Кёлер, Йохан

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Йохан Кёлер
эст. Johann Köler
Дата рождения:

8 марта 1826(1826-03-08)

Место рождения:

Вастемыйза, Вильяндимаа

Дата смерти:

22 апреля 1899(1899-04-22) (73 года)

Место смерти:

Санкт-Петербург

Подданство:

Российская империя Российская империя

Жанр:

живопись

Работы на Викискладе

Йохан Кёлер[1] (эст. Johann Köler, род. 8 марта 1826 дер. Вастемыйза близ Сууре-Яани, уезд Вильяндимаа — ум. 22 апреля 1899 г. Санкт-Петербург) — эстонский художник, основоположник эстонской живописи.





Жизнь и творчество

Йохан Кёлер родился в небогатой крестьянской семье, был у родителей седьмым ребёнком. Школьное образование получил в Вильянди, затем изучал живопись в Цесисе, где по заказу семьи фон Сиверс расписал интерьеры православной Спасо-Преображенской церкви. В 1846 году Кёлер приезжает в Санкт-Петербург и зарабатывает оформлением витрин и вывесок. С 1848 по 1855 он обучается в петербургской Академии художеств, где занимается сначала рисованием, и затем — живописью у А. Т. Маркова. За свою дипломную работу «Геракл укрощает Цербера» художник был награждён малой золотой медалью.

Начиная в 1857 года Й. Кёлер продолжает своё образование за границей, в Берлине и в Париже. Он посещает также Бельгию и Голландию, в 1858 году совершает поездку в Италию через Альпы, живёт в Милане, Риме, Флоренции и в Женеве. В Италии художник увлекается акварелью. В 1859 году он выставляет в Риме свою картину Христос на кресте и принимается в члены немецкого Римского художественного общества «Colonna».

В 1861 году художник принимается в члены петербургской Академии, в 1862 году Й. Кёлер возвращается в Санкт-Петербург. Монархист по своим политическим убеждениям, он с 1862 по 1874 год был учителем рисования великой княжны Марии Александровны, дочери императора Александра II. В 1869—1870 годах Кёлер служит доцентом в петербургской Академии. В 1867 ему был пожаловано звание профессора по исторической и портретной живописи за выполненный портрет канцлера А. М. Горчакова. В то же время художник писал также пейзажи, сценки из жизни эстонских крестьян.

В июле 1879 года выполнил роспись церкви Каарли в Таллине. Также ему принадлежит роспись православного храма в Цесисе.

В 1886—1889 годах художник живёт и работает в Вене, Париже и в Ницце. Й. Кёлер участвовал также в культурной жизни эстонцев. В 1860—1890-х годах он являлся одним из выдающихся деятелей демократического крыла эстонского национального движения. В Санкт-Петербурге был дружен с одним из лидеров эстонского национального возрождения, писателем Карлом Робертом Якобсоном. В 1891—1893 годах он был председателем Эстонского литературного союза (Eesti Kirjameeste Selts). В то же время Й. Кёлер был последовательным сторонником дружбы между эстонским и русским народами.

Похоронен на кладбище Сууре-Яани (фото могилы). В 1976 году на центральной площади Вильянди был открыт памятник Й. Кёлеру.

Сочинения

Напишите отзыв о статье "Кёлер, Йохан"

Примечания

  1. [knowledge.su/k/kyoler-yokhan- БРЭ/Йохан Кёлер]

Литература

  • Эрм В. Ю. Кёлер, 1826—1899: (Иохан Кёлер). — М.: Искусство, 1960. — 52, [16] с. — 10 000 экз. (обл.)

Ссылки

  • [www.moles.ee/07/Nov/13/11-1.php Колыбель эстонской культуры]. // moles.ee. Проверено 27 июня 2012.

