Кёртис, Джейми Ли
Поделись знанием:
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.
На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
– C'est bien beau ce que vous venez de dire, [Прекрасно! прекрасно то, что вы сказали,] – сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая. Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал головой.
– Вот это славно, – сказал он.
– Настоящэ й гусар, молодой человэк, – крикнул полковник, ударив опять по столу.
– О чем вы там шумите? – вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. – Что ты по столу стучишь? – обратилась она к гусару, – на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой?
– Я правду говору, – улыбаясь сказал гусар.
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
– Это так.
И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.
– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!
– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.
| Джейми Ли Кёртис | |
| Jamie Lee Curtis | |
 Джейми Ли Кёртис в 2010 году | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Гражданство: | |
| Профессия: | |
| Карьера: |
1977 — наст. время |
| Награды: |
«Золотой глобус» (1990, 1995) |
Джейми Ли Кёртис (англ. Jamie Lee Curtis; род. 22 ноября 1958) — американская актриса и детская писательница, известная на ранних этапах своей актёрской карьеры как «королева крика» из-за своих ролей в ряде фильмов ужасов начала 1980-х. Обладательница премий «Золотой глобус» и BAFTA.
Содержание
Биография
Джейми Ли Кёртис родилась в Лос-Анджелесе в семье актёров Тони Кёртиса и Джанет Ли, где помимо неё уже была дочь Келли Кёртис, также ставшая актрисой. Её дедушка и бабушка со стороны отца были еврейскими иммигрантами из Венгрии, а её бабушка и дедушка с материнской стороны были датчане. После развода родителей в 1962 году Кёртис осталась с матерью, которая вскоре вновь вышла замуж. В 1976 году, после окончания средней школы в Беверли-Хиллз и колледжа в Коннектикуте, она поступила в Тихоокеанский университет в Стоктон на отделение социальной работы, но после первого же семестра предпочла учёбе актёрскую карьеру.
Её кинодебют состоялся в 1978 году в культовом фильме ужасов Джона Карпентера «Хэллоуин», где исполнила роль Лори Строуд — сестры Майкла Майерса. Картина имела большой успех и была признана самой кассовой лентой среди независимых фильмов своего времени. Следующей работой Кёртис стала роль Элизабет Солли в очередном хорроре Карпентера «Туман», вышедшего на экраны в 1980 году. В том же году на экраны вышли ещё два малобюджетных фильма ужасов с участием Кёртис «Школьный бал» и «Поезд террора». Оба фильма имели отрицательные отзывы критиков и низкие кассовые сборы, а сама актриса сыграла в них однотипные роли — девушку, друзей которой по ходу действия убивает маньяк, и лишь ей одной суждено в финале выжить.
Подобные роли в фильмах ужасов вскоре принесли актрисе титул «королева крика», что в дальнейшем подтвердилось аналогичными ролями в фильмах «Хеллоуин 2» и «Дорожные игры», вышедшими на экраны в 1981 году. Кинокритик Роджер Эберт, который дал негативные отзывы ряду тех фильмов, в то время написал, что фильмы ужасов перенасыщены присутствием в них Джейми Ли Кёртис, подобно как Борис Карлофф не выходил из этого жанра в 1930-х годах.[1]
В 1983 году роль Офелии в комедии «Поменяться местами» помогла актрисе сменить амплуа. В 1988 году на экраны вышла криминальная комедия «Рыбка по имени Ванда», где Кёртис в полной мере раскрыла свой комедийный талант в роли очаровательной аферистки Ванды Гершвиц. В 1994 году актриса стала лауреатом премии «Золотой глобус» за роль Хелен Таскер в комедийном экшене Джеймса Кэмерона «Правдивая ложь». В 1998 году Кёртис вновь сыграла роль Лори Строуд в фильме «Хэллоуин: 20 лет спустя», седьмой части данного киносериала. Как и в первых двух фильмах её героине удалось выжить после резни Майкла Майерса, но вышедший в 2002 году на экраны фильм «Хэллоуин: Воскрешение», также с участием Джейми Ли Кёртис, завершил многолетнюю борьбу Лори Строуд и её брата-маньяка.
