К-431

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
<th colspan="3" align="center" style="color: white; height: 20px; background: navy;font-size: 110%;">История корабля</th> <th colspan="3" align="center" style="color: white; height: 20px; background: navy;font-size: 110%;">Силовая установка</th> </tr><tr> <td colspan="3"> Атомная, двухвальная. 2 реактора ВМ-А, 2 турбозубчатых агрегата 60-Д1, 2 дизель-генератора ДГ-400, 2 электродвигателя ПГ-116.</td>
К-431 (К-31)
Государство флага СССР
Порт приписки бухта Павловского
Спуск на воду 8 сентября 1964
Выведен из состава флота 16 сентября 1987
Современный статус утилизируется
Основные характеристики
Тип корабля ПЛАРК
Обозначение проекта проект 675
Кодификация НАТО «Echo-II»
Скорость (надводная) 15 узлов
Скорость (подводная) 29 узлов
Рабочая глубина погружения 240 м
Предельная глубина погружения 300 м
Автономность плавания 50 суток
Экипаж 137 человек
Размеры
Водоизмещение надводное 4 500 т
Водоизмещение подводное 5760 т
Длина наибольшая (по КВЛ) 115,4 м
Ширина корпуса наиб. 9,3 м
Средняя осадка (по КВЛ) 7,8 м
Вооружение
Торпедно-
минное вооружение
4 носовых ТА калибра 533 мм, 16 торпед, 2 кормовых ТА калибра 406 мм, 4 торпеды
Ракетное вооружение 8 крылатых ракет П-6
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

К-431 (К-31) — советская атомная подводная лодка с крылатыми ракетами проекта 675 Тихоокеанского флота.





История строительства

Закладка К-31 состоялась 11 января 1964 года на судостроительном заводе имени Ленинского Комсомола в Комсомольске-На-Амуре. 8 сентября того же года корабль был выведен из цеха и спущен на воду. Заводские швартовые испытания продлились с декабря 1964 по 19 мая 1965 года, государственные испытания завершились 30 сентября 1965 года подписанием приёмного акта и вступлением корабля в строй.

История службы

С 1965 по 1984 год совершила 7 автономных походов на боевую службу, в том числе и в Индийский океан. В 1968—1971 годах прошла ремонт. В 1974—1975 годах были перезагружены активные зоны реакторов. В 1981—1982 годах прошла ремонт. Всего за время службы прошла 181 051 миль за 21 392 ходовых часа. В 1978 году переименована в К-431.

Авария 10 августа 1985

10 августа 1985 года на судоремонтном заводе № 30 в бухте Чажма при перезагрузке активных зон реакторов К-431 произошла авария. Из-за перекоса крышки реактора левого борта была поднята компенсирующая решётка реактора, в результате чего началась цепная ядерная реакция — тепловой взрыв. Непосредственно при взрыве погибло 10 человек. Корабль был выведен из строя, также из-за радиоактивного загрязнения пострадали плавучая мастерская ПМ-133, торпедная атомная подводная лодка К-42 (в результате списана) и дизельная подводная лодка, стоявшие рядом с К-431. По первым официальным подсчётам количество облучённых составило 86 человек, к середине 1990-х было официально выявлено более 950 пострадавших.

После аварии реакторный отсек залили бетоном, лодку отправили в бухту Павловского на длительное хранение, уменьшив осадку при помощи прикреплённых понтонов.

Хранение и утилизация

После аварии К-431 была выведена из эксплуатации и подготовлена к утилизации, и в период 1985—2006 годов находилась на долговременном хранении в бухте Павловского в заливе Стрелок. В середине 2000-х годов вопрос об утилизации подводной лодки обсуждался на уровне правительства РФ и в 2010 году был явно поставлен правительством РФ перед руководством ДВЗ «Звезда».[1]

Первоначально планировалось выполнить работы в плавдоке № 41 30-го судоремонтного завода МО РФ из-за высокой загрузки собственных мощностей «Звезды». Это предложение вызвало широкий общественный резонанс: специалисты завода написали открытое письмо[2] в прессу о том, что радиационная обстановка на лодке продолжает оставаться опасной, и что утилизация на предприятии может привести к непредсказуемым последствиям для 30-го СРЗ и расположенного неподалёку посёлка Дунай.[3]

В 2010 году подошла очередь утилизации атомной подводной лодки К-431 проекта 675. Для этого было принято решение отступить от современной технологии утилизации реакторов подводных лодок: ядерное топливо из подлодки выгружаться не будет, реакторный отсек будет законсервирован целиком и вывезен для хранения в хранилище ДальРАО в бухте Разбойник.[1][4]

1 октября 2010 года на ДВЗ «Звезда» завершились подготовительные работы и начата утилизация корабля[5].

Напишите отзыв о статье "К-431"

Примечания

  1. 1 2 [www.interfax-russia.ru/FarEast/main.asp?id=157512 Специалисты приморского завода «Звезда» заверяют, что утилизация атомной субмарины безопасна], Главные события, Интерфакс (7 июля 2010). Проверено 28 июля 2010.
  2. [www.interfax-russia.ru/FarEast/news.asp?id=157399&sec=1671 Работники судоремонтного завода в Приморье не хотят утилизировать атомную субмарину], Новости: Общество, Интерфакс (7 июля 2010). Проверено 28 июля 2010.
  3. [www.lenta.ru/news/2010/07/07/submarine/ Приморские судоремонтники испугались утилизировать аварийную АПЛ]. lenta.ru (7 июля 2010). Проверено 25 июля 2010. [www.webcitation.org/66Z3fF6xA Архивировано из первоисточника 31 марта 2012].
  4. [lenta.ru/articles/2010/07/07/k431/ Не для распила]. lenta.ru (7 июля 2010). Проверено 25 июля 2010. [www.webcitation.org/66Z3goZKd Архивировано из первоисточника 31 марта 2012].
  5. [lenta.ru/news/2010/09/30/k431/ Началась утилизация аварийной подлодки К-431]

Ссылки

  • [www.deepstorm.ru/DeepStorm.files/45-92/nsrs/675/k31/k31.htm deepstorm.ru // К-431, К-31, проект 675]
  • [www.argumenti.ru/society/n316/139292 В Приморье помещены в укрытие аварийные части атомных подлодок]

Отрывок, характеризующий К-431

– Что ж, поешь, коли хочешь, кавардачку! – сказал первый и подал Пьеру, облизав ее, деревянную ложку.
Пьер подсел к огню и стал есть кавардачок, то кушанье, которое было в котелке и которое ему казалось самым вкусным из всех кушаний, которые он когда либо ел. В то время как он жадно, нагнувшись над котелком, забирая большие ложки, пережевывал одну за другой и лицо его было видно в свете огня, солдаты молча смотрели на него.
– Тебе куды надо то? Ты скажи! – спросил опять один из них.
– Мне в Можайск.
– Ты, стало, барин?
– Да.
– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.


Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.