Санкт-Петербургский государственный аграрный университет

Санкт-Петербургский государственный аграрный университет (СПбГАУ)
Оригинальное название	Ленинградский сельскохозяйственный институт (ЛСХИ)
Международное название	Saint-Petersburg State Agrarian University
Девиз	Нам доверено заботиться о Земле!
Ректор	Широков Сергей Николаевич
Расположение	Санкт-Петербург, Пушкин
Юридический адрес	196601, Россия, Санкт-Петербург, г. Пушкин, Петербургское шоссе, дом 2
Сайт	[spbgau.ru/ ru] [спбгау.рф/ рф]
Награды

Са́нкт-Петербу́ргский госуда́рственный агра́рный университе́т (до 1992 Ленинградский сельскохозяйственный институт) — петербургское техническое высшее учебное заведение, готовящий специалистов сельского хозяйства. Расположен в Пушкине.

Об университете

В составе университета 65,5 % преподавателей имеют учёные степени и звания; 15,5 % — доктора наук; 1 академик РАСХН; более 40 человек имеют почётные звания. В университете проходят обучение свыше 8000 студентов.

В университете ведётся образовательная деятельность по 36 специальностям, 12 направлениям, 38 программам послевузовского образования (аспирантура, докторантура) и 6 программам дополнительного образования.

История университета

Начало двадцатого века

Стебутовские курсы

8 (21) сентября 1904 года в Санкт-Петербурге по инициативе профессора Ивана Александровича Сте́бута, называемого патриархом русского земледелия, открылись Высшие женские сельскохозяйственные курсы. От момента зарождения идеи до открытия курсов прошло около 10 лет. За заслуги в организации курсов и в честь 50-летия общественной деятельности И. А. Стебута Высшим женским сельскохозяйственным курсам было присвоено название Сте́бутовских.

В первый год на Стебутовские курсы были приняты 80 слушательниц. Срок обучения вначале составлял 2 года, вскоре 3, а вскоре — 4 года. Преподавателей было более 40, среди них — немало видных учёных: лесоводство преподавал В. В. Гуман, органическую химию — К. И. Дебу, физиологию животных — К. Н. Кржышковский, зоотехнию — Е. Ф. Лискун, анатомию животных — А. Н. Немилов, растениеводство — Н. К. Недокучаев, плодоводство — В. В. Пашкевич, почвоведение — Н. И. Прохоров, систематику и географию растений — В. Н. Сукачёв, сельскохозяйственную статистику — И. В. Чернышев, фитопатологию — А. А. Ячевский.

Ста выпускниц было недостаточно для обеспечения потребности отечественного сельского хозяйства в квалифицированных кадрах. Встал вопрос об открытии в столице ещё одних сельскохозяйственных курсов для мужчин и женщин.

Каменноостровские курсы

26 сентября (9 октября) 1906 года (или, по другим данным, 1 [14] октября) в небольшом домике на Каменном острове открылись Петербургские сельскохозяйственные курсы. Впоследствии они стали называться Каменноостровскими. Курсы выпускали агрономов, зоотехников, землеустроителей, организаторов и распорядителей сельских хозяйств и сельскохозяйственной статистики.

В первый год сюда поступило 178 человек. За семь лет контингент вырос в 8 раз, и к 1913 году на курсах занималось уже 1400 человек.

Первым руководителем Петербургских сельскохозяйственных курсов был Н. П. Адамов, на них преподавали многие видные учёные: Н. Н. Богданов-Катьков, П. А. Борисов, П. В. Будрин, О. А. Вальтер, К. И. Дебу, Н. И. Козлов, С. П. Кравков, К. Н. Кржышковский, С. В. Паращук, В. В. Пашкевич, П. Ю. Шмидт, А. А. Ячевский и другие. Многие из этих учёных преподавали также и на Стебутовских курсах.

Вечерние агрономические курсы

Было много молодёжи, не имевшей возможности учиться в дневном учебном заведении — днём потенциальные студенты работали. В 1908 году были организованы Вечерние агрономические курсы Общества народных университетов. Эти курсы ставили себе задачу дать слушателям законченное сельскохозяйственное образование, приближающееся к курсу высшего сельскохозяйственного учебного заведения. Учебного хозяйства у курсов не было, а летняя практика заменялась эпизодическими добровольными экскурсиями.

