Кёльнский собор

собор
Кёльнский собор нем. Kölner Dom
Кёльнский собор
Страна	Германия Германия
Город	Кёльн Кёльн
Конфессия	Римско-католическая церковь
Архитектурный стиль	готика
Автор проекта	Герхард фон Риле
Дата основания	1248
Строительство	1248—1880 годы
Сайт	[www.koelner-dom.de/ Официальный сайт]

Кёльнский собор (нем. Kölner Dom) — римско-католический готический собор в Кёльне. Занимает третье место в списке самых высоких церквей мира и внесён в список объектов Всемирного культурного наследия.

Строительство главного храма Кёльнской архиепископии велось в два приёма — в 1248—1437 гг. и в 1842—1880 годах. По окончании строительства 157-метровый собор на четыре года стал самым высоким зданием мира.

История

Церкви-предшественницы

Места, на которых сегодня находится собор, являлись, по всей видимости, ещё в римский период истории Кёльна религиозным центром проживавших здесь христиан. В северной части города в течение столетий было возведено несколько поколений церквей, каждая из которых превосходила по размерам все предыдущие. Эти церкви находились внутри кольца монастырей и монастырских церквей «священного Кёльна».

Остатки этих церквей можно осмотреть в нижней части сегодняшнего собора в месте проведения раскопок, которыми охвачена территория более чем в 4000 квадратных метров. От самых древних из них сохранилось совсем немного. Обнаружены фрагменты полов и участки стен, которые, хоть и подтверждают факт существования этих церквей, тем не менее, не позволяют реконструировать их форму. Около 500 года н. э. над старым, простеньким бассейном был сооружён восьмиугольный баптистерий со сторонами изогнутой формы, на которых был закреплён балдахин. Баптистерий находился внутри крестообразного строения, внутренние стены которого были украшены мозаикой. Около 540 года здесь были похоронены женщина и восьмилетний мальчик. Дорогие предметы, обнаруженные в могиле, позволяют предположить, что умершие были членами семьи короля Теодеберта из династии Меровингов.

Уже спустя несколько лет на этом месте развернулось строительство новой, более крупной церкви. Перед её алтарём находилась выложенная из камня кафедра в форме замочной скважины диаметром более 5,7 м. В восточном Средиземноморье такие сооружения использовались не только для чтения проповедей, но и для проведения торжественных церемоний, например, коронаций и посвящений в сан. В конце VIII века к церкви в её западной части были пристроены ещё одни хоры, обнесённые кольцеобразным атрием. Аналогичные архитектурные черты имеет возникшая примерно в 800 году так называемая Монастырская площадь в Санкт-Галлене — монастырский комплекс периода раннего Средневековья. Предположительно в середине IX века эта церковь настолько пострадала от пожара, что на её месте была возведена новая. Освящённый 27 сентября 870 года Старый собор был одним из крупнейших церковных сооружений и стал впоследствии резиденцией кёльнских архиепископов. Его средний неф достигал 12 м в ширину. К нему примыкали боковые нефы шириной около 6 м. Аркады, соединявшие между собой все три нефа, покоились на мощных прямоугольных пилястрах. На восточной и западной сторонах к нефам примыкали низкие поперечные пристройки, в восточной части которых находились небольшие боковые хоры. Эти хоры завершались полукруглыми приделами. Восточные хоры были посвящены Деве Марии, а западные — апостолу Петру. По бокам последних располагались две круглые башни. Перед ними находился большой внутренний двор, окружённый богослужебными пристройками. На середине двора стоял колодец, стены которого до сих пор сохранились в подземном гараже перед собором. Во время раскопок удалось обнаружить и порог западного входа в северную поперечную пристройку. Его поверхность сильно обносилась под ногами многих тысяч верующих, побывавших в соборе за истёкшие столетия. Эта каролингская церковь была богато украшена и расписана, её пол был покрыт тонкими пластинами мрамора. В X веке к зданию были пристроены ещё два боковых нефа, в результате чего их число увеличилось до пяти. По приказу архиепископа Гериберта (999—1021 годы) в восточной части поперечной пристройки была возведена двухэтажная часовня. Останки её стен по сей день стоят во дворе собора. Сведения о форме и размерах Старого собора известны нам не только благодаря проведённым раскопкам, но и по рисункам из дошедшей до нас рукописи 1025 года — так называемого «Кодекса Гиллиниуса».

Кёльнский собор в XIII—XVIII вв.

В 1248 году, когда архиепископ Кёльна Конрад фон Гохштаден заложил первый камень в основание Кёльнского собора, началась одна из самых длинных глав в истории европейского строительства. Кёльн, один из самых богатых и политически могущественных городов Священной Римской империи, считал нужным, следуя примеру Франции, иметь свой кафедральный собор — и его масштабы должны были затмить все остальные храмы.

Была и другая причина для возникновения столь своеобразного замысла. Кёльнский архиепископ Райнальд фон Дассель, канцлер и военачальник императора Фридриха I Барбароссы, получил от него останки Святых волхвов, или Трёх королей, которые ранее хранились в одном из миланских монастырей. Так император отблагодарил владыку за боевую помощь при покорении Милана во время второго итальянского похода. В 1164 году Райнальд фон Дассель с триумфом ввёз реликвии в Кёльн. Для них в течение десяти лет изготавливался саркофаг из серебра, золота и драгоценных камней — реликварий трёх царей, шедевр мозанского искусства. Высокий ранг, которого Кёльн достиг в западноевропейском христианском мире благодаря обретению этих реликвий, должен был воплотиться и в соответствующем кафедральном соборе.

Формы фундамента, заложенного в 1248 году, были позаимствованы у новых соборных комплексов, появившихся во Франции. Для того чтобы во внутренние помещения проникало больше света, вместо массивных стен были возведены стройные пилястры. А для того, чтобы стены были в состоянии выдержать огромный вес высоких сводов, была применена система внешних пилястр и арок — т. н. арочно-контрфорсная система. При этом арки имели не полукруглую форму, а были заострены в середине, что позволяло равномерно перекрыть ими всю поверхность здания и подчеркнуть устремлённость всей конструкции ввысь к небу. Эта гигантская архитектурная конструкция должна была вызывать у людей благоговение перед Царствием небесным.

Строительство собора началось с его восточной части. Спустя примерно 70 лет сооружение и отделка хоров были завершены. Возведение собора велось по чертежам его первого архитектора баумайстера Герхарда фон Риле. Вокруг внутренних хоров, в которых расположен главный алтарь из чёрного мрамора, проходит галерея с примыкающим к ней венцом часовен. Пилястры состоят из множества круглых стоек, а своды подпираются изящными невюрами. Внутреннее пространство украшено капителями с позолоченными натуралистическими листьями. Большие оконные проёмы отделаны орнаментом по камню, который именуется «ажурным». Таким же орнаментом, состоящим из колец и полуколец, украшены и все внутренние архитектурные украшения по сравнению с противоположной северной стороной.

Над кругом хоровых часовен, создающим впечатление цоколя, возвышаются отдельные контрфорсы, переходящие вверху в арочный свод с множеством вершин. Между ними хорошо просматриваются окна главных хоров с изящным ажурным орнаментом и богато украшенными фронтонами. Крутые подсводные стены переходят в коньки с позолоченными концами и увенчаны на восточной стороне золотым крестом, возвышающимся на этом месте над городом и Рейном уже более 700 лет.

