Савицкий, Константин Аполлонович
Поделись знанием:
В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.
С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.
Наташа с такой полнотой и искренностью вся отдалась новому чувству, что и не пыталась скрывать, что ей было теперь не горестно, а радостно и весело.
Когда, после ночного объяснения с Пьером, княжна Марья вернулась в свою комнату, Наташа встретила ее на пороге.
– Он сказал? Да? Он сказал? – повторила она. И радостное и вместе жалкое, просящее прощения за свою радость, выражение остановилось на лице Наташи.
– Я хотела слушать у двери; но я знала, что ты скажешь мне.
Как ни понятен, как ни трогателен был для княжны Марьи тот взгляд, которым смотрела на нее Наташа; как ни жалко ей было видеть ее волнение; но слова Наташи в первую минуту оскорбили княжну Марью. Она вспомнила о брате, о его любви.
«Но что же делать! она не может иначе», – подумала княжна Марья; и с грустным и несколько строгим лицом передала она Наташе все, что сказал ей Пьер. Услыхав, что он собирается в Петербург, Наташа изумилась.
– В Петербург? – повторила она, как бы не понимая. Но, вглядевшись в грустное выражение лица княжны Марьи, она догадалась о причине ее грусти и вдруг заплакала. – Мари, – сказала она, – научи, что мне делать. Я боюсь быть дурной. Что ты скажешь, то я буду делать; научи меня…
– Ты любишь его?
– Да, – прошептала Наташа.
– О чем же ты плачешь? Я счастлива за тебя, – сказала княжна Марья, за эти слезы простив уже совершенно радость Наташи.
– Это будет не скоро, когда нибудь. Ты подумай, какое счастие, когда я буду его женой, а ты выйдешь за Nicolas.
– Наташа, я тебя просила не говорить об этом. Будем говорить о тебе.
Они помолчали.
– Только для чего же в Петербург! – вдруг сказала Наташа, и сама же поспешно ответила себе: – Нет, нет, это так надо… Да, Мари? Так надо…
Прошло семь лет после 12 го года. Взволнованное историческое море Европы улеглось в свои берега. Оно казалось затихшим; но таинственные силы, двигающие человечество (таинственные потому, что законы, определяющие их движение, неизвестны нам), продолжали свое действие.
Несмотря на то, что поверхность исторического моря казалась неподвижною, так же непрерывно, как движение времени, двигалось человечество. Слагались, разлагались различные группы людских сцеплений; подготовлялись причины образования и разложения государств, перемещений народов.
Историческое море, не как прежде, направлялось порывами от одного берега к другому: оно бурлило в глубине. Исторические лица, не как прежде, носились волнами от одного берега к другому; теперь они, казалось, кружились на одном месте. Исторические лица, прежде во главе войск отражавшие приказаниями войн, походов, сражений движение масс, теперь отражали бурлившее движение политическими и дипломатическими соображениями, законами, трактатами…
Эту деятельность исторических лиц историки называют реакцией.
Описывая деятельность этих исторических лиц, бывших, по их мнению, причиною того, что они называют реакцией, историки строго осуждают их. Все известные люди того времени, от Александра и Наполеона до m me Stael, Фотия, Шеллинга, Фихте, Шатобриана и проч., проходят перед их строгим судом и оправдываются или осуждаются, смотря по тому, содействовали ли они прогрессу или реакции.
В России, по их описанию, в этот период времени тоже происходила реакция, и главным виновником этой реакции был Александр I – тот самый Александр I, который, по их же описаниям, был главным виновником либеральных начинаний своего царствования и спасения России.
В настоящей русской литературе, от гимназиста до ученого историка, нет человека, который не бросил бы своего камушка в Александра I за неправильные поступки его в этот период царствования.
«Он должен был поступить так то и так то. В таком случае он поступил хорошо, в таком дурно. Он прекрасно вел себя в начале царствования и во время 12 го года; но он поступил дурно, дав конституцию Польше, сделав Священный Союз, дав власть Аракчееву, поощряя Голицына и мистицизм, потом поощряя Шишкова и Фотия. Он сделал дурно, занимаясь фронтовой частью армии; он поступил дурно, раскассировав Семеновский полк, и т. д.».
Надо бы исписать десять листов для того, чтобы перечислить все те упреки, которые делают ему историки на основании того знания блага человечества, которым они обладают.
Что значат эти упреки?
Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.
Но положим, что так называемая наука имеет возможность примирить все противоречия и имеет для исторических лиц и событий неизменное мерило хорошего и дурного.
Положим, что Александр мог сделать все иначе. Положим, что он мог, по предписанию тех, которые обвиняют его, тех, которые профессируют знание конечной цели движения человечества, распорядиться по той программе народности, свободы, равенства и прогресса (другой, кажется, нет), которую бы ему дали теперешние обвинители. Положим, что эта программа была бы возможна и составлена и что Александр действовал бы по ней. Что же сталось бы тогда с деятельностью всех тех людей, которые противодействовали тогдашнему направлению правительства, – с деятельностью, которая, по мнению историков, хороша и полезна? Деятельности бы этой не было; жизни бы не было; ничего бы не было.
Если допустить, что жизнь человеческая может управляться разумом, – то уничтожится возможность жизни.
Если допустить, как то делают историки, что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или в общем прогрессе, или в чем бы то ни было, то невозможно объяснить явлений истории без понятий о случае и о гении.
Если цель европейских войн начала нынешнего столетия состояла в величии России, то эта цель могла быть достигнута без всех предшествовавших войн и без нашествия. Если цель – величие Франции, то эта цель могла быть достигнута и без революции, и без империи. Если цель – распространение идей, то книгопечатание исполнило бы это гораздо лучше, чем солдаты. Если цель – прогресс цивилизации, то весьма легко предположить, что, кроме истребления людей и их богатств, есть другие более целесообразные пути для распространения цивилизации.
(перенаправлено с «К. А. Савицкий»)
| Константин Аполлонович Савицкий | |
| Константинъ Аполлоновичъ Савицкiй | |
 Действительный член Императорской Академии Художеств К. А. Савицкий. Фотография. | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: |
31 января (13 февраля) 1905 (60 лет) |
| Место смерти: | |
| Происхождение: | |
| Подданство: | |
| Жанр: | |
| Учёба: | |
| Стиль: | |
| Влияние на: | |
| Награды: |
медали Императорской Академии художеств:
|
| Звания: |
академик, действительный член Императорской Академии художеств. |
| Премии: | |
Константи́н Аполло́нович Сави́цкий (25 мая [6 июня] 1844, Таганрог — 31 января [13 февраля] 1905, Пенза) — русский жанровый живописец, академик, действительный член Императорской Академии художеств[1], член Товарищества передвижных художественных выставок[3], педагог, первый директор Пензенского художественного училища имени Н. Д. Силивёрстова[Комм. 2][1][2].
Отец советского живописца, академика Академии художеств СССР Г. К. Савицкого.
Содержание
Биография
Родился в Таганроге в семье военного врача (село Красный холм, позднее — Бароновка)[4]. Был определён на обучение в Таганрогскую классическую мужскую гимназию.
Рано потеряв родителей, был отдан родственниками на воспитание в частный пансион при Лифляндской дворянской гимназии в местечке Биркенруэ Венденского уезда Лифляндской губернии[5], по окончании которого в 1862 году, К. А. Савицкий поступил в Императорскую Академию художеств в класс исторической живописи. Учился у профессоров Ф. А. Бруни, А. Т. Маркова и П. П. Чистякова.
За время учёбы в Академии награждён семью медалями: в 1868 году три малые серебряные за картину «Шарманщик», в 1869 году большая серебряная за эскиз «Распинание Христа», в 1870 большая серебряная и большая поощрительная за картины «Посещение больного сына» и «Часовой у порохового погреба». В 1871 году за программу «Каин и Авель» награждён малой золотой медалью, после чего отправлен Академией за границу, где по 1874 год получал стипендию Императора Александра II[1][6]. После посещения художественных академий Дрездена и Дюссельдорфа, жил и работал в Париже, увлекался гравюрой по металлу.
С 1872 года экспонент, с 1878 года — член Товарищества передвижных художественных выставок[3]. В 1878 году выставлялся на Всемирной выставке в Париже, в 1882 на Всероссийской художественно-промышленной выставке в Москве[6].
После трагической гибели жены в феврале 1875 года[Комм. 3], вернулся в Россию, поселившись в Динабурге, где художник создал несколько своих самых значительных произведений[7][8]: «Встреча иконы» (1878), «На войну» (1880)[Комм. 4].