1917—1920 годы

В 1918 году все вышеупомянутые учебные заведения были реорганизованы в государственные сельскохозяйственные институты: Стебутовский институт сельского хозяйства и лесоводства, Каменноостровский сельскохозяйственный институт и Петроградский агрономический институт.

Директором агрономического института стал В. И. Рыков, а с декабря 1918 года — профессор И. Л. Джандиери. Среди преподавателей были известные учёные: профессора П. А. Борисов, К. И. Васильев, С. Л. Соболев (до 1956 г. — зав. кафедрой растениеводства Ленинградского СХИ), К. И. Дебу, М. И. Дьяков, Н. Н. Иванов, В. Г. Котельников, В. Я. Курбатов, Н. А. Наумов, Е. С. Лондон, Б. Г. Тидеман, Е. А. Энгель, С. С. Цветков, Н. Н. Богданов-Катьков (в 1945—1947 гг. директор Пушкинского СХИ), П. Н. Штейнберг, С. М. Вислоух и другие. В ноябре 1920 года на кафедру селекции избран Н. И. Вавилов.

В 1920 году Петроградский Наркомпрос принимает решение о слиянии Каменноостровского и Стебутовского институтов в одно высшее учебное заведение под названием «Петроградская сельскохозяйственная академия им. И. А. Сте́бута».

Двадцатые годы

Существование трёх однотипных сельскохозяйственных вузов в Петрограде должно было навести на мысль о нецелесообразности распыления средств и преподавательских сил между тремя учебными заведениями. Уже в 1920—1921 годах возник вопрос о необходимости их объединения.

Идея объединения трёх вузов встретила серьёзное сопротивление со стороны некоторой части преподавательского состава. Особенно сильно было противодействие со стороны агрономического института. Это затормозило решение вопроса о слиянии на целый год.

Главапрофобр, видя что добровольное слияние трёх вузов невозможно, объявил в июле 1922 года о закрытии их, и персонал был распущен. Одновременно состоялось распоряжение об открытии Петроградского сельскохозяйственного института на базе ранее существовавших трёх сельскохозяйственных вузов.

Вновь созданный институт имел три факультета: зоотехнический, растениеводства и сельскохозяйственной экономики и политики. Первоначально в нём обучались 1667 человек, а в 1923 году — уже 2578 человек. Руководить вновь созданным институтом было поручено правлению во главе с ректором, академиком К. Д. Глинкой и проректором по учебной части, профессором К. Н. Кржышковским.

К. Д. Глинка — выдающийся учёный-почвовед, талантливый организатор и обаятельный человек, сумел в целом успешно сплотить коллектив вуза и руководил им до своей кончины в 1927 году.

Сразу же с момента организации нового института встал вопрос об учебной и производственной базе. Решено было создать такую базу в городе Детское Село. Переезд осуществлялся постепенно. С 1927 года в Детскосельском центре были сосредоточены студенты II, III, IV курсов всех факультетов. В Ленинграде остались лишь первокурсники и IV курс экономического факультета.

В Детском Селе было создано 15 опытных станций, которыми руководили крупные учёные. В числе станций были: зоотехническая (проф. М. И. Дьяков), растениеводческая (проф. Н. К. Недокучаев), машиноиспытательная (проф. К. И. Васильев), акклиматизационная (проф. С. А. Эгиз), фитопатологическая (проф. Н. А. Наумов), энтомологическая (проф. Н. Н. Богданов-Катьков), луговодства (проф. Л. А. Чугунов), селекционное поле (проф. Н. И. Вавилов), учебно-опытное садоводство (проф. В. В. Пашкевич и проф. Н. И. Кичунов), льняная опытная станция (В. Ф. Соколов), метеорологическая станция (проф. В. Н. Оболенский).

В двадцатые годы в сельском хозяйстве появляются первые «ростки» механизации в массовом масштабе. В Петроградском сельскохозяйственном институте открывается отделение механизации. В Петроградском политехническом институте также открывается (1929) факультет индустриального земледелия, впоследствии получивший название факультета индустриального сельского хозяйства. Он готовил инженеров для села, для тракторостроения и отраслей индустрии, перерабатывающих продукцию сельского хозяйства. В 1930 году на базе факультета индустриального земледелия Политехнического института и отделения механизации Ленинградского СХИ был создан Ленинградский институт механизации сельского хозяйства (см. ниже).