Только после завершения строительства хоров и их внутренней отделки и сооружения стены на северной стороне была снесена простоявшая до тех пор западная часть каролингского собора, использовавшаяся для богослужений. В XIV в. были возведены южные нефы собора и второй этаж Южной башни. Зал её первого этажа значительно отличается от прочих частей здания подчёркнутой утончённостью своих архитектурных элементов. В XV в. было завершено строительство третьего этажа Южной башни, на которой были установлены отлитые в 1448/49 г. колокола «Претитоза» и «Специоза». Только после этого началось возведение северных боковых нефов собора. В начале XVI в. весь комплекс работ по сооружению среднего нефа был завершён установкой кровли собора в северной части на высоте боковых нефов. На этом заканчивается средневековый период в истории строительства собора.

Кёльнский собор в XIX в.

В течение нескольких веков собор продолжал стоять в незавершённом виде. Когда в 1790 году Георг Форстер прославлял устремлённые ввысь стройные колонны хора, который уже в годы его создания рассматривали как чудо искусства, кёльнский собор стоял незаконченным каркасом, требующим едва ли не ремонта. Между хором, завершённым стеной около 1300 года, и южной башней располагался временно прикрытый неф длиной в 70 метров, а высотой лишь в 13 метров. Башни не были завершены. Только лишь 59-метровая южная башня упиралась в небо, как могучий обломок, но зато давала возможность вообразить задуманные масштабы стремящегося ввысь западного фасада с двумя башнями. Работы над южной башней были прекращены уже около 1450 года, а потом и вся строительная деятельность была полностью остановлена. Однако после того, как революционные французские войска изгнали из собора духовенство, превратив его в фуражный склад, в народе с новой силой возникло стремление довести его строительство до конца. Расходы на строительные работы, возобновлённые в 1842 г., поделили между собой прусский король Фридрих Вильгельм IV и основанное жителями Кёльна Центральное общество по строительству собора, которое и по сей день финансирует основную часть затрат на ремонт и реставрацию собора. После тщательных подготовительных работ, проведённых архитекторами Карлом Фридрихом Шинкелем и Эрнстом Фридрихом Цвирнером, король Пруссии Фридрих Вильгельм IV дал задание завершить Кёльнский собор по первоначальным планам и 4 сентября 1842 года сам заложил первый камень. К 1862 году уже удалось установить стропильные фермы на продольном и поперечном нефах, в 1863-м началось строительство башен высотой 157 метров. 15 октября 1880 года в присутствии германского императора Вильгельма I состоялось празднество по случаю завершения строительства. 15 октября 1880 года, когда на вершине Южной башни был уложен последний камень, сооружение собора, продлившееся в общей сложности 632 года, было полностью завершено.

Обе башни достраивались по средневековым чертежам, составленным в период возведения собора около 1300 г. Завершение строительства фасадов поперечных пристроек, оригинальные чертежи которых не сохранились, осуществлялось по проекту известного немецкого мастера церковной архитектуры Эрнста Фридриха Цвирнера (1802—1861 гг.). Во всех деталях он старался как можно точнее придерживаться идей средневековых зодчих, поэтому сегодня собор имеет столь совершенный внешний вид. В то же время в ходе достройки использовалась самая современная строительная технология. Примером тому служит стропильная форма крыши, которая является одной из первых в истории крупногабаритных конструкций из чугунного литья.

Для украшения фасада, башен и порталов были изготовлены сотни скульптур, а для остекления окон потребовались многие квадратные метры витражей. Кроме того для порталов были отлиты огромные бронзовые ворота. Расширилось и внутреннее убранство собора. Высочайшее качество всех работ, осуществлённых в XIX в., превратило собор в один из величайших шедевров неоготики.

Однако и после этого торжества строительство продолжалось: вставляли стёкла в окна, накладывали полы, и в конце концов пора было начинать отделку. В 1906 году одна из 24 больших декоративных башен, украшавших громадные башни главного фасада, рухнула; обломились и другие декоративные башни, а повреждённые места каменной кладки нужно было снова и снова приводить в порядок. После 1945 года начались работы по устранению повреждений, нанесенных бомбардировками во время Второй мировой войны. Но временная реставрационная контора стоит на площадке у собора до сих пор. Непогода и в первую очередь загрязнение окружающей среды способствовали многочисленным повреждениям и привели бы к окончательной гибели собора, если бы постоянно не принимались охранительные меры. Глава истории строительства Кёльнского собора не завершена и сегодня.

Примечателен тот факт, что Кёльнский собор находится в непосредственной близости от главного вокзала Кёльна. Для того, чтобы зайти в собор, от дверей вокзала необходимо пройти не более 50 метров.

Захоронения в соборе

Не все кёльнские архиепископы были похоронены в соборе, как и не все нагробные плиты были перенесены из Старого собора в новый готический. К числу перенесённых относятся останки архиепископа Геро (969—976 гг.). Саркофаг с гробом архиепископа был установлен в часовне св. Стефана. Его надгробная плита, перенесённая из первоначальной могилы, покрыта инкрустацией из белого мрамора, а также красного и зелёного порфира. Сооружение саркофага датируется 1265 г. К этому же типу погребений святых без лежащей фигуры на надгробной плите относится и могила умершей примерно в 1085 г. св. Ирмгардии в часовне св. Агнес. Все саркофаги сориентированы на соответствующие алтари клиросных часовен, находящихся на востоке.

На северной стене Крестовой часовни сегодня установлена лежащая фигура архиепископа Энгельберта I (1216—1225). Она не является могильной скульптурой, поскольку останки архиепископа, до 1633 г. хранившейся в саркофаге, напоминающем могилу архиепископа Геро, были помещены в реликвенный ларь. Для того чтобы увековечить в соборе память об этом возведенном в ранг святых архиепископе, здесь, за главным алтарём была установлена эта скульптура, созданная в 1665 г. Герибертом Нейсом. На своё сегодняшнее место она была перенесена лишь в XIX в. В отличие от присущего средним векам строгого исполнения нагробных скульптур эта фигура изображает лежащего архиепископа в церковном одеянии, непринужденно облокотившегося на руку. Кроме того эта барочная скульптура отличается высоким реализмом, равно как и материалом — она сделана из слегка крапчатого светлого мрамора. Рядом с архиепископом в позе, символизирующей готовность оказать помощь, изображён ангел. Создаётся впечатление, что исполненный любви к жизни умерший ожидает своего воскресения.

Архиепископ Конрад Хохштаденский (1238—1261), заложивший в 1248 г. фундамент готического собора, был захоронен в только что возведенной в то время Осевой часовне. А когда было решено установить в ней ларь с мощами трёх волхвов, саркофаг был перенесён в часовню св. Иоанна. На возведенном в 1845 г. саркофаге покоится лежащая фигура архиепископа — одна из великолепнейших бронзовых скульптур немецких мастеров XIII в. Архиепископ, скончавшийся в возрасте 63 лет, пожелал изобразить себя молодым и красивым мужчиной. Точность передачи деталей фигуры и высокое мастерство бронзового литья позволяют отнести эту могильную плиту к числу выдающихся произведений искусства.

Необычной формой отличается саркофаг архиепископа Филиппа Гейнсбергского (1167—1191). Его лежащая фигура, высеченная из известняка и покрытая в прежние времена слоем краски, окружена венцом из стен, ворот и зубцов. В своё время архиепископ работал вместе с жителями Кёльна на возведении городской оборонительной стены. Именно поэтому около 1330 г., то есть примерно через 140 лет после смерти, для него было сооружено столь дорогое надгробие.

