Кёсем-султан

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Махпейкер Кёсем-султан
тур. Mâh-Peyker Kösem Sultan
Имя при рождении:

Анастасия

Род деятельности:

валиде-султан, хасеки-султан

Дата рождения:

ок. 1590

Место рождения:

Греция (Тинос, Киклады, Венецианская республика)

Дата смерти:

2 сентября 1651(1651-09-02)

Место смерти:

Стамбул, Османская империя

Супруг:

Ахмед I

Дети:

сыновья: шехзаде Мехмед, шехзаде Сулейман[1], шехзаде Орхан, шехзаде Селим, Мурад IV, шехзаде Касым[2], Ибрагим I;
дочери: Айше-султан, Фатьма-султан, Гевхерхан-султан[3], Ханзаде-султан[4], Атике-султан[1]

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Кёсе́м-султа́н, также известна как Махпейке́р-султа́н[5] (тур. Mâh-Peyker Kösem; ок. 1590 — 2 сентября 1651) — вторая или третья[6] жена османского султана Ахмеда I (носила титул хасеки) и мать султанов Мурада IV и Ибрагима I. Во время правления сыновей носила титул валиде-султан (мать султана) и являлась одной из самых влиятельных женщин в Османской империи[5][7][8][9].





Происхождение

Происхождение Кёсем доподлинно неизвестно. Предполагается, что она была гречанкой[10][11][12][13] по имени Анастасия[14]. Вероятно, она была дочерью священника с острова Тинос[15][16]. Анастасия была куплена как рабыня санджакбеем Боснии[17][16] и перевезена в Стамбул в возрасте примерно пятнадцати лет. Попав в гарем, она получила имя Махпейкер, что означает «луноликая». Другое её имя — Кёсем, имеющее значение «самая любимая» — дал ей Ахмед, наложницей которого она была[13].

Фаворитка султана

Кёсем не была первой фавориткой султана, как не была она и матерью его старшего сына. В 1604 году у Ахмеда родился сын Осман. Его матерью была гречанка Махфируз, не имевшая большого влияния, даже будучи валиде при Османе[6]. Кёсем имела множество детей от султана, что и позволило ей достичь такой высоты при дворе. Абсолютно точно её сыновьями были султаны Мурад IV и Ибрагим I, а также шехзаде Касым и шехзаде Мехмет, а дочерьми — Айше, Фатьма, Ханзаде и Атике. Вероятно, её детьми были также Сулейман и Гевхерхан. Кёсем выдала своих дочерей за влиятельных государственных деятелей, которые пользовались её поддержкой и фактически составляли её партию[6].

В 1612 году венецианский посол описал Кёсем как «умную и проницательную, и даже более того … одарённую; она превосходно поёт, за что продолжает быть столь любимой королём. Не то чтобы она была всеми уважаемой, но в некоторых вопросах к ней прислушиваются, она является фавориткой короля, который желает, чтобы она была подле него беспрестанно». Посол Кристофор Вальер в 1616 году писал о Кёсем: «Она может делать всё с королём, что ей заблагорассудится, и полностью владеет его сердцем, ей никогда ни в чём нет отказа». Посол Контрарини, тем не менее, отмечал, что она «с великой мудростью сдерживает себя от того, чтобы говорить [с султаном] слишком часто о важных вопросах и государственных делах». Подобная осмотрительность была направлена на то, чтобы не лишиться благоволения султана, который не собирался зависеть от женщин.

В правление Мустафы I и Османа II

Во время правления Ахмеда I Кёсем не имела особого влияния в политической сфере. После смерти султана в 1617 году на трон посадили его брата Мустафу I, который вопреки традициям османского двора не был убит в тот момент, когда его старший брат взошёл на престол. Подобный факт объясняют тем, что Мустафа был умственно отсталым или, по крайней мере, страдал расстройством психики, а также заботой о судьбе династии (когда Ахмед стал султаном, у него ещё не было детей, а значит его смерть грозила прервать династию). Согласно некоторым данным (происходящим, как обычно, от венецианских послов), Мустафу от смерти спасла Кёсем, которая надеялась тем самым спасти и своих детей от весьма вероятного убийства[18].

Так как Кёсем не была матерью Мустафы, а следовательно не стала валиде, она была отправлена в старый дворец. Уже в следующем году Мустафа был смещён, хотя и не был убит. Султаном стал 14-летний сын Ахмеда Осман, в целом успешное правление которого прервалось в 1622 году, когда в результате мятежа янычар он был схвачен и убит. Детей у Османа не было, хотя у него была хасеки по имени Айше, о которой, впрочем, не известно практически ничего, кроме имени. Султаном снова стал Мустафа, хотя он и заявлял о нежелании править.