Педагогическая деятельность
С 1883 по 1889 годы К. А. Савицкий жил в Санкт-Петербурге и преподавал в Центральном училище технического рисования барона А. Л. Штиглица[9]. В 1891 переехал в Москву преподавателем в Московское училище живописи, ваяния и зодчества. С 1894 года руководил в Училище натурным классом. С 1895 года — действительный член Императорской Академии художеств, в 1897 году «за известность на художественном поприще» К. А. Савицкому присвоено звание академика живописи[1].
Согласно завещанию, застреленного в 1890 году в Париже польским социалистом Сигизмундом Падлевским[10], генерал-лейтенанта Н. Д. Селивёрстова[Комм. 5], в собственность городской казны города Пензы перешли 300 тысяч рублей и коллекция собранных генералом книг и картин с условием организации в Пензе художественной школы, которая должна была носить имя наследодателя[11].
Первым директором вновь построенной Пензенской картинной галереи и Пензенского художественного училища имени Н. Д. Селивёрстова, поступивших в ведение Императорском Академии художеств и Министерства Императорского Двора в 1898 году, был назначен академик живописи К. А. Савицкий[1]. Художником была разработана собственная программа обучения, внесены изменения в планировку здания, лучшие выпускники Училища зачислялись без экзаменов в Императорскую Академию художеств. Благодаря Савицкому в Пензу были направлены в 1898 году XXVI и в 1901 году XXIX передвижные художественные выставки.
К. А. Савицкий возглавлял Училище до момента своей смерти 31 января (13 февраля) 1905 года[Комм. 6]. Похоронен на Митрофановском кладбище[12] в Пензе[Комм. 7].
Галерея
- Konstantin Apollonowitsch Sawizkij 001.jpg
«Ремонтные работы на железной дороге», (1874), холст, масло — Государственная Третьяковская галерея
- К. А. Савицкий. Встреча иконы.jpg
«Встреча иконы», (1878), холст, масло — Государственная Третьяковская галерея
- The Fugitive by Savitsky.jpg
«Беглый», (1883), холст, масло — Государственная Третьяковская галерея
- Савицкий Панихида.jpg
«Панихида в 9-й день на кладбище», (1885), холст, масло — Государственная Третьяковская галерея
- In anticipation of the verdict.jpg
«В ожидании приговора суда», (1895), холст, масло — Государственная Третьяковская галерея
Примечательные факты
- Один из известных случаев соавторства в живописи, обросший множеством противоречивых слухов[14][15][16] — совместная работа К. А. Савицкого и И. И. Шишкина над картиной «Утро в сосновом лесу».
Увековечение памяти
Именем Константина Савицкого названы:
- улица в Пензе (1950 год)[17],
- Пензенская областная картинная галерея[18]
- Пензенское художественное училище (1955 год)[19].
- На здании Пензенского художественного училища установлена мемориальная доска, посвящённая выдающемуся живописцу.
- В 1980-х годах в Пензенской областной картинной галерее был создан мемориальный музей К. А. Савицкого.
- В 2011 году на территории Губернаторского дома в Пензе установлен памятник живописцу[20].
Напишите отзыв о статье "Савицкий, Константин Аполлонович"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 Кондаков С. Н. [dlib.rsl.ru/viewer/01004180464#?page=178 Савицкiй, Константинъ Аполлоновичъ] // [dlib.rsl.ru/viewer/01004180464#?page=2 Список русских художников. К юбилейному справочнику Императорской Академии Художеств] = Списокъ русскихъ художниковъ. Къ юбилейному справочнику Императорской Академiи Художествъ. — СПб.: Товарищество Р. Голике и А. Вильборг, 1915. — Т. 2. — С. 173. — 459 с.
- ↑ 1 2 Савицкий, Константин Аполлонович // Ремень — Сафи. — М. : Советская энциклопедия, 1975. — С. 483. — (Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров ; 1969—1978, т. 22).</span>
- ↑ 1 2 Рогинская Ф. Г. [tphv-art.ru/books/roginskaya-tphv32.html Список членов Товарищества передвижных художественных выставок] // [books.google.ru/books?id=R4IuAQAAIAAJ&q=%D0%A0%D0%BE%D0%B3%D0%B8%D0%BD%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F&dq=%D0%A0%D0%BE%D0%B3%D0%B8%D0%BD%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F&hl=ru&ei=9F4vToezOceSOuHq6X4&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=1&ved=0CCkQ6AEwAA Товарищество передвижных художественных выставок]. — М.: Искусство, 1989. — 429 с. — 30 000 экз. — ISBN 5-87685-054-3.