Среди прочих надгробий выделяется саркофаг архиепископа Фридриха Саарверденского (1370—1414) с крупной лежащей фигурой высотой 2,20 м, который находится в часовне Богоматери неподалёку от алтаря. Между готическим арками основания сидят 23 фигуры — участники изображенной сцены. Можно предположить, что этот саркофаг был сооружён непосредственно после кончины архиепископа. Недалеко от него стоит саркофаг скончавшегося в 1371 г. графа Готфрида Арнсбергского, изображённого в виде рыцаря в доспехах. По преданию, решетка, возвышающаяся над саркофагом, была установлена для защиты могилы от возмущенных родственников графа, которые пытались разрушить надгробие, раздосадованные тем, что Готфрид завещал свои угодья не им, а монастырю кёльнского архиепископа. По сегодняшний день в собор ежегодно является делегация города Арнсберга для возложения венка на могилу графа.

Реликвии и сокровища

Старая ризница, сегодняшняя часовня Святого причастия, была освящена в 1277 г. Альбертом Магнусом. Она находилась в северной части собора и была дополнена ещё одним помещением, в котором в XIII веке хранились сокровища собора. Для того, чтобы поднять эти помещения, расположенные во рву за пределами городской стены римского времени, до уровня пола собора, было сооружено основание, стены которого состояли отчасти из фундамента собора и отчасти из шести остатков римской оборонительной стены. На высоте 10 м оно было перекрыто крестовым сводом из шести пролётов, сгруппированных вокруг двух колонн. Сегодня в этом импозантном средневековом помещении, разделенном в XVI в. междуэтажным перекрытием, находится сокровищница собора.

В шестигранном здании, стоящем на основании собора, хранится коллекция наиболее ценных реликвий. Эта «палата святынь» отделана, как ларец, бронзовыми пластинами. Между ней и собором находятся входы в сокровищницу и киоск собора. Лестница, расположенная за пределами готического фундамента, ведёт в подземные помещения собора.

Палата святынь перекрыта на верхнем этаже стеклянным потолком, через который открывается вид на собор. В центре помещения стоит ларь св. Энгельберта, в который в 1663 г. были помещены мощи умершего в 1225 г. архиепископа. К числу наиболее ценных реликвий собора относятся посох св. Петра с набалдашником IV в., дароносица св. Петра и ларь с мощами трёх волхвов.

Основные сокровища собора выставлены в витринах со специальной подсветкой в сводчатых помещениях подвального этажа. К первым экспонатам относятся епископский жезл и меч — символы правления кёльнских архиепископов. Остальные драгоценности относятся к средневековой истории, а также XVIII и XIX вв. Среди наиболее интересных экспонатов этого этажа — готический церемониальный крест и готические дароносицы, эпитафия Якова Кройского, повреждённая похитителями и вновь восстановленная парадная дароносица. На этом же этаже расположено помещение с оригинальным деревянным корпусом ларя с мощами трёх волхвов и библиотека с собранием наиболее ценных рукописей.

Этажом ниже находятся лапидарий и коллекция парчовой церковной одежды. На правой стороне эти помещения примыкают к римской оборонительной стене. В левом углу она обрывается. Здесь под тупым углом к ней примыкает фундамент готического собора. В нишах под арками установлены две витрины с находками из франконских могил, обнаруженных под фундаментом собора в ходе раскопок 1959 г. В этих могилах примерно в 540 г. были захоронены женщина и мальчик из династии Меровингов. В том же помещении выставлены некоторые оригинальные скульптуры, украшавшие в Средние века портал св. Петра. В коллекции парчовой одежды наиболее впечатляющими являются выставленные фрагменты т. н. «Capella Clementina» — богато украшенных риз, изготовленных по приказу архиепископа Клеменса Августа для праздничных богослужений. В одной из них в 1742 г. он проводил коронование своего брата, короля Карла VII во Франкфурте. Особого внимания заслуживают также витрины с серебряными кубками и небольшая витрина с экспонатами XX века.

Ларь трёх волхвов

В 1164 г. император из династии Гогенштауфенов Фридрих Барбаросса принес в дар кёльнскому архиепископу Райнальду Дассельскому мощи трёх волхвов, привезённые им в Кёльн из Милана. С тех пор в город стекались паломники со всей Европы для поклонения реликвиям волхвов. Паломничество к мощам волхвов играло существенную роль как в религиозной, так и в экономической жизни Кёльна. Короны трёх волхвов по сей день украшают городской герб.

В период с 1190 по 1220 гг. Николаус Вердунский, один из искуснейших ювелиров своего времени, создал в своей мастерской золотой ларь для хранения высоко почитаемых реликвий. Уже одна его форма свидетельствует о том, что в одном ларе объединены три, причем третий ларь покоится на коньке первых двух. Ларь трёх волхвов имеет следующие размеры: высота — 1,53 м, ширина — 1,10 м, длина — 2,20 м. Деревянный корпус ларя обит позолоченными медными и серебряными пластинами. Фигуры выполнены методом чеканки. Только передняя сторона ларя почти полностью изготовлена из листового золота. Фризы украшены множеством позолоченных эмалевых пластинок. В отделке особенно впечатляют маленькие колонны из позолоченной эмали с постоянно меняющимся узором. Кромки и конёк ларя увенчаны узором тончайшей работы в форме вьющихся растений. Ларь украшен 1000 драгоценных камней и жемчужин. На нём установлены более 300 античных гемм и камей, считавшихся в те времена самым ценным украшением. При изготовлении самой большой ценности собора — ларя с мощами трёх волхвов — использовались, конечно, только самые драгоценные материалы. Однако ещё более важным аспектом, чем ценность материалов, был теологический смысл работы. На продольных сторонах ларя изображены сидящие ветхозаветные короли и пророки, а в его верхней части — апостолы. Тем самым показано, что Новый Завет зиждется на Ветхом Завете. Сюжетные изображения, которыми когда-то были украшены скосы крыши, к сожалению, не сохранились. Внизу на задней стороне ларя изображены сцены бичевания и распятия Христа, а вверху в окружении святых великомучеников Феликса и Набора представлен благословенный Христос с тремя христианскими добродетелями — верой, надеждой и любовью.

На середине передней стороны ларя изображена сидящая Мария с Христом-младенцем, к которой слева приближаются три поклоняющихся волхва. К ним присоединился четвёртый волхв — германский король Отто IV, пожертвовавший собору эту переднюю сторону ларя и причисливший себя этим изображением к традиционным первым христианским королям. Справа от Марии изображено крещение Иисуса в реке Иордан, а немного выше Христос появляется в образе всевышнего судьи в день Страшного Суда. Очевидно, что сюжеты на ларе не являются циклом сцен из жизни трёх волхвов, а посвящены жизненному пути Христа-Спасителя.

Трапециевидная передняя сторона ларя — съемная. 6 января, в день чествования трёх волхвов, она снимается, и взору посетителей открываются хранящиеся в ларе за решёткой три черепа, увенчанных золотыми коронами. Трапециевидная стенка украшена наиболее искусно обработанными камнями — бардовой геммой с изображением бога Марса и камеей, изображающей коронование кайзера Августа. Обе сцены трактовались в Средневековье как выдающиеся события в истории христианства.

В истекшие века ларь удалось уберечь от крупных повреждений. По сегодняшний день он считается главной ценностью собора и занимает в нём центральное место.