Согласно отчёту посла Речи Посполитой князя Кшиштофа Збаражского, великий визирь устроил покушение на старшего сына Кёсем Мурада, намереваясь устранить возможных наследников престола, чтобы правление перешло по женской линии к его сыну от сестры Мехмеда III. Збаражский пишет, что покушение сорвала Кёсем, которая «получив предупреждение или догадавшись сама», добилась усиленной охраны сына, чтобы не допустить его убийства[19].

Валиде-султан

Сыновья Кёсем, ставшие султанами. Слева Мурад IV, справа Ибрагим I

В следующем году в результате очередного государственного переворота на престоле оказался Мурад. Так как подозрение в организации переворота пало на Кёсем, ей пришлось оправдываться перед судьями. Будучи матерью нового падишаха, Кёсем возвысилась до ранга валиде и переехала из старого дворца в дворец Топкапы. Мурад IV стал султаном в возрасте всего одиннадцати лет, в связи с чем до 1632 года фактически вся власть была в руках у Кёсем и её партии. Сама Кёсем официально носила титул регента[20].

После смерти не имевшего детей Мурада IV в 1640 году ему наследовал единственный из доживших до этого времени братьев — Ибрагим. В первые годы его правления власть снова находилась в руках Кёсем. В дальнейшем отношения между матерью и сыном испортились. Психическое состояние Ибрагима, как и ставшее результатом его правления критическое положение османского государства, стремительно ухудшались и к 1648 году все придворные группировки, включая саму Кёсем, пришли к убеждению о необходимости его скорейшего свержении[21]. 8 августа 1648 года султан был свергнут и через несколько дней убит[22]. Во главе огромной страны оказался шестилетний внук Кёсем, Мехмед. С восшествием на престол Мехмеда его мать, Турхан, должна была получить титул валиде и все полагающиеся привилегии, однако в силу возраста — Турхан на тот момент была чуть старше двадцати лет — и неопытности она была отстранена от власти более опытной Кёсем[23][24].

Амбициозная Турхан отказалась сдаваться без боя. За три года, что Кёсем провела у власти, Турхан успела приобрести немало сторонников, среди которых оказались глава чёрных евнухов и великий визирь; тем не менее на стороне Кёсем всё также оставались янычары. Несмотря на то, что Кёсем эффективно справлялась с обязанностями валиде-регента, в народе начинались волнения из-за большого влияния янычар на политику страны[25].

В начале 1651 года Турхан стало известно о том, что янычары с согласия Кёсем Султан планируют отравить Мехмеда IV и посадить на трон другого её внука, шехзаде Сулеймана, мать которого Салиха Дилашуб Султан казалась им более покладистой. Эти планы были переданы Турхан Мелеки-хатун, одной из служанок Кёсем, которая оказалась двойным агентом. В ночь на 2 сентября 1651 года Кёсем Султан была задушена в своих покоях сторонниками Турхан, хотя достоверно неизвестно, было ли убийство спланировано и совершено по прямому приказу матери Мехмеда IV[26][27][25].

После смерти Кёсем её тело было сначала перевезено в Старый дворец и только потом захоронено рядом с Ахмедом I в мечети Султанахмет[28].

Наследие

Кёсем Султан была инициатором строительства мечети в Ускюдаре.

В культуре

Напишите отзыв о статье "Кёсем-султан"

