджанской Республики

Кямиль Али Аббас оглы Ханларов (азерб. Kamil Əlabbas oğlu Xanlarov; 9 марта 1915, Баку) — азербайджанский советский художник XX века, Заслуженный деятель искусств Азербайджанской ССР (1964)[1], народный художник Азербайджана[2].



Биография

Кямиль Ханларов родился 9 марта 1915 года в Баку. С 1931 по 1935 год учился в Азербайджанском государственном художественном техникуме.

В основном создавал картины на исторические темы («Собрание в селе», 1932, «Маздак перед казнью», 1941, «Восстание в Товузе», 1940, «Джаваншир в сражении против захватчиков», 1982[1], «В предгорьях Кавказа», «Прием Фатали ханом русского посланника», «Мешади Азизбеков среди крестьян»[3]). Представленная в 1932 году на выставке его работа «Собрание в селе» стала дебютной для художника[3].

Особое место в творчестве художника занимали пейзажи («Загатальский пейзаж», 1957, «Берег Аракса», 1965, «Джульфа», 1973)[1]. Также Ханларов создавал портреты («Солтан Мухаммед», «Ага Мирек», «Гатран Тебризи», «Низами Гянджеви», «Джаваншир», «Насими» и др.)[3] и тематические табло («Семья», 1966, «На эйлаге», 1967)[1].

В начале 60-х годов Ханларов совершает поездку в Чехословакию. Среди его картин пражского цикла можно назвать, такие как «Мост Лорен», «Монастырь св. Людовика», «Староместская площадь», «Прага утром», «Прага», «Вечер в горах», «Окрестности Татр», «Малостранская башня в Праге», «Памятник Яну Гусу»[3].

Творчество художника охватывает период около 60 лет. Работы Кямиля Ханларова экспонировались в Австрии, Венгрии, Румынии, Германии, Египте, Ираке, Канаде, Франции, Норвегии, Японии, Турции и других странах[2].

Награды и звания

Напишите отзыв о статье "Ханларов, Кямиль Али Аббас оглы"

Примечания

  1. 1 2 3 4 Ханларов Камил Әлаббас оғлу / Под ред. Дж. Кулиева. — Азербайджанская советская энциклопедия: Главная редакция Азербайджанской советской энциклопедии, 1987. — Т. X. — С. 50.
  2. 1 2 [www.trend.az/life/culture/1701596.html Кямиль Ханларов был выдающимся мастером – народный художник Агали Ибрагимов]
  3. 1 2 3 4 5 [azcongress.info/stati-2014/216-vypusk-11-353-28-marta-2014-goda/10085-kyamil-ali-abbas-ogly-khanlarov-1915-1996 Кямиль Али Аббас оглы Ханларов (1915-1996)]
  4. [e-qanun.gov.az/framework/6891 Təsviri sənət xadimlərinə Azərbaycan Respublikasının fəxri adlarının verilməsi haqqında Azərbaycan Respublikası Prezidentinin Fərmanı] (азерб.). e-qanun.gov.az (1992). Проверено 28 сентября 2015.

Отрывок, характеризующий Ханларов, Кямиль Али Аббас оглы

На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.