Миланская мадонна

Помимо реликвий трёх волхвов архиепископ Дассельский привез из Милана в Кёльн и резное изображение Мадонны, считавшееся чудодейственным и глубоко почитавшееся верующими. Эта скульптура была, по всей видимости, уничтожена пожаром в соборе в 1248 г. Впоследствии около 1290 г. было создано дошедшее до наших дней изображение Богоматери, на которое и было перенесено название «Миланской Мадонны». Раньше эта статуя стояла над алтарём в часовне Богоматери. Над ней располагался искусно отчеканенный и богато раскрашенный балдахин, фрагменты которого хранятся в сокровищнице собора. В XIX в. статуя Марии покинула своё первоначальное место и была установлена на новом, возведенном специально для этого пьедестале. Этим же временем датируются скипетр и корона статуи.

Миланская Мадонна считается одним из прекраснейших скульптурных творений периода зрелой готики. Её создателями являются те же ваятели, которые создали каменные скульптуры апостолов на пилястрах внутренних хоров. Осторожно и изящно мадонна удерживает дитя в своих руках. Её фигура исполнена грациозности и достоинства. Многочисленные складки одеяния нисходят от плеч до самых ног. Несмотря на то, что сегодняшняя роспись скульптуры датируется XIX в., её оригинальная окраска также была разноцветной. Как и фигуры на капителях хоров, скульптура Мадонны была расписана узорами по образцу модного в Средние века итальянского шёлка. Однако даже после того как на смену Миланской Мадонны пришла новая скульптура с явно выраженной декоративностью, эта фигура до сих пор является самым прекрасным изображением Богоматери в соборе.

Крест Геро

Этот 2-метровый дубовый крест был подарен собору архиепископом Геро (969—976 гг.), доверенным и посланником императора Оттона I. Идея создания креста возникла у архиепископа по возвращении из поездки в Византию. В то время подобные большие кресты с изображением распятия ещё не были известны в Европе.

Особенность этого распятия заключается не столько в монументальных размерах креста, сколько в необычном для того времени высочайшем реализме изображения. На кресте распростёрто безжизненное тело Иисуса. Его голова наклонена вперед, глаза закрыты. Отчётливо просматриваются все детали мускулов, сухожилий и костей. Христос изображён не в минуту триумфа, а в момент смерти, которая, как верят христиане, принесёт избавление человеческому роду. Крестовина и нимб с вработанными в него стеклянными украшениями сохранены в оригинальном виде. Окружающий распятие барочный алтарь с колоннами и лучеобразным венком подарены собору в 1683 г. его каноником Генрихом Мерингом, эпитафия которого находится на прилегающей к алтарю стене.

Цифры и факты

Общая длина (снаружи)	144,58 м
Общая ширина (снаружи)	86,25 м
Ширина фасада поперечного нефа	39,95 м
Внутренняя ширина продольного нефа	45,19 м
Ширина западного фасада	61,54 м
Высота северной башни	157,18 м
Высота южной башни	157,14 м
Ступеней до шпиля	509 (97,25 м = 152,5 м над уровнем моря)
Колоколов	11 (8 колоколов в южной башне, 3 — в центральной башне (на коньке крыши)), самый большой колокол — «Decke Pitter»
Высота фасада поперечного нефа	69,95 м
Высота центральной башни (на коньке крыши)	109,00 м
Высота конька крыши	61,10 м
Внутренняя высота среднего нефа	43,35 м
Внутренняя высота боковых нефов	19,83 м
Площадь собора, приблизительно	7 914 м²
Площадь окон, приблизительно	10 000 м²
Площадь крыши, приблизительно	12 000 м²
Объём собора без учёта контрфорсов и аркбутанов	407 000 м³
Наибольшая площадь западного фасада	7 000 м²
Масса использованного камня, приблизительно	300 000 т
Ежегодно тратится на содержание	10 млн. €
Адрес	Domkloster 4, 50667 Köln

Письменное упоминание о закладке собора

В Кёльнской королевской хронике приводятся сведения о закладке нового собора в 1248 году:

Архиепископ Конрад созвал церковных прелатов, дворян земли и своих министериалов и, в то время как огромная толпа народа внимала увещеваниям проповедников после завершения праздничной мессы в день Вознесения блаженной Девы Марии, он заложил первый камень, а затем, на основании полномочий господина Папы и своих собственных, а также властью легата и всех викарных епископов кёльнской церкви объявил верующим неслыханное до сих пор отпущение грехов тем, кто внесёт или пришлёт свой вклад в строительство церкви. Именно с этого времени с большими затратами начинается возведение новой церкви Св. Петра, — Кёльнского собора, невероятной высоты и длины.

Легенды Кёльнского собора

• Архитектор собора Герхард, будучи не в силах выполнить чертежи будущего собора, решил пригласить на помощь дьявола. Сатана тут же явился и предложил обмен: архитектор получает долгожданные чертежи, но взамен отдаёт свою душу. Сделку нужно было совершить после первых криков петухов. Архитектор был в безвыходном положении и согласился. Но разговор подслушала жена архитектора и решила уберечь душу своего мужа и заполучить чертежи здания. Она встала рано утром и прокукарекала вместо петуха. Дьявол немедленно явился, передал заветные чертежи. Обман затем вскрылся, но было уже поздно.

Литературная обработка одного из вариантов легенды — стихотворение П. А. Кускова «Кёльнский собор» (1863).

• Существует продолжение первой легенды: когда дьявол узнал об обмане, он сказал: «Да наступит конец света с последним камнем на этом соборе!». С тех пор собор не перестают строить и достраивать. По другой версии, дьявол поклялся, что когда собор будет достроен, конец придёт не всему миру, а только Кёльну.
• Во время Второй мировой войны, когда бомбардировками союзников был уничтожен практически весь Кёльн, чудесным образом не пострадал только Кёльнский собор. По негласному сговору лётчиков, собор берегли как географический ориентир.

Ссылки

Всемирное наследие ЮНЕСКО, объект № 292 [whc.unesco.org/ru/list/292 рус.] • [whc.unesco.org/en/list/292 англ.] • [whc.unesco.org/fr/list/292 фр.]

• [slovari.yandex.ru/Кёльнский%20собор/Величайшие%20храмы%20мира/Кёльнский%20собор/ Кёльнский собор в словаре «Величайшие храмы мира»](недоступная ссылка с 14-06-2016 (2866 дней))
• [www.stmeb.ru/hist/bib_gotika2.htm «Виды, планы, разрезы и детали Кёльнского собора»] 18 гравюр сделанных Карлом Фридрихом Шинкелем при подготовке к реставрации Кёльнского собора.
• [www.koelner-dom.de Официальный сайт]
• [www.dw-world.de/dw/article/0,,5486516,00.html Фоторепортажи о Кёльнском соборе на русском языке на сайте Deutsche Welle]
• [www.gcatholic.org/churches/europe/3182.htm Страница Кёльнского собора на сайте gcatholic.org] (англ.)