Примечания

  1. 1 2 Kahraman, Mehmed Süreyya ; Nuri Akbayar. Eski yazıdan aktaran Seyit Ali (1996). Sicill-i Osmanî. İstanbul: Tarih Vakfı. s. 41. ISBN 9753330383.
  2. Akbayar, Mehmed Süreyya. Yayına hazırlayan Nuri (1996). Sicill-i Osmanî. İstanbul: Kültür Bakanlığı. s. 19-20. ISBN 975-333-039-1.
  3. Singh, Nagendra Kr. International encyclopaedia of Islamic dynasties. — Anmol Publications PVT, 2000. — P. 423–424. — ISBN 81-261-0403-1.
  4. Peirce, 1993, p. 365.
  5. 1 2 Douglas Arthur Howard, The official History of Turkey, Greenwood Press, isbn= 0-313-30708-3, p. 195
  6. 1 2 3 Peirce, 1993, p. 105.
  7. Bator, Robert, – Rothero, Chris. Daily Life in Ancient and Modern Istanbul. — Twenty-First Century Books, 2000. — P. 42. — ISBN 0-8225-3217-4.
  8. Akbar, M. J. The Shade of Swords: Jihad and the Conflict Between Islam and Christianity. — Routledge, 2002. — P. 89. — ISBN 0-415-28470-8.
  9. Westheimer, Ruth Karola, – Kaplan, Steven. Power. — University of Virginia: Madison Books, 2001. — P. 19. — ISBN 1-56833-230-0.
  10. al-Ayvansarayî, Hafiz Hüseyin  ; Crane, Howard. The garden of the mosques : Hafiz Hüseyin al-Ayvansarayî's guide to the Muslim monuments of Ottoman Istanbul. — Brill, 2000. — P. 21. — ISBN 90-04-11242-1.
  11. [www.britannica.com/eb/article-9046105/Kosem-Sultan Kosem Sultan (Ottoman sultana) – Britannica Online Encyclopedia]. Britannica.com. Проверено 11 марта 2012.
  12. Gibb, Sir Hamilton Alexander Rosskeen. The Encyclopaedia of Islam. — Brill, 1954. — P. 597. — ISBN 90-04-07026-5.
  13. 1 2 Davis, Fanny. The Palace of Topkapi in Istanbul. — Scribner, 1970. — P. 227–228.
  14. Sonyel, Salâhi Ramadan. Minorities and the destruction of the Ottoman Empire. — Turkish Historical Society Printing House, 1993. — P. 61. — ISBN 975-16-0544-X.
  15. Hogan, Christine. The Veiled Lands: A Woman's Journey Into the Heart of the Islamic World. — Macmillan Publishers Aus, 2006. — P. 74. — ISBN 9781405037013.
  16. 1 2 Freely, John. Istanbul: the imperial city. — Viking, 1996. — P. 215. — ISBN 0-14-024461-1.
  17. Amila Buturović, İrvin Cemil Schick. Women in the Ottoman Balkans: gender, culture and history. — I.B.Tauris, 2007. — P. 23. — ISBN 1-84511-505-8.
  18. Peirce, 1993, p. 106.
  19. Донесение о посольстве князя К. Збаражского в Турцию // Османская империя в первой четверти XVII века. / Пер. Н. С. Рашбы. — М.: Наука, 1984. — С. 103.
  20. Фрили Дж. Тайны османского двора. Частная жизнь султанов. — Смоленск: Русич, 2004. — С. 172.
  21. Кэролайн Финкель, 2012, с. 322.
  22. Thys-Şenocak, 2006, p. 26.
  23. Кэролайн Финкель, 2012, с. 325.
  24. Peirce, 1993, p. 250.
  25. 1 2 Peirce, 1993, p. 252.
  26. Кэролайн Финкель, 2012, с. 333.
  27. Carsten, 1961, p. 505.
  28. Singh, Nagendra Kr. International encyclopaedia of Islamic dynasties. — Anmol Publications PVT, 2000. — P. 425. — ISBN 81-261-0403-1.

Литература

  • Финкель, Кэролайн. История Османской империи: Видение Османа. — М.: АСТ; Астрель, 2012. — 829 с. — ISBN 978-5-17-043651-4.
  • Carsten, F. L. [books.google.ru/books?id=FzQ9AAAAIAAJ The New Cambridge Modern History]. — CUP Archive, 1961. — Т. V. The Ascendancy of France, 1648-88. — P. 505—506. — 658 p. — ISBN 0521045444, 9780521045445.
  • Peirce, Leslie P. [books.google.ru/books?id=L6-VRgVzRcUC The Imperial Harem: Women and Sovereignty in the Ottoman Empire]. — Oxford: Oxford University Press, 1993. — 374 p. — ISBN 0195086775, 9780195086775.
  • Thys-Şenocak, Lucienne. [books.google.ru/books?id=IfpPAAAAMAAJ Ottoman Women Builders: The Architectural Patronage of Hadice Turhan Sultan]. — Aldershot: Ashgate, 2006. — 326 p. — ISBN 0754633101, 9780754633105.

См. также

Предшественник:
Халиме Султан
Валиде-султан
16231648
Преемник:
Турхан Султан

Отрывок, характеризующий Кёсем-султан


Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.
«Душенька», – повторила она.
«Что он думал, когда сказал это слово? Что он думает теперь? – вдруг пришел ей вопрос, и в ответ на это она увидала его перед собой с тем выражением лица, которое у него было в гробу на обвязанном белым платком лице. И тот ужас, который охватил ее тогда, когда она прикоснулась к нему и убедилась, что это не только не был он, но что то таинственное и отталкивающее, охватил ее и теперь. Она хотела думать о другом, хотела молиться и ничего не могла сделать. Она большими открытыми глазами смотрела на лунный свет и тени, всякую секунду ждала увидеть его мертвое лицо и чувствовала, что тишина, стоявшая над домом и в доме, заковывала ее.
– Дуняша! – прошептала она. – Дуняша! – вскрикнула она диким голосом и, вырвавшись из тишины, побежала к девичьей, навстречу бегущим к ней няне и девушкам.