К 1930 году Ленинградский СХИ превратился в крупнейший многопрофильный вуз, осуществляющий большую учебную и научную работу. Но в моде тогда ещё оставались «решительные преобразования». Для убыстрения подготовки специалистов в области сельского хозяйства был поставлен вопрос о расширении сети аграрных учебных заведений и ускоренной подготовке более узких «отраслевых» специалистов. В таких условиях было не до глубокой общетеоретической подготовки.

Начало тридцатых годов

В 1930-х годах начинается новая полоса — быстрое дробление сельскохозяйственных вузов, переход их на срок обучения 3,5 года. Произошло разделение Ленинградского сельскохозяйственного института на ряд отраслевых вузов: Институт прядильных культур (Ленинград, Каменный остров), Молочно-огородный институт (Детское Село), Агропедагогический институт (Ленинград), Институт механизации социалистического земледелия (Ленинград). Кроме того, на базе Высших курсов прикладной зоологии и фитопатологии открылся самостоятельный институт защиты растений.

Это дробление продолжалось дальше. В 1931 году из Молочно-огородного института выделились два самостоятельных вуза: Ленинградский химико-технологический институт молочной промышленности (в Детском Селе ему было выделено здание бывшей Дворцовой оранжереи на Комсомольской улице, где он находился до начала Великой Отечественной войны), Овощной институт, который был размещён сначала в Павловском дворце, а затем переведён в Знаменку, вблизи Петергофа. После этого разделения Ленинградский молочно-огородный институт получил наименование Ленинградского института социалистического молочного животноводства. За этим институтом сохранились почти все здания Ленинградского СХИ в Детском Селе и земельные угодья.

Был момент, когда институт слили с совхозом-гигантом «Колпино»^{[уточнить]}. Но уже в 1933 году он вновь стал институтом социалистического молочного животноводства. В 1934 году ему было присвоено наименование Детскосельского, а с 1937 года — Пушкинского сельскохозяйственного института.

Шли беспрерывные преобразования и в Ленинградском институте прядильных культур. Его факультет первичной обработки прядильных культур был передан во вновь созданный Ленинградский институт текстильной промышленности. Институту же прядильных культур присваивается наименование Ленинградского сельскохозяйственного института. К нему присоединяют в качестве факультета Агропедагогический институт. В этом институте организовали специальный факультет защиты растений.

Такое раздробление крупного института на целый ряд мелких, карликовых вузов значительно осложнило и ослабило дальнейшую работу по подготовке специалистов для сельского хозяйства. С середины 1930-х годов мелкие вузы с узкой специализацией стали тяготеть к более крупным, имеющим хорошую материальную базу, устоявшиеся коллективы. Опять был увеличен срок обучения, поставлена задача подготовки специалистов широкого профиля.

В 1934 году происходит слияние трёх институтов (прядильных культур, агропедагогического и института борьбы с вредителями сельскохозяйственных культур) с образованием Ленинградского сельскохозяйственного института.

Сельскохозяйственные институты в Ленинграде в тридцатые и сороковые годы

В тридцатые—сороковые годы в Ленинграде одновременно работали несколько сельскохозяйственных вузов.

Ленинградский сельскохозяйственный институт

Помещался на Каменном острове. Институт имел три факультета: агрономический с отделениями полеводства, селекции и семеноводства, экономический и защиты растений. Отдельно существовало и агропедагогическое отделение. Институт насчитывал 27 кафедр. Руководили институтом Н. Я. Кузьмин, А. Ф. Сапегин, Л. А. Чугунов, Л. В. Мысовский (заведующий кафедрой физики в 1939 году).

Профессорско-преподавательский коллектив насчитывал 141 человек. Среди них известные учёные: Е. А. Домрачева, О. А. Вальтер, Н. И. Соколов, Г. Я. Бей-Биенко, И. А. Наумов. Учебная практика проводилась в учебно-опытном хозяйстве «Каменка» Лужского района.

Ленинградский плодоовощной институт

Начал свою деятельность в 1931 году в Павловском дворце, в 1932 году перебазировался в Новый Петергоф в здание Старо-Знаменского дворца. Здесь сложился довольно прочный профессорско-преподавательский коллектив, насчитывавший 38 человек. Здесь работали известные учёные и педагоги: П. П. Кюз, В. В. Пашкевич, Н. И. Кичунов, И. А. Веселовский. Количество студентов — 443 человека, аспирантов — 14. В 1941 году Ленинградский плодоовощной институт был присоединён к сельскохозяйственному институту в Ленинграде на правах факультета.