Отрывок, характеризующий Кёльнский собор

Наташе показалось оскорбительно это семейное сближение здесь, на бале, как будто не было другого места для семейных разговоров, кроме как на бале. Она не слушала и не смотрела на Веру, что то говорившую ей про свое зеленое платье.
Наконец государь остановился подле своей последней дамы (он танцовал с тремя), музыка замолкла; озабоченный адъютант набежал на Ростовых, прося их еще куда то посторониться, хотя они стояли у стены, и с хор раздались отчетливые, осторожные и увлекательно мерные звуки вальса. Государь с улыбкой взглянул на залу. Прошла минута – никто еще не начинал. Адъютант распорядитель подошел к графине Безуховой и пригласил ее. Она улыбаясь подняла руку и положила ее, не глядя на него, на плечо адъютанта. Адъютант распорядитель, мастер своего дела, уверенно, неторопливо и мерно, крепко обняв свою даму, пустился с ней сначала глиссадом, по краю круга, на углу залы подхватил ее левую руку, повернул ее, и из за всё убыстряющихся звуков музыки слышны были только мерные щелчки шпор быстрых и ловких ног адъютанта, и через каждые три такта на повороте как бы вспыхивало развеваясь бархатное платье его дамы. Наташа смотрела на них и готова была плакать, что это не она танцует этот первый тур вальса.
Князь Андрей в своем полковничьем, белом (по кавалерии) мундире, в чулках и башмаках, оживленный и веселый, стоял в первых рядах круга, недалеко от Ростовых. Барон Фиргоф говорил с ним о завтрашнем, предполагаемом первом заседании государственного совета. Князь Андрей, как человек близкий Сперанскому и участвующий в работах законодательной комиссии, мог дать верные сведения о заседании завтрашнего дня, о котором ходили различные толки. Но он не слушал того, что ему говорил Фиргоф, и глядел то на государя, то на сбиравшихся танцовать кавалеров, не решавшихся вступить в круг.
Князь Андрей наблюдал этих робевших при государе кавалеров и дам, замиравших от желания быть приглашенными.
Пьер подошел к князю Андрею и схватил его за руку.
– Вы всегда танцуете. Тут есть моя protegee [любимица], Ростова молодая, пригласите ее, – сказал он.
– Где? – спросил Болконский. – Виноват, – сказал он, обращаясь к барону, – этот разговор мы в другом месте доведем до конца, а на бале надо танцовать. – Он вышел вперед, по направлению, которое ему указывал Пьер. Отчаянное, замирающее лицо Наташи бросилось в глаза князю Андрею. Он узнал ее, угадал ее чувство, понял, что она была начинающая, вспомнил ее разговор на окне и с веселым выражением лица подошел к графине Ростовой.
– Позвольте вас познакомить с моей дочерью, – сказала графиня, краснея.
– Я имею удовольствие быть знакомым, ежели графиня помнит меня, – сказал князь Андрей с учтивым и низким поклоном, совершенно противоречащим замечаниям Перонской о его грубости, подходя к Наташе, и занося руку, чтобы обнять ее талию еще прежде, чем он договорил приглашение на танец. Он предложил тур вальса. То замирающее выражение лица Наташи, готовое на отчаяние и на восторг, вдруг осветилось счастливой, благодарной, детской улыбкой.
«Давно я ждала тебя», как будто сказала эта испуганная и счастливая девочка, своей проявившейся из за готовых слез улыбкой, поднимая свою руку на плечо князя Андрея. Они были вторая пара, вошедшая в круг. Князь Андрей был одним из лучших танцоров своего времени. Наташа танцовала превосходно. Ножки ее в бальных атласных башмачках быстро, легко и независимо от нее делали свое дело, а лицо ее сияло восторгом счастия. Ее оголенные шея и руки были худы и некрасивы. В сравнении с плечами Элен, ее плечи были худы, грудь неопределенна, руки тонки; но на Элен был уже как будто лак от всех тысяч взглядов, скользивших по ее телу, а Наташа казалась девочкой, которую в первый раз оголили, и которой бы очень стыдно это было, ежели бы ее не уверили, что это так необходимо надо.
Князь Андрей любил танцовать, и желая поскорее отделаться от политических и умных разговоров, с которыми все обращались к нему, и желая поскорее разорвать этот досадный ему круг смущения, образовавшегося от присутствия государя, пошел танцовать и выбрал Наташу, потому что на нее указал ему Пьер и потому, что она первая из хорошеньких женщин попала ему на глаза; но едва он обнял этот тонкий, подвижной стан, и она зашевелилась так близко от него и улыбнулась так близко ему, вино ее прелести ударило ему в голову: он почувствовал себя ожившим и помолодевшим, когда, переводя дыханье и оставив ее, остановился и стал глядеть на танцующих.


После князя Андрея к Наташе подошел Борис, приглашая ее на танцы, подошел и тот танцор адъютант, начавший бал, и еще молодые люди, и Наташа, передавая своих излишних кавалеров Соне, счастливая и раскрасневшаяся, не переставала танцовать целый вечер. Она ничего не заметила и не видала из того, что занимало всех на этом бале. Она не только не заметила, как государь долго говорил с французским посланником, как он особенно милостиво говорил с такой то дамой, как принц такой то и такой то сделали и сказали то то, как Элен имела большой успех и удостоилась особенного внимания такого то; она не видала даже государя и заметила, что он уехал только потому, что после его отъезда бал более оживился. Один из веселых котильонов, перед ужином, князь Андрей опять танцовал с Наташей. Он напомнил ей о их первом свиданьи в отрадненской аллее и о том, как она не могла заснуть в лунную ночь, и как он невольно слышал ее. Наташа покраснела при этом напоминании и старалась оправдаться, как будто было что то стыдное в том чувстве, в котором невольно подслушал ее князь Андрей.
Князь Андрей, как все люди, выросшие в свете, любил встречать в свете то, что не имело на себе общего светского отпечатка. И такова была Наташа, с ее удивлением, радостью и робостью и даже ошибками во французском языке. Он особенно нежно и бережно обращался и говорил с нею. Сидя подле нее, разговаривая с ней о самых простых и ничтожных предметах, князь Андрей любовался на радостный блеск ее глаз и улыбки, относившейся не к говоренным речам, а к ее внутреннему счастию. В то время, как Наташу выбирали и она с улыбкой вставала и танцовала по зале, князь Андрей любовался в особенности на ее робкую грацию. В середине котильона Наташа, окончив фигуру, еще тяжело дыша, подходила к своему месту. Новый кавалер опять пригласил ее. Она устала и запыхалась, и видимо подумала отказаться, но тотчас опять весело подняла руку на плечо кавалера и улыбнулась князю Андрею.
«Я бы рада была отдохнуть и посидеть с вами, я устала; но вы видите, как меня выбирают, и я этому рада, и я счастлива, и я всех люблю, и мы с вами всё это понимаем», и еще многое и многое сказала эта улыбка. Когда кавалер оставил ее, Наташа побежала через залу, чтобы взять двух дам для фигур.
«Ежели она подойдет прежде к своей кузине, а потом к другой даме, то она будет моей женой», сказал совершенно неожиданно сам себе князь Андрей, глядя на нее. Она подошла прежде к кузине.
«Какой вздор иногда приходит в голову! подумал князь Андрей; но верно только то, что эта девушка так мила, так особенна, что она не протанцует здесь месяца и выйдет замуж… Это здесь редкость», думал он, когда Наташа, поправляя откинувшуюся у корсажа розу, усаживалась подле него.
В конце котильона старый граф подошел в своем синем фраке к танцующим. Он пригласил к себе князя Андрея и спросил у дочери, весело ли ей? Наташа не ответила и только улыбнулась такой улыбкой, которая с упреком говорила: «как можно было спрашивать об этом?»
– Так весело, как никогда в жизни! – сказала она, и князь Андрей заметил, как быстро поднялись было ее худые руки, чтобы обнять отца и тотчас же опустились. Наташа была так счастлива, как никогда еще в жизни. Она была на той высшей ступени счастия, когда человек делается вполне доверчив и не верит в возможность зла, несчастия и горя.

