Кёнеургенч
Город
|
Кёнеургенч[1], Куня́-Урге́нч[2] (туркм. Köneürgenç — Старый Ургенч, перс. کهنهگرگانج Kuhna Gurgānj, узб. Koʻhna Urganch) — город с населением 37 тысяч жителей, административный центр Кёнеургенчского этрапа (района) Дашогузского велаята (области) Туркмении.
К его южной окраине примыкает территория национального историко-культурного музея-заповедника, располагающегося на месте древней столицы Хорезма IX—XVI веков — города Ургенч. В 2005 году памятники города включены в Список всемирного наследия ЮНЕСКО.
История
Куня-Ургенч располагается на земле древнего Хорезма, в 480 км к северу от Ашхабада вблизи старого русла Амударьи, он был одним из крупных городов Великого шёлкового пути. Дата его основания неизвестна, но остатки старейшей крепости города «Кыркмолла» (туркм. Kyrkmolla — Сорок мулл) относят к античному периоду (II-V вв. до н. э.). Город упоминается в священной книге зороастрийцев — Авесте под названием «Урва», «Урга». В кангюйский период город известен под названием «Хангирд», «Хаджирд».
В середине VIII века город попадает под власть арабов. После арабской экспансии получает название Гургандж[3]. В X веке на правобережье Амударьи правили наместники Саманидов, постепенно отмежевавшиеся от сюзеренов. Так возникло северохорезмское государство Ургенчский эмират, столицей которого и являлся этот город. В саманидской империи он уступал по величине лишь Бухаре. В 995 году эмир Мамун ибн-Мухаммад победил Южный Хорезм, убив последнего афригида Абу-Абдаллаха Мухаммада. Объединив под своей властью весь регион, он стал править из южнохорезмской столицы Кята[4][5]. В 1017 году Хорезм был завоёван Махмудом Газневи.
С возвышением новой хорезмской династии Ануштегинидов, город возвращает столичный статус и при Алауддине Мухаммаде оказывается центром огромной империи на территории Средней Азии и Среднего Востока. XII и начало XIII века были периодом расцвета Ургенча, превосходившего по численности населения и известности все города Средней Азии, кроме Бухары, он дает приют Авиценне, Аль-Бируни, Ибн-Баттуте и другим известным мыслителям того времени. В 1221 году город, носивший название «сердце ислама», Куня-Ургенч восстал против жестокого Чингизхана и был разрушен монголами.
После похода Чингисхана Ургенч был включен в состав улуса Джучи, а затем в 1359 году стал независимым в системе золотоордынского ханства. Особую роль в его развитии в первой половине XIV века сыграли местный правитель Кутлуг-Тимур (туркм. Kutlug Timur — святой Тимур) и его жена Тюрабек-ханым.
Очередное разрушение города в 1388 году в ходе завоевательных походов Тамерлана, а в XVI веке неожиданное изменение направление русла Амударьи на север вынудили его жителей покинуть это место навсегда. В 1646 году после построения на территории Узбекистана нового города Ургенч старый Ургенч стал называться Кенеургенч (Старый Ургенч). После этого на долгие годы Ургенч попадает в забвение, пока в 1831 году, при строительстве оросительного канала Хан-Яб, сюда снова не приходят люди. Поэтому многие великие памятники Куня-Ургенча дошли до наших дней в сильно разрушенном состоянии.
Исследования
Первые археологические раскопки в старом городе были проведены Александром Якубовским в 1929 году. К этому времени большинство памятников Кёнеургенча были полностью или частично разрушены.
Достопримечательности
Древнейшим сооружением городища является крепость «Кыркмолла», на месте которой в XI веке была построена так называемая «Академия» султана Мамуна ибн-Мамуна, где обучались энциклопедист Абу Рейхан аль-Бируни (973—1048) и естествоиспытатель, врач и философ Абу Али ибн-Сина, известный на Западе как Авиценна (980—1037). По народной легенде, во время нашествия Чингисхана в этом здании спряталось сорок мулл и в результате их молитв оно перевернулось вверх дном.