Следующей успешной ролью актрисы стала Тесс Коулман в молодёжной комедии «Чумовая пятница» с Линдси Лохан в главной роли, за которую Кёртис была номинирована на «Золотой глобус». Последней на данной момент киноролью Кёртис является Карен Лоури в драме «Жизнь робота», вышедшей на экраны в 2015 году.
Джейми Ли Кёртис помимо актёрской работы также пишет детские книги совместно с иллюстратором Лаурой Корнелл (англ. Laura Cornell)[2].
Личная жизнь
С 1984 года Джейми Ли Кёртис замужем за актёром и композитором Кристофером Гестом, английским лордом и 5-м бароном Хэйден-Гестом. Они воспитывают двоих приемных детей. Кёртис приходится крёстной матерью актёру Джейку Джилленхолу[3].
Фильмография
- 1977 — Коломбо: Высокоинтеллектуальное убийство / The Bye-Bye Sky-High I.Q. Murder Case — официантка (эпизод)
- 1977 — 1979 — Братья Харди и Нэнси Дрю / The Hardy Boys/Nancy Drew Mysteries — Мэри
- 1978 — Хэллоуин / Halloween — Лори Строуд
- 1980 — Туман / The Fog — Элизабет Солли
- 1980 — Выпускной / Prom Night — Ким Хаммонд
- 1980 — Поезд террора / Terror Train — Алана (Алейна) Максвелл
- 1981 — Армейская история / She's in the Army Now — Рита Дженнингс
- 1981 — Игры на дорогах / Roadgames — Хитч
- 1981 — Хеллоуин 2 / Halloween II — Лори Строуд
- 1981 — История Дороти Страттен / Death of a Centerfold: The Dorothy Stratten Story — Дороти Страттен
- 1982 — Деньги на стороне / Money on the Side — Мишель
- 1982 — Кэллахэн / Callahan — Рэйчел Бартлетт
- 1983 — Поменяться местами / Trading Places — Офелия
- 1984 — Любовные письма / Love Letters — Анна Винтер
- 1984 — Грандвью, США / Grandview, U.S.A. — Мишель «Майк» Коди
- 1985 — Идеально / Perfect — Джесси
- 1985 — Милость Господня и Чак / Amazing Grace and Chuck — Линн Тейлор
- 1985 — 1988 — Рассказы и легенды долины / Tall Tales & Legends — Энни
- 1986 — На склоне лет / As Summers Die — Уитси Лофтин
- 1987 — Влюблённый мужчина / Un homme amoureux — Сьюзан Эллиот
- 1988 — Доминик и Юджин / Dominick and Eugene — Дженнифер Рестон
- 1988 — Рыбка по имени Ванда / A Fish Called Wanda — Ванда Гершвиц
- 1989 — 1992 — Только любовь / Anything But Love — Ханна Миллер
- 1990 — Голубая сталь / Blue Steel — Меган Тёрнер
- 1991 — Логика района Куинс / Queens Logic — Грейс
- 1991 — Моя дочь / My Girl — Шелли Девото
- 1992 — Вечно молодой / Forever Young — Клер
- 1994 — Моя дочь 2 / My Girl 2 — Шелли Девото Сальтенфасс
- 1994 — Мать своих детей / Mother’s Boys — Джудит Мадиган (просто Джуди)
- 1994 — Правдивая ложь / True Lies — Хелен Таскер
- 1995 — Хроники из жизни Хайди / The Heidi Chronicles — Хайди Холланд
- 1996 — Домашний арест / House Arrest — Джанет Байндорф
- 1997 — Свирепые создания / Fierce Creatures — Вилла Вестон
- 1998 — Доморощенный / Homegrown — Сьерра
- 1998 — Дар Николаса / Nicholas' Gift — мать Николаса Мэгги Грин
- 1998 — Хэллоуин: 20 лет спустя / Halloween H20: 20 Years Later — Лори Строуд / Кэри Тэйт
- 1999 — Вирус / Virus — Кит Фостер
- 2000 — Утопим Мону! / Drowning Mona — Рона
- 2001 — Портной из Панамы / The Tailor of Panama — Луиза, жена Гарри
- 2001 — Папаша и другие / Daddy and Them — Элейн Боуэн
- 2002 — Хеллоуин: Воскрешение / Halloween: Resurrection — Лори Строуд
- 2003 — Чумовая пятница / Freaky Friday — Тесс Коулман, мать Анны
- 2003 — Морская полиция: Спецотдел / NCIS — доктор Саманта Райан
