Фоли Рис-Дэвидс, Каролина Августа

Каролина Августа Фоли Рис-Дэвидс

Каролина Августа Фоли Рис-Дэвидс (англ. Caroline Augusta Foley Rhys Davids; 27 сентября 1857 — 26 июня 1942) — британский востоковед, исследовательница буддизма и языка пали. Жена и соратник Т. У. Рис-Дэвидса, публикатора палийских текстов на систематической основе в XIX—XX веках.

Дочь, внучка и правнучка священников. Окончила Университетский колледж Лондона (1889), где изучала преимущественно историю, экономику и психологию, в студенческие годы активно выступала за права женщин и бедняков.

В 1894 году вышла замуж за Рис-Дэвидса, стимулировавшего её интерес к востоковедческим исследованиям. По предложению мужа Фоли занялась переводом на английский язык книги Дхаммасангани, этот труд был издан в 1900 году. Далее последовал перевод Тхеригатхи, изданный в 1909 году под названием «Псалмы сестёр» (англ. Psalms of the Sisters). В 1910—1913 гг. преподавала в Манчестерском университете. После смерти мужа в 1923 году возглавила Общество палийских текстов.

Литература

• Кто есть кто в современном буддизме. \\ В кн.: Стержень жизни. М. 1997.

Отрывок, характеризующий Фоли Рис-Дэвидс, Каролина Августа

Графиня, стараясь скрыть этот поступок от себя и от доктора, всовывала ему в руку золотой и всякий раз с успокоенным сердцем возвращалась к больной.
Признаки болезни Наташи состояли в том, что она мало ела, мало спала, кашляла и никогда не оживлялась. Доктора говорили, что больную нельзя оставлять без медицинской помощи, и поэтому в душном воздухе держали ее в городе. И лето 1812 года Ростовы не уезжали в деревню.
Несмотря на большое количество проглоченных пилюль, капель и порошков из баночек и коробочек, из которых madame Schoss, охотница до этих вещиц, собрала большую коллекцию, несмотря на отсутствие привычной деревенской жизни, молодость брала свое: горе Наташи начало покрываться слоем впечатлений прожитой жизни, оно перестало такой мучительной болью лежать ей на сердце, начинало становиться прошедшим, и Наташа стала физически оправляться.


Наташа была спокойнее, но не веселее. Она не только избегала всех внешних условий радости: балов, катанья, концертов, театра; но она ни разу не смеялась так, чтобы из за смеха ее не слышны были слезы. Она не могла петь. Как только начинала она смеяться или пробовала одна сама с собой петь, слезы душили ее: слезы раскаяния, слезы воспоминаний о том невозвратном, чистом времени; слезы досады, что так, задаром, погубила она свою молодую жизнь, которая могла бы быть так счастлива. Смех и пение особенно казались ей кощунством над ее горем. О кокетстве она и не думала ни раза; ей не приходилось даже воздерживаться. Она говорила и чувствовала, что в это время все мужчины были для нее совершенно то же, что шут Настасья Ивановна. Внутренний страж твердо воспрещал ей всякую радость. Да и не было в ней всех прежних интересов жизни из того девичьего, беззаботного, полного надежд склада жизни. Чаще и болезненнее всего вспоминала она осенние месяцы, охоту, дядюшку и святки, проведенные с Nicolas в Отрадном. Что бы она дала, чтобы возвратить хоть один день из того времени! Но уж это навсегда было кончено. Предчувствие не обманывало ее тогда, что то состояние свободы и открытости для всех радостей никогда уже не возвратится больше. Но жить надо было.