В древнем городе находится ряд памятников, относящихся в основном к периоду ХI-ХVI веков, включая мечеть, ворота караван-сарая, крепости, мавзолеи и минарет. Они свидетельствуют о выдающихся достижениях в архитектуре и ремеслах, влияние которых проявилось в Иране и Афганистане, а позднее, в ХVI веке — и в архитектуре империи Великих Моголов в Индии.
В настоящее время на территории города расположены три небольших мавзолея XII века и более совершенный мавзолей Тюрабек-ханым ХIV века, который был почти полностью восстановлен в 1990-е годы. Наиболее известным мавзолеем «Старого Ургенча», прежде всего среди исламских паломников, является мавзолей Наджм ад-дин ал-Кубра (наджм ад-дин (араб.) — «Звезда религии (веры)») — суфийского подвижника XIII века, который считается основоположником суфизма в Хорезме.
Главная достопримечательность Куня-Ургенча — 60-метровый минарет Кутлуг-Тимура, построенный в середине XIV века. В настоящее время это самый высокий кирпичный минарет в Средней Азии. Следует также отметить самый старый из уцелевших памятников — мавзолей Иль-Арслана (1157—1172), который увенчан 12-гранным коническим куполом, облицованным глазурованным кирпичом.
К северу от города находится обширный средневековый некрополь «360 святых». По одной народной легенде, в нём находятся тела 360 исламских святых, в основном учеников пророка Мухаммеда, которых он послал во все концы света для проповедования ислама и велел вернуться обратно в Ургенч. По другой легенде, эти тела принадлежат исламским святым, принявшим мученическую смерть во время разрушения города войсками Чингисхана.
К другими памятниками Куня-Ургенч относятся:
- Мавзолей Тюрабек-ханым
- Минарет Мамуна (X—XI вв. н. э.)
- Мавзолей Кыркмолла (II в до н. э. — III в н. э.)
- Медресе ибн-Хаджыба (XIV—XVI вв.)
- Мавзолей Арслан II (самое старое здание в городе — дата его закладки ориентировочно оценивается XI веком)
- Мавзолей Фахр ад-Дин Рази (XIII в.)
- Мавзолей Азизан Аль-Раматани (XIII—XIV вв.)
- Мавзолей Сейд Ахмеда (XII—XIV вв.)
- Мавзолей Пирярвели (XIV—XVII вв.)
- Мавзолей Гулигердан (XII в.)
- Мавзолей Хорезимбаг (XIII—XVIII вв.)
- Мавзолей Дашгала (XIV—XVI вв.)
- Мавзолей Маткарим-Ишан (XIX—XX вв.)
- Мавзолей Султан Али (1580 г.)
- Мавзолей Текеш-Хорезмшах (XIII в.) с минаретом XIV века
- Мавзолей Дашмеджет (1903—1908 гг.)
- Крепость Ак-Кала (Акгала, I—XIII вв.)
Архитектурные шедевры Куняургенча внесены в список Всемирного наследия ЮНЕСКО[6].
См. также
Напишите отзыв о статье "Кёнеургенч"
Примечания
- ↑ На российских картах.
- ↑ Принято в советской историографии.
- ↑ turkmenistan.is-great.net/urgench.php?page=2
- ↑ www.culture.gov.tm/Keneurgenc/Keneurgenc_eng.html
- ↑ Толстов С. П. [www.opentextnn.ru/history/archaeology/expedetion/Tolstov/?id=1776 По следам древнехорезмийской цивилизации.] — М.: Издательство АН СССР, 1948.
- ↑ [www.turkmenistan.ru/ru/node/17153 В Список всемирного наследия ЮНЕСКО включены исторические памятники туркменского Куняургенча]
Ссылки
-
На Викискладе есть медиафайлы по теме Кёнеургенч
|
Всемирное наследие ЮНЕСКО, объект № 1199 [whc.unesco.org/ru/list/1199 рус.] • [whc.unesco.org/en/list/1199 англ.] • [whc.unesco.org/fr/list/1199 фр.] |
| ||||||
| ||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Кёнеургенч
Ростов остановился и, сжав кулаки, вдруг грозно подвинулся на Алпатыча.– Решенье? Какое решенье? Старый хрыч! – крикнул он на него. – Ты чего смотрел? А? Мужики бунтуют, а ты не умеешь справиться? Ты сам изменник. Знаю я вас, шкуру спущу со всех… – И, как будто боясь растратить понапрасну запас своей горячности, он оставил Алпатыча и быстро пошел вперед. Алпатыч, подавив чувство оскорбления, плывущим шагом поспевал за Ростовым и продолжал сообщать ему свои соображения. Он говорил, что мужики находились в закоснелости, что в настоящую минуту было неблагоразумно противуборствовать им, не имея военной команды, что не лучше ли бы было послать прежде за командой.
