Кёнфен
Коммуна
Кёнфен
Cunfin
Показать/скрыть карты
|
Кёнфе́н (фр. Cunfin) — коммуна во Франции, находится в регионе Шампань — Арденны. Департамент — Об. Входит в состав кантона Эссуа. Округ коммуны — Труа.
Код INSEE коммуны — 10119.
Коммуна расположена приблизительно в 195 км к юго-востоку от Парижа, в 105 км южнее Шалон-ан-Шампани, в 55 км к юго-востоку от Труа[1].
Содержание
Население
Население коммуны на 2008 год составляло 212 человек.
1962 | 1968 | 1975 | 1982 | 1990 | 1999 | 2008 |
---|---|---|---|---|---|---|
320 | 300 | 231 | 222 | 237 | 199 | 212 |
Экономика
В 2007 году среди 129 человек в трудоспособном возрасте (15-64 лет) 87 были экономически активными, 42 — неактивными (показатель активности — 67,4 %, в 1999 году было 63,8 %). Из 87 активных работали 82 человека (46 мужчин и 36 женщин), безработных было 5 (2 мужчин и 3 женщины). Среди 42 неактивных 9 человек были учениками или студентами, 19 — пенсионерами, 14 были неактивными по другим причинам[2].
Фотогалерея
- Cunfin église 01.JPG
Церковь
- Cunfin cimetière.JPG
Кладбище
- Cunfin.JPG
Военный мемориал
- Cunfin cimetière 01.JPG
Крест на кладбище
Напишите отзыв о статье "Кёнфен"
Примечания
- ↑ Физические расстояния рассчитаны по географическим координатам
- ↑ [www.insee.fr/fr/themes/tableau_local.asp?ref_id=EMP&millesime=2010&nivgeo=COM&codgeo=10119 Résultats du recensement de la population] (фр.). INSEE. Проверено 1 августа 2013. (приближённые данные, в 1999 году временная занятость учтена частично)
Ссылки
- На Викискладе есть медиафайлы по теме Кёнфен
- [www.insee.fr/fr/methodes/nomenclatures/cog/fichecommunale.asp?codedep=10&codecom=119 Кёнфен] (фр.). Национальный институт статистики и экономических исследований Франции. Проверено 1 августа 2013.
- [cassini.ehess.fr/cassini/fr/html/fiche.php?select_resultat=11354 Кёнфен] (фр.). cassini.ehess.fr. Проверено 1 августа 2013.
Отрывок, характеризующий Кёнфен
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.