- ↑ Киричек М. С. [www.taglib.ru/savickiy_kir.html Родился на Франковке, точнее, на Бароновке…] (рус.) // «Таганрогская правда» : газета. — Таганрог: МУП «Редакция газеты „Таганрогская правда“», 1995. — Вып. от 11 февраля. — С. 7.
- ↑ Алексеев В. [krugozor.org/konstantin_savickiy.html Константин Савицкий «Крутой спуск»] (рус.) // krugozor.org.
- ↑ 1 2 3 Булгаков Ф. И. [dlib.rsl.ru/viewer/01004964357#?page=141 Савицкiй, Константинъ Аполлоновичъ] // [dlib.rsl.ru/viewer/01004964357#?page=1 Наши художники. Живописцы, скульпторы, мозаичисты, гравёры и медальеры на Академических выставках последнего 25-тилетия]. — СПб.: Типография А. С. Суворина, 1890. — Т. 2: (Л—Я). — С. 136. — 298 с.
- ↑ 1 2 Веретенников В. [www.hrono.ru/biograf/bio_s/savickika.php Художник Савицкий в Динабурге] (рус.) // ХРОНОС – всемирная история в интернете : портал.
- ↑ Дементьева Оксана. [www.chas-daily.com/win/2010/06/04/g_023.html?r=33 Константин Савицкий: «Некрасов в живописи»] (рус.) // Час : газета. — Рига, 2010. — Вып. от 4 июня. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=1407-6640&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 1407-6640].
- ↑ Иванчикова О. А., Сазонов В. П. [94.25.70.100/encyc/article.php?id=2632&word=%D1%E0%E2%E8%F6%EA%E8%E9 Савицкий, Константин Аполлонович] // [94.25.70.100/encyc/index.php Пензенская энциклопедия] / Гл. ред. К. Д. Вишневский. — М.: Большая Российская энциклопедия, 2001. — 759 с. — ISBN 5-85270-234-X.
- ↑ Колпакиди А. И., Серяков М. Л. [www.booksite.ru/localtxt/sch/iti/mech/11.htm Селивёрстов Николай Дмитриевич (1830 г., Симбирская губ. - 17 октября 1890 г., Париж)] // [www.booksite.ru/localtxt/sch/iti/mech/index.htm Щит и меч. Руководители органов государственной безопасности московской Руси, Российской империи, Советского Союза и Российской Федерации. Энциклопедический справочник]. — М.; СПб.: Олма-пресс: Нева, 2002. — 736 с. — ISBN 5765414974.
- ↑ Фатыхова А., Шишлов С. [xn--b1agamkjiaw.xn--p1ai/index.php/wypuski/vypusk-4/50-kartinnaya-galereya-im-n-d-seliverstova-1892-1897 К 100-летию Пензенской областной картинной галереи] (рус.) // Пензенский временник любителей старины : журнал. — Пенза, 1992. — № 4. — С. 31-32.
- ↑ 1 2 3 Димаков Д. [xn--b1agamkjiaw.xn--p1ai/index.php/wypuski/vypusk-4/46-venok-savitskomu Венок Савицкому] (рус.) // Пензенский временник любителей старины : журнал. — Пенза, 1992. — № 4. — С. 24-26.
- ↑ [www.rgali.ru/object/224765523?lc=ru Грандковский Н. К. и Коровин П. И. Коллективное заявление в Московское общество любителей художеств о назначении пенсии Савицкой Валерии Ипполитовне, жене Савицкого Константина Апполоновича] // РГАЛИ. Ф. 660. Оп. 1. Ед. хр. 1251. 3 л.
- ↑ Каминская М. [www.km.ru/v-rossii/2007/01/26/rostov-na-donu/shishkin-mishki-taganrog Шишкин, мишки, Таганрог. Константин Савицкий является автором медведей на работе И. Шишкина «Утро в сосновом бору»] (рус.) // Наше время : газета. — Ростов-н/Д, 2007. — Вып. от 26 января. — С. 13.
- ↑ [www.tretyakovgallery.ru/ru/collection/_show/image/_id/2358 Шишкин Иван Иванович. Утро в сосновом лесу] (рус.). — М.: Государственная Третьяковская галерея.
