К-1 (Мировой Гран-при 1993)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
К-1 (Мировой Гран-при 1993)
K-1 World Grand Prix 1993
Подробности чемпионата
Место проведения Стадион Ёёги, Токио, Япония
Число участников 8
      в финале 8
Призовые места
Чемпион Бранко Цикатич
Второе место Эрнесто Хост
Третье место Масааки Сатакэ
Морис Смит
Финал Стадион Ёёги, Токио, Япония
Статистика чемпионата
Хронология

К-1 (Мировой Гран-при 1993) — первый турнир по кикбоксингу К-1, прошедший в пятницу, 30 апреля 1993 года в Токио, Япония. Турнир был организован создателем каратэ-сейдокайкан Кадзуёси Исии, который намеревался продемонстрировать превосходство своих учеников над иностранными бойцами. На турнире присутствовало 12000 зрителей. Турнир проходил в открытой весовой категории, но был ориентирован, прежде всего, на тяжеловесов.



Участники турнира

  • Масааки Сатакэ был лучшим учеником Кадзуёси Исии и фаворитом в глазах организаторов турнира. Ранее (в 1992 году) для Сатакэ организовывали бои с известными кикбоксёрами: Морисом Смитом, Робом Каманом, Петером Артсом, завершавшиеся ничейными результатами. Имея большой опыт выступлений в каратэ, Масааки имел рекорд в кикбоксинге 3-0-3.
  • Тодд Хэйс был американским кикбоксёром, не имевшим существенных достижений на мировом уровне.
  • Бранко Цикатич начиная с 1979 года был одним из лучших кикбоксёров-любителей в полутяжёлом весе, затем перешёл в профессионалы, где стал неоднократным чемпионом мира по кикбоксингу и тайскому боксу в категориях до 79 кг и до 86 кг. С 1992 года Цикатич выступал в тяжёлом весе, но не имел успеха. Будучи возрастным бойцом (38 лет), он изначально рассматривался как резервный боец, но из-за отказа Денниса Алексио попал в основную сетку. Рекорд Цикатича перед турниром был 86-3-1 (а с любительскими боями — 238-7-1).
  • Чангпхыак Киатсонгрыт был чемпионом мира по тайскому боксу по версии IMTF в полутяжёлом весе и считался, возможно, лучшим полутяжем мира. Одновременно он выступал в среднем весе и проводил бои с тяжеловесами, будучи первым бойцом из Таиланда, получившим широкую известность в мире. Чангпхыак был наиболее лёгким бойцом турнира, весив всего 75 кг.
  • Морис Смит с 1983 года был чемпионом мира по кикбоксингу по версии WKA в категории до 95 кг. Долгое время оставаясь непобеждённым, он претендовал на лидерство в «американском» кикбоксинге, безуспешно добиваясь боя с Деннисом Алексио. Перед гран-при Морис дважды проиграл молодому голландцу Петеру Артсу, однако продолжал считаться топовым бойцом. Рекорд Смита составлял 45-5-3.
  • Тосиюки Атокава как и Сатакэ был представителем каратэ-сейдокайкан и в 1991 году выиграл Кубок мира. Как и Чангпхыак Атокава не был тяжем и подошёл к турниру с весом 80 кг.
  • Эрнесто Хост как и Чангпхыак был чемпионом мира по тайскому боксу в полутяжёлом весе, но по версии WMTA. Хост был одним из лучших полутяжей в тайском боксе и пытался достичь того же в «американском» кикбоксинге, но за несколько месяцев до турнира проиграл Рику Руфусу. Рекорд Хоста составлял 31-7.
  • Петер Артс обладал титулом чемпиона мира по тайскому боксу в тяжёлом весе по версии WMTA и после побед над Франком Лобманом был лучшим тяжеловесом. В кикбоксинге он также находился среди лучших после побед над Морисом Смитом и имея титул чемпиона в тяжёлом весе по версии IKBF (не была одной из крупнейших федераций). Его рекорд перед турниром был 29-3-1.

Турнирная сетка

Жирным выделены победители боя.

  Четвертьфиналы Полуфиналы Финал
                           
   Масааки Сатакэ  
 Тодд Хэйс  
   Масааки Сатакэ  
   Бранко Цикатич  
 Бранко Цикатич
   Чангпхыак Киатсонгрыт  
     Бранко Цикатич
   Эрнесто Хост
   Морис Смит  
 Тосиюки Атокава  
   Морис Смит
   Эрнесто Хост  
 Эрнесто Хост
   Петер Артс  

Напишите отзыв о статье "К-1 (Мировой Гран-при 1993)"

Отрывок, характеризующий К-1 (Мировой Гран-при 1993)

– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…
Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».