17 го августа Ростов и Ильин, сопутствуемые только что вернувшимся из плена Лаврушкой и вестовым гусаром, из своей стоянки Янково, в пятнадцати верстах от Богучарова, поехали кататься верхами – попробовать новую, купленную Ильиным лошадь и разузнать, нет ли в деревнях сена.
Богучарово находилось последние три дня между двумя неприятельскими армиями, так что так же легко мог зайти туда русский арьергард, как и французский авангард, и потому Ростов, как заботливый эскадронный командир, желал прежде французов воспользоваться тем провиантом, который оставался в Богучарове.
Ростов и Ильин были в самом веселом расположении духа. Дорогой в Богучарово, в княжеское именье с усадьбой, где они надеялись найти большую дворню и хорошеньких девушек, они то расспрашивали Лаврушку о Наполеоне и смеялись его рассказам, то перегонялись, пробуя лошадь Ильина.
Ростов и не знал и не думал, что эта деревня, в которую он ехал, была именье того самого Болконского, который был женихом его сестры.
Ростов с Ильиным в последний раз выпустили на перегонку лошадей в изволок перед Богучаровым, и Ростов, перегнавший Ильина, первый вскакал в улицу деревни Богучарова.
– Ты вперед взял, – говорил раскрасневшийся Ильин.
– Да, всё вперед, и на лугу вперед, и тут, – отвечал Ростов, поглаживая рукой своего взмылившегося донца.
– А я на французской, ваше сиятельство, – сзади говорил Лаврушка, называя французской свою упряжную клячу, – перегнал бы, да только срамить не хотел.
Они шагом подъехали к амбару, у которого стояла большая толпа мужиков.
Некоторые мужики сняли шапки, некоторые, не снимая шапок, смотрели на подъехавших. Два старые длинные мужика, с сморщенными лицами и редкими бородами, вышли из кабака и с улыбками, качаясь и распевая какую то нескладную песню, подошли к офицерам.
– Молодцы! – сказал, смеясь, Ростов. – Что, сено есть?
– И одинакие какие… – сказал Ильин.
– Развесе…oo…ооо…лая бесе… бесе… – распевали мужики с счастливыми улыбками.
Один мужик вышел из толпы и подошел к Ростову.
– Вы из каких будете? – спросил он.
– Французы, – отвечал, смеючись, Ильин. – Вот и Наполеон сам, – сказал он, указывая на Лаврушку.
– Стало быть, русские будете? – переспросил мужик.
– А много вашей силы тут? – спросил другой небольшой мужик, подходя к ним.
– Много, много, – отвечал Ростов. – Да вы что ж собрались тут? – прибавил он. – Праздник, что ль?
– Старички собрались, по мирскому делу, – отвечал мужик, отходя от него.
В это время по дороге от барского дома показались две женщины и человек в белой шляпе, шедшие к офицерам.
– В розовом моя, чур не отбивать! – сказал Ильин, заметив решительно подвигавшуюся к нему Дуняшу.
– Наша будет! – подмигнув, сказал Ильину Лаврушка.
– Что, моя красавица, нужно? – сказал Ильин, улыбаясь.
– Княжна приказали узнать, какого вы полка и ваши фамилии?
– Это граф Ростов, эскадронный командир, а я ваш покорный слуга.
– Бе…се…е…ду…шка! – распевал пьяный мужик, счастливо улыбаясь и глядя на Ильина, разговаривающего с девушкой. Вслед за Дуняшей подошел к Ростову Алпатыч, еще издали сняв свою шляпу.
– Осмелюсь обеспокоить, ваше благородие, – сказал он с почтительностью, но с относительным пренебрежением к юности этого офицера и заложив руку за пазуху. – Моя госпожа, дочь скончавшегося сего пятнадцатого числа генерал аншефа князя Николая Андреевича Болконского, находясь в затруднении по случаю невежества этих лиц, – он указал на мужиков, – просит вас пожаловать… не угодно ли будет, – с грустной улыбкой сказал Алпатыч, – отъехать несколько, а то не так удобно при… – Алпатыч указал на двух мужиков, которые сзади так и носились около него, как слепни около лошади.
– А!.. Алпатыч… А? Яков Алпатыч!.. Важно! прости ради Христа. Важно! А?.. – говорили мужики, радостно улыбаясь ему. Ростов посмотрел на пьяных стариков и улыбнулся.
– Или, может, это утешает ваше сиятельство? – сказал Яков Алпатыч с степенным видом, не заложенной за пазуху рукой указывая на стариков.