- ↑ [www.house-art.com.ua/blog/bez-rubriki/dva-avtora-odnoy-kartinyi-utro-v-sosnovom-lesu.html Два автора одной картины «Утро в сосновом лесу»] (рус.) // House of Art. — 2012. — Вып. от 13 июня.
- ↑ [penzagard.ru/savitckogo-ulica.html Савицкого улица (1950)] (рус.). городской краеведческий портал «Солнечный город Пенза». Проверено 27 сентября 2013.
- ↑ [russianmuseum.spb.ru/museum.php?MuseumID=344 ГУК «Пензенская областная картинная галерея имени К. А. Савицкого»] (рус.). Художественные музеи и картинные галереи России. Отдел художественных музеев России Государственного Русского Музея. Проверено 27 сентября 2013.
- ↑ [penzanews.ru/region/encyclopedia/10181-2009 Пензенское художественное училище К. А. Савицкого] (рус.). Информационное агентство «PenzaNews». Проверено 27 сентября 2013.
- ↑ [penzanews.ru/culture/52728-2011 В Пензе установлен памятник живописцу Константину Савицкому] (рус.). Информационное агентство «PenzaNews» (31 октября 2011). Проверено 27 сентября 2013.
</ol>
Комментарии
- ↑ Отец художника имел статский чин надворного советника[1].
- ↑ с 1955 года училище имени К. А. Савицкого.
- ↑ Первая жена художника Савицкая Екатерина Ивановна, урождённая Митрохина (1838—1875) покончила жизнь самоубийством в Париже[7].
- ↑ Первый вариант картины[6], впоследствии разрезанный художником на части.
- ↑ Губернатор Пензенской губернии с 1867 по 1872 год.
- ↑ Умер в служебной квартире при Училище от паралича сердца[12].
- ↑ От второго брака в 1886 году с Савицкой Валерией Ипполитовной[13], урождённой Дюмулен (1867—1950), у К. А. Савицкого было семеро детей[12].
Ссылки
- [www.staratel.com/pictures/ruspaint/541.htm Савицкий, Константин Аполлонович] в библиотеке «Старатель»
- [www.artsait.ru/art/s/savicky/main.htm Русские художники. Савицкий Константин Аполлонович.]
- [babanata.ru/?p=6559 Савицкий Константин] (рус.). Записки о художниках. Проверено 27 сентября 2013.
Отрывок, характеризующий Савицкий, Константин Аполлонович
В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.
С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.
Наташа с такой полнотой и искренностью вся отдалась новому чувству, что и не пыталась скрывать, что ей было теперь не горестно, а радостно и весело.
Когда, после ночного объяснения с Пьером, княжна Марья вернулась в свою комнату, Наташа встретила ее на пороге.
– Он сказал? Да? Он сказал? – повторила она. И радостное и вместе жалкое, просящее прощения за свою радость, выражение остановилось на лице Наташи.
– Я хотела слушать у двери; но я знала, что ты скажешь мне.
Как ни понятен, как ни трогателен был для княжны Марьи тот взгляд, которым смотрела на нее Наташа; как ни жалко ей было видеть ее волнение; но слова Наташи в первую минуту оскорбили княжну Марью. Она вспомнила о брате, о его любви.
«Но что же делать! она не может иначе», – подумала княжна Марья; и с грустным и несколько строгим лицом передала она Наташе все, что сказал ей Пьер. Услыхав, что он собирается в Петербург, Наташа изумилась.
– В Петербург? – повторила она, как бы не понимая. Но, вглядевшись в грустное выражение лица княжны Марьи, она догадалась о причине ее грусти и вдруг заплакала. – Мари, – сказала она, – научи, что мне делать. Я боюсь быть дурной. Что ты скажешь, то я буду делать; научи меня…
– Ты любишь его?
– Да, – прошептала Наташа.
– О чем же ты плачешь? Я счастлива за тебя, – сказала княжна Марья, за эти слезы простив уже совершенно радость Наташи.
– Это будет не скоро, когда нибудь. Ты подумай, какое счастие, когда я буду его женой, а ты выйдешь за Nicolas.
– Наташа, я тебя просила не говорить об этом. Будем говорить о тебе.
Они помолчали.