– Я им дам воинскую команду… Я их попротивоборствую, – бессмысленно приговаривал Николай, задыхаясь от неразумной животной злобы и потребности излить эту злобу. Не соображая того, что будет делать, бессознательно, быстрым, решительным шагом он подвигался к толпе. И чем ближе он подвигался к ней, тем больше чувствовал Алпатыч, что неблагоразумный поступок его может произвести хорошие результаты. То же чувствовали и мужики толпы, глядя на его быструю и твердую походку и решительное, нахмуренное лицо.
После того как гусары въехали в деревню и Ростов прошел к княжне, в толпе произошло замешательство и раздор. Некоторые мужики стали говорить, что эти приехавшие были русские и как бы они не обиделись тем, что не выпускают барышню. Дрон был того же мнения; но как только он выразил его, так Карп и другие мужики напали на бывшего старосту.
– Ты мир то поедом ел сколько годов? – кричал на него Карп. – Тебе все одно! Ты кубышку выроешь, увезешь, тебе что, разори наши дома али нет?
– Сказано, порядок чтоб был, не езди никто из домов, чтобы ни синь пороха не вывозить, – вот она и вся! – кричал другой.
– Очередь на твоего сына была, а ты небось гладуха своего пожалел, – вдруг быстро заговорил маленький старичок, нападая на Дрона, – а моего Ваньку забрил. Эх, умирать будем!
– То то умирать будем!
– Я от миру не отказчик, – говорил Дрон.
– То то не отказчик, брюхо отрастил!..
Два длинные мужика говорили свое. Как только Ростов, сопутствуемый Ильиным, Лаврушкой и Алпатычем, подошел к толпе, Карп, заложив пальцы за кушак, слегка улыбаясь, вышел вперед. Дрон, напротив, зашел в задние ряды, и толпа сдвинулась плотнее.
– Эй! кто у вас староста тут? – крикнул Ростов, быстрым шагом подойдя к толпе.
– Староста то? На что вам?.. – спросил Карп. Но не успел он договорить, как шапка слетела с него и голова мотнулась набок от сильного удара.
– Шапки долой, изменники! – крикнул полнокровный голос Ростова. – Где староста? – неистовым голосом кричал он.
– Старосту, старосту кличет… Дрон Захарыч, вас, – послышались кое где торопливо покорные голоса, и шапки стали сниматься с голов.
– Нам бунтовать нельзя, мы порядки блюдем, – проговорил Карп, и несколько голосов сзади в то же мгновенье заговорили вдруг:
– Как старички пороптали, много вас начальства…
– Разговаривать?.. Бунт!.. Разбойники! Изменники! – бессмысленно, не своим голосом завопил Ростов, хватая за юрот Карпа. – Вяжи его, вяжи! – кричал он, хотя некому было вязать его, кроме Лаврушки и Алпатыча.
Лаврушка, однако, подбежал к Карпу и схватил его сзади за руки.
– Прикажете наших из под горы кликнуть? – крикнул он.
Алпатыч обратился к мужикам, вызывая двоих по именам, чтобы вязать Карпа. Мужики покорно вышли из толпы и стали распоясываться.
– Староста где? – кричал Ростов.
Дрон, с нахмуренным и бледным лицом, вышел из толпы.
– Ты староста? Вязать, Лаврушка! – кричал Ростов, как будто и это приказание не могло встретить препятствий. И действительно, еще два мужика стали вязать Дрона, который, как бы помогая им, снял с себя кушан и подал им.
– А вы все слушайте меня, – Ростов обратился к мужикам: – Сейчас марш по домам, и чтобы голоса вашего я не слыхал.