– Нет, тут утешенья мало, – сказал Ростов и отъехал. – В чем дело? – спросил он.
– Осмелюсь доложить вашему сиятельству, что грубый народ здешний не желает выпустить госпожу из имения и угрожает отпречь лошадей, так что с утра все уложено и ее сиятельство не могут выехать.
– Не может быть! – вскрикнул Ростов.
– Имею честь докладывать вам сущую правду, – повторил Алпатыч.
Ростов слез с лошади и, передав ее вестовому, пошел с Алпатычем к дому, расспрашивая его о подробностях дела. Действительно, вчерашнее предложение княжны мужикам хлеба, ее объяснение с Дроном и с сходкою так испортили дело, что Дрон окончательно сдал ключи, присоединился к мужикам и не являлся по требованию Алпатыча и что поутру, когда княжна велела закладывать, чтобы ехать, мужики вышли большой толпой к амбару и выслали сказать, что они не выпустят княжны из деревни, что есть приказ, чтобы не вывозиться, и они выпрягут лошадей. Алпатыч выходил к ним, усовещивая их, но ему отвечали (больше всех говорил Карп; Дрон не показывался из толпы), что княжну нельзя выпустить, что на то приказ есть; а что пускай княжна остается, и они по старому будут служить ей и во всем повиноваться.
В ту минуту, когда Ростов и Ильин проскакали по дороге, княжна Марья, несмотря на отговариванье Алпатыча, няни и девушек, велела закладывать и хотела ехать; но, увидав проскакавших кавалеристов, их приняли за французов, кучера разбежались, и в доме поднялся плач женщин.
– Батюшка! отец родной! бог тебя послал, – говорили умиленные голоса, в то время как Ростов проходил через переднюю.
Княжна Марья, потерянная и бессильная, сидела в зале, в то время как к ней ввели Ростова. Она не понимала, кто он, и зачем он, и что с нею будет. Увидав его русское лицо и по входу его и первым сказанным словам признав его за человека своего круга, она взглянула на него своим глубоким и лучистым взглядом и начала говорить обрывавшимся и дрожавшим от волнения голосом. Ростову тотчас же представилось что то романическое в этой встрече. «Беззащитная, убитая горем девушка, одна, оставленная на произвол грубых, бунтующих мужиков! И какая то странная судьба натолкнула меня сюда! – думал Ростов, слушяя ее и глядя на нее. – И какая кротость, благородство в ее чертах и в выражении! – думал он, слушая ее робкий рассказ.
Когда она заговорила о том, что все это случилось на другой день после похорон отца, ее голос задрожал. Она отвернулась и потом, как бы боясь, чтобы Ростов не принял ее слова за желание разжалобить его, вопросительно испуганно взглянула на него. У Ростова слезы стояли в глазах. Княжна Марья заметила это и благодарно посмотрела на Ростова тем своим лучистым взглядом, который заставлял забывать некрасивость ее лица.
– Не могу выразить, княжна, как я счастлив тем, что я случайно заехал сюда и буду в состоянии показать вам свою готовность, – сказал Ростов, вставая. – Извольте ехать, и я отвечаю вам своей честью, что ни один человек не посмеет сделать вам неприятность, ежели вы мне только позволите конвоировать вас, – и, почтительно поклонившись, как кланяются дамам царской крови, он направился к двери.
Почтительностью своего тона Ростов как будто показывал, что, несмотря на то, что он за счастье бы счел свое знакомство с нею, он не хотел пользоваться случаем ее несчастия для сближения с нею.
Княжна Марья поняла и оценила этот тон.
– Я очень, очень благодарна вам, – сказала ему княжна по французски, – но надеюсь, что все это было только недоразуменье и что никто не виноват в том. – Княжна вдруг заплакала. – Извините меня, – сказала она.
Ростов, нахмурившись, еще раз низко поклонился и вышел из комнаты.


– Ну что, мила? Нет, брат, розовая моя прелесть, и Дуняшей зовут… – Но, взглянув на лицо Ростова, Ильин замолк. Он видел, что его герой и командир находился совсем в другом строе мыслей.
Ростов злобно оглянулся на Ильина и, не отвечая ему, быстрыми шагами направился к деревне.