Пьер на этом бале в первый раз почувствовал себя оскорбленным тем положением, которое занимала его жена в высших сферах. Он был угрюм и рассеян. Поперек лба его была широкая складка, и он, стоя у окна, смотрел через очки, никого не видя.
Наташа, направляясь к ужину, прошла мимо его.
Мрачное, несчастное лицо Пьера поразило ее. Она остановилась против него. Ей хотелось помочь ему, передать ему излишек своего счастия.
– Как весело, граф, – сказала она, – не правда ли?
Пьер рассеянно улыбнулся, очевидно не понимая того, что ему говорили.
– Да, я очень рад, – сказал он.
«Как могут они быть недовольны чем то, думала Наташа. Особенно такой хороший, как этот Безухов?» На глаза Наташи все бывшие на бале были одинаково добрые, милые, прекрасные люди, любящие друг друга: никто не мог обидеть друг друга, и потому все должны были быть счастливы.


На другой день князь Андрей вспомнил вчерашний бал, но не на долго остановился на нем мыслями. «Да, очень блестящий был бал. И еще… да, Ростова очень мила. Что то в ней есть свежее, особенное, не петербургское, отличающее ее». Вот всё, что он думал о вчерашнем бале, и напившись чаю, сел за работу.
Но от усталости или бессонницы (день был нехороший для занятий, и князь Андрей ничего не мог делать) он всё критиковал сам свою работу, как это часто с ним бывало, и рад был, когда услыхал, что кто то приехал.
Приехавший был Бицкий, служивший в различных комиссиях, бывавший во всех обществах Петербурга, страстный поклонник новых идей и Сперанского и озабоченный вестовщик Петербурга, один из тех людей, которые выбирают направление как платье – по моде, но которые по этому то кажутся самыми горячими партизанами направлений. Он озабоченно, едва успев снять шляпу, вбежал к князю Андрею и тотчас же начал говорить. Он только что узнал подробности заседания государственного совета нынешнего утра, открытого государем, и с восторгом рассказывал о том. Речь государя была необычайна. Это была одна из тех речей, которые произносятся только конституционными монархами. «Государь прямо сказал, что совет и сенат суть государственные сословия ; он сказал, что правление должно иметь основанием не произвол, а твердые начала . Государь сказал, что финансы должны быть преобразованы и отчеты быть публичны», рассказывал Бицкий, ударяя на известные слова и значительно раскрывая глаза.
– Да, нынешнее событие есть эра, величайшая эра в нашей истории, – заключил он.
Князь Андрей слушал рассказ об открытии государственного совета, которого он ожидал с таким нетерпением и которому приписывал такую важность, и удивлялся, что событие это теперь, когда оно совершилось, не только не трогало его, но представлялось ему более чем ничтожным. Он с тихой насмешкой слушал восторженный рассказ Бицкого. Самая простая мысль приходила ему в голову: «Какое дело мне и Бицкому, какое дело нам до того, что государю угодно было сказать в совете! Разве всё это может сделать меня счастливее и лучше?»
И это простое рассуждение вдруг уничтожило для князя Андрея весь прежний интерес совершаемых преобразований. В этот же день князь Андрей должен был обедать у Сперанского «en petit comite«, [в маленьком собрании,] как ему сказал хозяин, приглашая его. Обед этот в семейном и дружеском кругу человека, которым он так восхищался, прежде очень интересовал князя Андрея, тем более что до сих пор он не видал Сперанского в его домашнем быту; но теперь ему не хотелось ехать.
В назначенный час обеда, однако, князь Андрей уже входил в собственный, небольшой дом Сперанского у Таврического сада. В паркетной столовой небольшого домика, отличавшегося необыкновенной чистотой (напоминающей монашескую чистоту) князь Андрей, несколько опоздавший, уже нашел в пять часов собравшееся всё общество этого petit comite, интимных знакомых Сперанского. Дам не было никого кроме маленькой дочери Сперанского (с длинным лицом, похожим на отца) и ее гувернантки. Гости были Жерве, Магницкий и Столыпин. Еще из передней князь Андрей услыхал громкие голоса и звонкий, отчетливый хохот – хохот, похожий на тот, каким смеются на сцене. Кто то голосом, похожим на голос Сперанского, отчетливо отбивал: ха… ха… ха… Князь Андрей никогда не слыхал смеха Сперанского, и этот звонкий, тонкий смех государственного человека странно поразил его.
Князь Андрей вошел в столовую. Всё общество стояло между двух окон у небольшого стола с закуской. Сперанский в сером фраке с звездой, очевидно в том еще белом жилете и высоком белом галстухе, в которых он был в знаменитом заседании государственного совета, с веселым лицом стоял у стола. Гости окружали его. Магницкий, обращаясь к Михайлу Михайловичу, рассказывал анекдот. Сперанский слушал, вперед смеясь тому, что скажет Магницкий. В то время как князь Андрей вошел в комнату, слова Магницкого опять заглушились смехом. Громко басил Столыпин, пережевывая кусок хлеба с сыром; тихим смехом шипел Жерве, и тонко, отчетливо смеялся Сперанский.
Сперанский, всё еще смеясь, подал князю Андрею свою белую, нежную руку.
– Очень рад вас видеть, князь, – сказал он. – Минутку… обратился он к Магницкому, прерывая его рассказ. – У нас нынче уговор: обед удовольствия, и ни слова про дела. – И он опять обратился к рассказчику, и опять засмеялся.
Князь Андрей с удивлением и грустью разочарования слушал его смех и смотрел на смеющегося Сперанского. Это был не Сперанский, а другой человек, казалось князю Андрею. Всё, что прежде таинственно и привлекательно представлялось князю Андрею в Сперанском, вдруг стало ему ясно и непривлекательно.
За столом разговор ни на мгновение не умолкал и состоял как будто бы из собрания смешных анекдотов. Еще Магницкий не успел докончить своего рассказа, как уж кто то другой заявил свою готовность рассказать что то, что было еще смешнее. Анекдоты большею частью касались ежели не самого служебного мира, то лиц служебных. Казалось, что в этом обществе так окончательно было решено ничтожество этих лиц, что единственное отношение к ним могло быть только добродушно комическое. Сперанский рассказал, как на совете сегодняшнего утра на вопрос у глухого сановника о его мнении, сановник этот отвечал, что он того же мнения. Жерве рассказал целое дело о ревизии, замечательное по бессмыслице всех действующих лиц. Столыпин заикаясь вмешался в разговор и с горячностью начал говорить о злоупотреблениях прежнего порядка вещей, угрожая придать разговору серьезный характер. Магницкий стал трунить над горячностью Столыпина, Жерве вставил шутку и разговор принял опять прежнее, веселое направление.
Очевидно, Сперанский после трудов любил отдохнуть и повеселиться в приятельском кружке, и все его гости, понимая его желание, старались веселить его и сами веселиться. Но веселье это казалось князю Андрею тяжелым и невеселым. Тонкий звук голоса Сперанского неприятно поражал его, и неумолкавший смех своей фальшивой нотой почему то оскорблял чувство князя Андрея. Князь Андрей не смеялся и боялся, что он будет тяжел для этого общества. Но никто не замечал его несоответственности общему настроению. Всем было, казалось, очень весело.
Он несколько раз желал вступить в разговор, но всякий раз его слово выбрасывалось вон, как пробка из воды; и он не мог шутить с ними вместе.
Ничего не было дурного или неуместного в том, что они говорили, всё было остроумно и могло бы быть смешно; но чего то, того самого, что составляет соль веселья, не только не было, но они и не знали, что оно бывает.
После обеда дочь Сперанского с своей гувернанткой встали. Сперанский приласкал дочь своей белой рукой, и поцеловал ее. И этот жест показался неестественным князю Андрею.
Мужчины, по английски, остались за столом и за портвейном. В середине начавшегося разговора об испанских делах Наполеона, одобряя которые, все были одного и того же мнения, князь Андрей стал противоречить им. Сперанский улыбнулся и, очевидно желая отклонить разговор от принятого направления, рассказал анекдот, не имеющий отношения к разговору. На несколько мгновений все замолкли.
Посидев за столом, Сперанский закупорил бутылку с вином и сказав: «нынче хорошее винцо в сапожках ходит», отдал слуге и встал. Все встали и также шумно разговаривая пошли в гостиную. Сперанскому подали два конверта, привезенные курьером. Он взял их и прошел в кабинет. Как только он вышел, общее веселье замолкло и гости рассудительно и тихо стали переговариваться друг с другом.
– Ну, теперь декламация! – сказал Сперанский, выходя из кабинета. – Удивительный талант! – обратился он к князю Андрею. Магницкий тотчас же стал в позу и начал говорить французские шутливые стихи, сочиненные им на некоторых известных лиц Петербурга, и несколько раз был прерываем аплодисментами. Князь Андрей, по окончании стихов, подошел к Сперанскому, прощаясь с ним.
– Куда вы так рано? – сказал Сперанский.
– Я обещал на вечер…
Они помолчали. Князь Андрей смотрел близко в эти зеркальные, непропускающие к себе глаза и ему стало смешно, как он мог ждать чего нибудь от Сперанского и от всей своей деятельности, связанной с ним, и как мог он приписывать важность тому, что делал Сперанский. Этот аккуратный, невеселый смех долго не переставал звучать в ушах князя Андрея после того, как он уехал от Сперанского.
Вернувшись домой, князь Андрей стал вспоминать свою петербургскую жизнь за эти четыре месяца, как будто что то новое. Он вспоминал свои хлопоты, искательства, историю своего проекта военного устава, который был принят к сведению и о котором старались умолчать единственно потому, что другая работа, очень дурная, была уже сделана и представлена государю; вспомнил о заседаниях комитета, членом которого был Берг; вспомнил, как в этих заседаниях старательно и продолжительно обсуживалось всё касающееся формы и процесса заседаний комитета, и как старательно и кратко обходилось всё что касалось сущности дела. Он вспомнил о своей законодательной работе, о том, как он озабоченно переводил на русский язык статьи римского и французского свода, и ему стало совестно за себя. Потом он живо представил себе Богучарово, свои занятия в деревне, свою поездку в Рязань, вспомнил мужиков, Дрона старосту, и приложив к ним права лиц, которые он распределял по параграфам, ему стало удивительно, как он мог так долго заниматься такой праздной работой.