– Что ж, мы никакой обиды не делали. Мы только, значит, по глупости. Только вздор наделали… Я же сказывал, что непорядки, – послышались голоса, упрекавшие друг друга.
– Вот я же вам говорил, – сказал Алпатыч, вступая в свои права. – Нехорошо, ребята!
– Глупость наша, Яков Алпатыч, – отвечали голоса, и толпа тотчас же стала расходиться и рассыпаться по деревне.
Связанных двух мужиков повели на барский двор. Два пьяные мужика шли за ними.
– Эх, посмотрю я на тебя! – говорил один из них, обращаясь к Карпу.
– Разве можно так с господами говорить? Ты думал что?
– Дурак, – подтверждал другой, – право, дурак!
Через два часа подводы стояли на дворе богучаровского дома. Мужики оживленно выносили и укладывали на подводы господские вещи, и Дрон, по желанию княжны Марьи выпущенный из рундука, куда его заперли, стоя на дворе, распоряжался мужиками.
– Ты ее так дурно не клади, – говорил один из мужиков, высокий человек с круглым улыбающимся лицом, принимая из рук горничной шкатулку. – Она ведь тоже денег стоит. Что же ты ее так то вот бросишь или пол веревку – а она потрется. Я так не люблю. А чтоб все честно, по закону было. Вот так то под рогожку, да сенцом прикрой, вот и важно. Любо!
– Ишь книг то, книг, – сказал другой мужик, выносивший библиотечные шкафы князя Андрея. – Ты не цепляй! А грузно, ребята, книги здоровые!
– Да, писали, не гуляли! – значительно подмигнув, сказал высокий круглолицый мужик, указывая на толстые лексиконы, лежавшие сверху.
Ростов, не желая навязывать свое знакомство княжне, не пошел к ней, а остался в деревне, ожидая ее выезда. Дождавшись выезда экипажей княжны Марьи из дома, Ростов сел верхом и до пути, занятого нашими войсками, в двенадцати верстах от Богучарова, верхом провожал ее. В Янкове, на постоялом дворе, он простился с нею почтительно, в первый раз позволив себе поцеловать ее руку.
– Как вам не совестно, – краснея, отвечал он княжне Марье на выражение благодарности за ее спасенье (как она называла его поступок), – каждый становой сделал бы то же. Если бы нам только приходилось воевать с мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, – говорил он, стыдясь чего то и стараясь переменить разговор. – Я счастлив только, что имел случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастия и утешения и желаю встретиться с вами при более счастливых условиях. Ежели вы не хотите заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите.
Но княжна, если не благодарила более словами, благодарила его всем выражением своего сиявшего благодарностью и нежностью лица. Она не могла верить ему, что ей не за что благодарить его. Напротив, для нее несомненно было то, что ежели бы его не было, то она, наверное, должна была бы погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что он, для того чтобы спасти ее, подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было то, что он был человек с высокой и благородной душой, который умел понять ее положение и горе. Его добрые и честные глаза с выступившими на них слезами, в то время как она сама, заплакав, говорила с ним о своей потере, не выходили из ее воображения.
Когда она простилась с ним и осталась одна, княжна Марья вдруг почувствовала в глазах слезы, и тут уж не в первый раз ей представился странный вопрос, любит ли она его?
По дороге дальше к Москве, несмотря на то, что положение княжны было не радостно, Дуняша, ехавшая с ней в карете, не раз замечала, что княжна, высунувшись в окно кареты, чему то радостно и грустно улыбалась.
«Ну что же, ежели бы я и полюбила его? – думала княжна Марья.
Как ни стыдно ей было признаться себе, что она первая полюбила человека, который, может быть, никогда не полюбит ее, она утешала себя мыслью, что никто никогда не узнает этого и что она не будет виновата, ежели будет до конца жизни, никому не говоря о том, любить того, которого она любила в первый и в последний раз.
Иногда она вспоминала его взгляды, его участие, его слова, и ей казалось счастье не невозможным. И тогда то Дуняша замечала, что она, улыбаясь, глядела в окно кареты.
«И надо было ему приехать в Богучарово, и в эту самую минуту! – думала княжна Марья. – И надо было его сестре отказать князю Андрею! – И во всем этом княжна Марья видела волю провиденья.