- 2004 — Рождество с неудачниками / Christmas with the Kranks — Нора Крэнк
- 2008 — Крошка из Беверли-Хиллз / Beverly Hills Chihuahua — тётя Вив
- 2010 — Снова ты / You Again — Гейл, мама Марни
- 2014 — Вероника Марс / Veronica Mars — роль-камео
- 2015 — Жизнь робота / Spare Parts — Карен
- 2015 — Королевы крика / Scream Queens — Кэти Манч
Награды и номинации
Награды
- 1984 — Премия BAFTA — лучшая женская роль второго плана, за фильм «Поменяться местами»
- 1990 — Премия «Золотой глобус» — лучшая женская роль в телевизионном сериале (комедия или мюзикл), за телесериал «Только любовь»
- 1995 — Премия «Золотой глобус» — лучшая женская роль в комедии или мюзикле, за фильм «Правдивая ложь»
Номинации
- 1989 — Премия «Золотой глобус» — лучшая женская роль в комедии или мюзикле, за фильм «Рыбка по имени Ванда»
- 1989 — Премия BAFTA — лучшая женская роль, за фильм «Рыбка по имени Ванда»
- 1992 — Премия «Золотой глобус» — лучшая женская роль в телевизионном сериале (комедия или мюзикл), за телесериал «Только любовь»
- 1995 — Премия Гильдии киноактёров США — лучшая женская роль второго плана, за фильм «Правдивая ложь»
- 1996 — Премия «Золотой глобус» — лучшая женская роль в мини-сериале или телефильме, за телефильм «Хроники из жизни Хайди»
- 1998 — Премия «Эмми» — лучшая женская роль в мини-сериале или фильме, за фильм «Дар Николаса»
- 2004 — Премия «Золотой глобус» — лучшая женская роль в комедии или мюзикле, за фильм «Чумовая пятница»
- 2016 — Премия «Золотой глобус» — лучшая женская роль в телевизионном сериале (комедия или мюзикл), за телесериал «Королевы крика»
Напишите отзыв о статье "Кёртис, Джейми Ли"
Примечания
- ↑ [rogerebert.suntimes.com/apps/pbcs.dll/article?AID=/19801009/REVIEWS/10090301/1023 rogerebert.suntimes.com], Roger Ebert review of "Terror Train". Проверено 9 марта 2006.
- ↑ [www.jamieleecurtisbooks.com/books.html A Collection Bestselling Children’s Books by Jamie Lee Curtis & Laura Cornell] (англ.)
- ↑ [www.guardian.co.uk/film/2005/oct/30/awardsandprizes.oscars2006 Jake’s progress] (англ.) на сайте «The Guardian»
Ссылки
-
На Викискладе есть медиафайлы по теме Джейми Ли Кёртис - [www.jamieleecurtisbooks.com/ Официальный сайт] совместного проекта Джейми Ли Кёртис и Лауры Корнелл
- Джейми Ли Кёртис (англ.) на сайте Internet Movie Database
Отрывок, характеризующий Кёртис, Джейми Ли
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.
На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
– C'est bien beau ce que vous venez de dire, [Прекрасно! прекрасно то, что вы сказали,] – сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая. Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал головой.
– Вот это славно, – сказал он.
– Настоящэ й гусар, молодой человэк, – крикнул полковник, ударив опять по столу.
– О чем вы там шумите? – вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. – Что ты по столу стучишь? – обратилась она к гусару, – на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой?
– Я правду говору, – улыбаясь сказал гусар.
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
– Это так.
И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.
– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!
– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.