Отрывок, характеризующий Кёлер, Йохан


В 12 м и 13 м годах Кутузова прямо обвиняли за ошибки. Государь был недоволен им. И в истории, написанной недавно по высочайшему повелению, сказано, что Кутузов был хитрый придворный лжец, боявшийся имени Наполеона и своими ошибками под Красным и под Березиной лишивший русские войска славы – полной победы над французами. [История 1812 года Богдановича: характеристика Кутузова и рассуждение о неудовлетворительности результатов Красненских сражений. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ]
Такова судьба не великих людей, не grand homme, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких людей, которые, постигая волю провидения, подчиняют ей свою личную волю. Ненависть и презрение толпы наказывают этих людей за прозрение высших законов.
Для русских историков – странно и страшно сказать – Наполеон – это ничтожнейшее орудие истории – никогда и нигде, даже в изгнании, не выказавший человеческого достоинства, – Наполеон есть предмет восхищения и восторга; он grand. Кутузов же, тот человек, который от начала и до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный s истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, – Кутузов представляется им чем то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12 м годе, им всегда как будто немножко стыдно.
А между тем трудно себе представить историческое лицо, деятельность которого так неизменно постоянно была бы направлена к одной и той же цели. Трудно вообразить себе цель, более достойную и более совпадающую с волею всего народа. Еще труднее найти другой пример в истории, где бы цель, которую поставило себе историческое лицо, была бы так совершенно достигнута, как та цель, к достижению которой была направлена вся деятельность Кутузова в 1812 году.
Кутузов никогда не говорил о сорока веках, которые смотрят с пирамид, о жертвах, которые он приносит отечеству, о том, что он намерен совершить или совершил: он вообще ничего не говорил о себе, не играл никакой роли, казался всегда самым простым и обыкновенным человеком и говорил самые простые и обыкновенные вещи. Он писал письма своим дочерям и m me Stael, читал романы, любил общество красивых женщин, шутил с генералами, офицерами и солдатами и никогда не противоречил тем людям, которые хотели ему что нибудь доказывать. Когда граф Растопчин на Яузском мосту подскакал к Кутузову с личными упреками о том, кто виноват в погибели Москвы, и сказал: «Как же вы обещали не оставлять Москвы, не дав сраженья?» – Кутузов отвечал: «Я и не оставлю Москвы без сражения», несмотря на то, что Москва была уже оставлена. Когда приехавший к нему от государя Аракчеев сказал, что надо бы Ермолова назначить начальником артиллерии, Кутузов отвечал: «Да, я и сам только что говорил это», – хотя он за минуту говорил совсем другое. Какое дело было ему, одному понимавшему тогда весь громадный смысл события, среди бестолковой толпы, окружавшей его, какое ему дело было до того, к себе или к нему отнесет граф Растопчин бедствие столицы? Еще менее могло занимать его то, кого назначат начальником артиллерии.
Не только в этих случаях, но беспрестанно этот старый человек дошедший опытом жизни до убеждения в том, что мысли и слова, служащие им выражением, не суть двигатели людей, говорил слова совершенно бессмысленные – первые, которые ему приходили в голову.
Но этот самый человек, так пренебрегавший своими словами, ни разу во всю свою деятельность не сказал ни одного слова, которое было бы не согласно с той единственной целью, к достижению которой он шел во время всей войны. Очевидно, невольно, с тяжелой уверенностью, что не поймут его, он неоднократно в самых разнообразных обстоятельствах высказывал свою мысль. Начиная от Бородинского сражения, с которого начался его разлад с окружающими, он один говорил, что Бородинское сражение есть победа, и повторял это и изустно, и в рапортах, и донесениях до самой своей смерти. Он один сказал, что потеря Москвы не есть потеря России. Он в ответ Лористону на предложение о мире отвечал, что мира не может быть, потому что такова воля народа; он один во время отступления французов говорил, что все наши маневры не нужны, что все сделается само собой лучше, чем мы того желаем, что неприятелю надо дать золотой мост, что ни Тарутинское, ни Вяземское, ни Красненское сражения не нужны, что с чем нибудь надо прийти на границу, что за десять французов он не отдаст одного русского.
И он один, этот придворный человек, как нам изображают его, человек, который лжет Аракчееву с целью угодить государю, – он один, этот придворный человек, в Вильне, тем заслуживая немилость государя, говорит, что дальнейшая война за границей вредна и бесполезна.