– Только для чего же в Петербург! – вдруг сказала Наташа, и сама же поспешно ответила себе: – Нет, нет, это так надо… Да, Мари? Так надо…
Прошло семь лет после 12 го года. Взволнованное историческое море Европы улеглось в свои берега. Оно казалось затихшим; но таинственные силы, двигающие человечество (таинственные потому, что законы, определяющие их движение, неизвестны нам), продолжали свое действие.
Несмотря на то, что поверхность исторического моря казалась неподвижною, так же непрерывно, как движение времени, двигалось человечество. Слагались, разлагались различные группы людских сцеплений; подготовлялись причины образования и разложения государств, перемещений народов.
Историческое море, не как прежде, направлялось порывами от одного берега к другому: оно бурлило в глубине. Исторические лица, не как прежде, носились волнами от одного берега к другому; теперь они, казалось, кружились на одном месте. Исторические лица, прежде во главе войск отражавшие приказаниями войн, походов, сражений движение масс, теперь отражали бурлившее движение политическими и дипломатическими соображениями, законами, трактатами…
Эту деятельность исторических лиц историки называют реакцией.
Описывая деятельность этих исторических лиц, бывших, по их мнению, причиною того, что они называют реакцией, историки строго осуждают их. Все известные люди того времени, от Александра и Наполеона до m me Stael, Фотия, Шеллинга, Фихте, Шатобриана и проч., проходят перед их строгим судом и оправдываются или осуждаются, смотря по тому, содействовали ли они прогрессу или реакции.
В России, по их описанию, в этот период времени тоже происходила реакция, и главным виновником этой реакции был Александр I – тот самый Александр I, который, по их же описаниям, был главным виновником либеральных начинаний своего царствования и спасения России.
В настоящей русской литературе, от гимназиста до ученого историка, нет человека, который не бросил бы своего камушка в Александра I за неправильные поступки его в этот период царствования.
«Он должен был поступить так то и так то. В таком случае он поступил хорошо, в таком дурно. Он прекрасно вел себя в начале царствования и во время 12 го года; но он поступил дурно, дав конституцию Польше, сделав Священный Союз, дав власть Аракчееву, поощряя Голицына и мистицизм, потом поощряя Шишкова и Фотия. Он сделал дурно, занимаясь фронтовой частью армии; он поступил дурно, раскассировав Семеновский полк, и т. д.».
Надо бы исписать десять листов для того, чтобы перечислить все те упреки, которые делают ему историки на основании того знания блага человечества, которым они обладают.
Что значат эти упреки?
Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.
Но положим, что так называемая наука имеет возможность примирить все противоречия и имеет для исторических лиц и событий неизменное мерило хорошего и дурного.
Положим, что Александр мог сделать все иначе. Положим, что он мог, по предписанию тех, которые обвиняют его, тех, которые профессируют знание конечной цели движения человечества, распорядиться по той программе народности, свободы, равенства и прогресса (другой, кажется, нет), которую бы ему дали теперешние обвинители. Положим, что эта программа была бы возможна и составлена и что Александр действовал бы по ней. Что же сталось бы тогда с деятельностью всех тех людей, которые противодействовали тогдашнему направлению правительства, – с деятельностью, которая, по мнению историков, хороша и полезна? Деятельности бы этой не было; жизни бы не было; ничего бы не было.
Если допустить, что жизнь человеческая может управляться разумом, – то уничтожится возможность жизни.
Если допустить, как то делают историки, что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или в общем прогрессе, или в чем бы то ни было, то невозможно объяснить явлений истории без понятий о случае и о гении.
Если цель европейских войн начала нынешнего столетия состояла в величии России, то эта цель могла быть достигнута без всех предшествовавших войн и без нашествия. Если цель – величие Франции, то эта цель могла быть достигнута и без революции, и без империи. Если цель – распространение идей, то книгопечатание исполнило бы это гораздо лучше, чем солдаты. Если цель – прогресс цивилизации, то весьма легко предположить, что, кроме истребления людей и их богатств, есть другие более целесообразные пути для распространения цивилизации.
Категории:
- Родившиеся 6 июня
- Родившиеся в 1844 году
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Таганроге
- Умершие 13 февраля
- Умершие в 1905 году
- Умершие в Пензе
- Художники по алфавиту
- Гимназия № 2 им. А. П. Чехова
- Передвижники
- Художники России XIX века
- Похороненные на Митрофановском кладбище в Пензе
- Действительные члены Императорской Академии художеств
- Академики Императорской Академии художеств