На другой день князь Андрей поехал с визитами в некоторые дома, где он еще не был, и в том числе к Ростовым, с которыми он возобновил знакомство на последнем бале. Кроме законов учтивости, по которым ему нужно было быть у Ростовых, князю Андрею хотелось видеть дома эту особенную, оживленную девушку, которая оставила ему приятное воспоминание.
Наташа одна из первых встретила его. Она была в домашнем синем платье, в котором она показалась князю Андрею еще лучше, чем в бальном. Она и всё семейство Ростовых приняли князя Андрея, как старого друга, просто и радушно. Всё семейство, которое строго судил прежде князь Андрей, теперь показалось ему составленным из прекрасных, простых и добрых людей. Гостеприимство и добродушие старого графа, особенно мило поразительное в Петербурге, было таково, что князь Андрей не мог отказаться от обеда. «Да, это добрые, славные люди, думал Болконский, разумеется, не понимающие ни на волос того сокровища, которое они имеют в Наташе; но добрые люди, которые составляют наилучший фон для того, чтобы на нем отделялась эта особенно поэтическая, переполненная жизни, прелестная девушка!»
Князь Андрей чувствовал в Наташе присутствие совершенно чуждого для него, особенного мира, преисполненного каких то неизвестных ему радостей, того чуждого мира, который еще тогда, в отрадненской аллее и на окне, в лунную ночь, так дразнил его. Теперь этот мир уже более не дразнил его, не был чуждый мир; но он сам, вступив в него, находил в нем новое для себя наслаждение.
После обеда Наташа, по просьбе князя Андрея, пошла к клавикордам и стала петь. Князь Андрей стоял у окна, разговаривая с дамами, и слушал ее. В середине фразы князь Андрей замолчал и почувствовал неожиданно, что к его горлу подступают слезы, возможность которых он не знал за собой. Он посмотрел на поющую Наташу, и в душе его произошло что то новое и счастливое. Он был счастлив и ему вместе с тем было грустно. Ему решительно не об чем было плакать, но он готов был плакать. О чем? О прежней любви? О маленькой княгине? О своих разочарованиях?… О своих надеждах на будущее?… Да и нет. Главное, о чем ему хотелось плакать, была вдруг живо сознанная им страшная противуположность между чем то бесконечно великим и неопределимым, бывшим в нем, и чем то узким и телесным, чем он был сам и даже была она. Эта противуположность томила и радовала его во время ее пения.
Только что Наташа кончила петь, она подошла к нему и спросила его, как ему нравится ее голос? Она спросила это и смутилась уже после того, как она это сказала, поняв, что этого не надо было спрашивать. Он улыбнулся, глядя на нее, и сказал, что ему нравится ее пение так же, как и всё, что она делает.
Князь Андрей поздно вечером уехал от Ростовых. Он лег спать по привычке ложиться, но увидал скоро, что он не может спать. Он то, зажжа свечку, сидел в постели, то вставал, то опять ложился, нисколько не тяготясь бессонницей: так радостно и ново ему было на душе, как будто он из душной комнаты вышел на вольный свет Божий. Ему и в голову не приходило, чтобы он был влюблен в Ростову; он не думал о ней; он только воображал ее себе, и вследствие этого вся жизнь его представлялась ему в новом свете. «Из чего я бьюсь, из чего я хлопочу в этой узкой, замкнутой рамке, когда жизнь, вся жизнь со всеми ее радостями открыта мне?» говорил он себе. И он в первый раз после долгого времени стал делать счастливые планы на будущее. Он решил сам собою, что ему надо заняться воспитанием своего сына, найдя ему воспитателя и поручив ему; потом надо выйти в отставку и ехать за границу, видеть Англию, Швейцарию, Италию. «Мне надо пользоваться своей свободой, пока так много в себе чувствую силы и молодости, говорил он сам себе. Пьер был прав, говоря, что надо верить в возможность счастия, чтобы быть счастливым, и я теперь верю в него. Оставим мертвым хоронить мертвых, а пока жив, надо жить и быть счастливым», думал он.


В одно утро полковник Адольф Берг, которого Пьер знал, как знал всех в Москве и Петербурге, в чистеньком с иголочки мундире, с припомаженными наперед височками, как носил государь Александр Павлович, приехал к нему.
– Я сейчас был у графини, вашей супруги, и был так несчастлив, что моя просьба не могла быть исполнена; надеюсь, что у вас, граф, я буду счастливее, – сказал он, улыбаясь.
– Что вам угодно, полковник? Я к вашим услугам.
– Я теперь, граф, уж совершенно устроился на новой квартире, – сообщил Берг, очевидно зная, что это слышать не могло не быть приятно; – и потому желал сделать так, маленький вечерок для моих и моей супруги знакомых. (Он еще приятнее улыбнулся.) Я хотел просить графиню и вас сделать мне честь пожаловать к нам на чашку чая и… на ужин.
– Только графиня Елена Васильевна, сочтя для себя унизительным общество каких то Бергов, могла иметь жестокость отказаться от такого приглашения. – Берг так ясно объяснил, почему он желает собрать у себя небольшое и хорошее общество, и почему это ему будет приятно, и почему он для карт и для чего нибудь дурного жалеет деньги, но для хорошего общества готов и понести расходы, что Пьер не мог отказаться и обещался быть.
– Только не поздно, граф, ежели смею просить, так без 10 ти минут в восемь, смею просить. Партию составим, генерал наш будет. Он очень добр ко мне. Поужинаем, граф. Так сделайте одолжение.
Противно своей привычке опаздывать, Пьер в этот день вместо восьми без 10 ти минут, приехал к Бергам в восемь часов без четверти.
Берги, припася, что нужно было для вечера, уже готовы были к приему гостей.
В новом, чистом, светлом, убранном бюстиками и картинками и новой мебелью, кабинете сидел Берг с женою. Берг, в новеньком, застегнутом мундире сидел возле жены, объясняя ей, что всегда можно и должно иметь знакомства людей, которые выше себя, потому что тогда только есть приятность от знакомств. – «Переймешь что нибудь, можешь попросить о чем нибудь. Вот посмотри, как я жил с первых чинов (Берг жизнь свою считал не годами, а высочайшими наградами). Мои товарищи теперь еще ничто, а я на ваканции полкового командира, я имею счастье быть вашим мужем (он встал и поцеловал руку Веры, но по пути к ней отогнул угол заворотившегося ковра). И чем я приобрел всё это? Главное умением выбирать свои знакомства. Само собой разумеется, что надо быть добродетельным и аккуратным».
Берг улыбнулся с сознанием своего превосходства над слабой женщиной и замолчал, подумав, что всё таки эта милая жена его есть слабая женщина, которая не может постигнуть всего того, что составляет достоинство мужчины, – ein Mann zu sein [быть мужчиной]. Вера в то же время также улыбнулась с сознанием своего превосходства над добродетельным, хорошим мужем, но который всё таки ошибочно, как и все мужчины, по понятию Веры, понимал жизнь. Берг, судя по своей жене, считал всех женщин слабыми и глупыми. Вера, судя по одному своему мужу и распространяя это замечание, полагала, что все мужчины приписывают только себе разум, а вместе с тем ничего не понимают, горды и эгоисты.
Берг встал и, обняв свою жену осторожно, чтобы не измять кружевную пелеринку, за которую он дорого заплатил, поцеловал ее в середину губ.
– Одно только, чтобы у нас не было так скоро детей, – сказал он по бессознательной для себя филиации идей.
– Да, – отвечала Вера, – я совсем этого не желаю. Надо жить для общества.
– Точно такая была на княгине Юсуповой, – сказал Берг, с счастливой и доброй улыбкой, указывая на пелеринку.
В это время доложили о приезде графа Безухого. Оба супруга переглянулись самодовольной улыбкой, каждый себе приписывая честь этого посещения.
«Вот что значит уметь делать знакомства, подумал Берг, вот что значит уметь держать себя!»
– Только пожалуйста, когда я занимаю гостей, – сказала Вера, – ты не перебивай меня, потому что я знаю чем занять каждого, и в каком обществе что надо говорить.
Берг тоже улыбнулся.
– Нельзя же: иногда с мужчинами мужской разговор должен быть, – сказал он.
Пьер был принят в новенькой гостиной, в которой нигде сесть нельзя было, не нарушив симметрии, чистоты и порядка, и потому весьма понятно было и не странно, что Берг великодушно предлагал разрушить симметрию кресла, или дивана для дорогого гостя, и видимо находясь сам в этом отношении в болезненной нерешительности, предложил решение этого вопроса выбору гостя. Пьер расстроил симметрию, подвинув себе стул, и тотчас же Берг и Вера начали вечер, перебивая один другого и занимая гостя.
Вера, решив в своем уме, что Пьера надо занимать разговором о французском посольстве, тотчас же начала этот разговор. Берг, решив, что надобен и мужской разговор, перебил речь жены, затрогивая вопрос о войне с Австриею и невольно с общего разговора соскочил на личные соображения о тех предложениях, которые ему были деланы для участия в австрийском походе, и о тех причинах, почему он не принял их. Несмотря на то, что разговор был очень нескладный, и что Вера сердилась за вмешательство мужского элемента, оба супруга с удовольствием чувствовали, что, несмотря на то, что был только один гость, вечер был начат очень хорошо, и что вечер был, как две капли воды похож на всякий другой вечер с разговорами, чаем и зажженными свечами.
Вскоре приехал Борис, старый товарищ Берга. Он с некоторым оттенком превосходства и покровительства обращался с Бергом и Верой. За Борисом приехала дама с полковником, потом сам генерал, потом Ростовы, и вечер уже совершенно, несомненно стал похож на все вечера. Берг с Верой не могли удерживать радостной улыбки при виде этого движения по гостиной, при звуке этого бессвязного говора, шуршанья платьев и поклонов. Всё было, как и у всех, особенно похож был генерал, похваливший квартиру, потрепавший по плечу Берга, и с отеческим самоуправством распорядившийся постановкой бостонного стола. Генерал подсел к графу Илье Андреичу, как к самому знатному из гостей после себя. Старички с старичками, молодые с молодыми, хозяйка у чайного стола, на котором были точно такие же печенья в серебряной корзинке, какие были у Паниных на вечере, всё было совершенно так же, как у других.


Пьер, как один из почетнейших гостей, должен был сесть в бостон с Ильей Андреичем, генералом и полковником. Пьеру за бостонным столом пришлось сидеть против Наташи и странная перемена, происшедшая в ней со дня бала, поразила его. Наташа была молчалива, и не только не была так хороша, как она была на бале, но она была бы дурна, ежели бы она не имела такого кроткого и равнодушного ко всему вида.
«Что с ней?» подумал Пьер, взглянув на нее. Она сидела подле сестры у чайного стола и неохотно, не глядя на него, отвечала что то подсевшему к ней Борису. Отходив целую масть и забрав к удовольствию своего партнера пять взяток, Пьер, слышавший говор приветствий и звук чьих то шагов, вошедших в комнату во время сбора взяток, опять взглянул на нее.
«Что с ней сделалось?» еще удивленнее сказал он сам себе.
Князь Андрей с бережливо нежным выражением стоял перед нею и говорил ей что то. Она, подняв голову, разрумянившись и видимо стараясь удержать порывистое дыхание, смотрела на него. И яркий свет какого то внутреннего, прежде потушенного огня, опять горел в ней. Она вся преобразилась. Из дурной опять сделалась такою же, какою она была на бале.
Князь Андрей подошел к Пьеру и Пьер заметил новое, молодое выражение и в лице своего друга.
Пьер несколько раз пересаживался во время игры, то спиной, то лицом к Наташе, и во всё продолжение 6 ти роберов делал наблюдения над ней и своим другом.
«Что то очень важное происходит между ними», думал Пьер, и радостное и вместе горькое чувство заставляло его волноваться и забывать об игре.
После 6 ти роберов генерал встал, сказав, что эдак невозможно играть, и Пьер получил свободу. Наташа в одной стороне говорила с Соней и Борисом, Вера о чем то с тонкой улыбкой говорила с князем Андреем. Пьер подошел к своему другу и спросив не тайна ли то, что говорится, сел подле них. Вера, заметив внимание князя Андрея к Наташе, нашла, что на вечере, на настоящем вечере, необходимо нужно, чтобы были тонкие намеки на чувства, и улучив время, когда князь Андрей был один, начала с ним разговор о чувствах вообще и о своей сестре. Ей нужно было с таким умным (каким она считала князя Андрея) гостем приложить к делу свое дипломатическое искусство.