Ленинградский зоотехнический институт

Размещался в Красногвардейске. В институте действовал всего один факультет, 16 кафедр. К 1941 году здесь учились 550 человек, работали 50 преподавателей. Большинство из них были совместителями, из-за чего институт испытывал большие трудности. В начале Великой Отечественной войны институт был присоединён в качестве факультета к Ленинградскому ветеринарному институту.

Пушкинский сельскохозяйственный институт

К 1941 году был наиболее сильным: на 30 кафедрах трёх факультетов (агрономического, зоотехнического и защиты растений) занимались 1 010 студентов; срок обучения составлял 5 лет. Директором института был М. С. Лукьянов, его заместителем — Н. Н. Богданов-Катьков.

Среди преподавателей было немало авторитетных учёных: М. И. Дьяков, К. И. Дебу, В. П. Никитин, С. В. Паращук, П. В. Будрин, К. И. Пангало, С. Г. Давыдов, П. А. Борисов, О. В. Троицкая и другие. Учебное хозяйство «Пушкинское» владело 500 га пашни и пастбищ, лесной дачей «Тарасары» площадью 379 га. В 1940 году высокопродуктивное стадо молочного скота давало в среднем на одну фуражную корову 5 048 кг молока, а рекордистки — от 6 до 8,5 тысяч кг в год.

В 1941—1944 годах в течение 28 месяцев на территории Пушкинского сельскохозяйственного института шли ожесточённые сражения. Уже к середине августа 1941 года фронт стал быстро приближаться к Пушкину. Нормальная работа в институте прекратилась, встал вопрос о его эвакуации. Решено было перебазироваться в Ленинград, в помещение Высших курсов прикладной зоологии и фитопатологии на улице Чайковского. 14 сентября 1941 года на территорию агрогородка в Пушкине посыпались немецкие бомбы. 15 сентября студентам и преподавателям было предложено уходить пешком в Ленинград. В Ленинграде оказались 58 студентов (в том числе 25 студентов агрономического факультета, 4 студента факультета защиты растений и 29 студентов зоологического факультета).

Учебные занятия проходили в условиях блокады. 20 сентября приступили к занятиям студенты пятого курса, а 10 октября — остальные.

В начале декабря 1941 года началась эвакуация Пушкинского СХИ. 7 профессоров и доцентов (наиболее истощённые) с семьями были вывезены самолётами в Подпорожье, оттуда поездом в Вологду. Через неделю они были направлены в Оренбург, а оттуда через Барнаул в город Павловск Алтайского края.

28 и 29 января 1942 года основная часть преподавателей и студентов Пушкинского СХИ во главе с заместителем директора профессором Н. Н. Богдановым-Катьковым была отправлена через «Дорогу жизни» в Вологду и далее в Алтайский край. В Павловске, расположенном в 60 км от Барнаула, с апреля 1942 года Пушкинский институт возобновил учебные занятия на базе местного ветеринарного сельскохозяйственного техникума. Студенты старших курсов были посланы на производственную практику в хозяйства Алтайского края, младшие курсы до 1 сентября проходили учебную практику и работали в учхозе.

Осенью 1942 года на учёбу были приняты около 150 человек, главным образом девушки-сибирячки.

В феврале 1944 года на базе Пушкинского СХИ в Барнауле был создан Алтайский сельскохозяйственный институт. Пушкинцы помогали в его организации и становлении вплоть до 1946 года. В начале 1944 года, после снятия блокады Ленинграда, Пушкинский СХИ стал готовиться к возвращению домой.

В апреле 1944 года небольшая группа преподавателей и сотрудников Пушкинского СХИ во главе с профессором Н. Н. Богдановым-Катьковым вернулась в Ленинград. Студентов ещё не было. Энтузиасты провели в агрогородке огромную работу по разборке и засыпке дотов, блиндажей, выявлению неразорвавшихся бомб, снарядов, мин, разработке территорий, сбору строительных материалов. Образовались строительные бригады. Плотниками руководил доцент В. П. Столяров, стекольщиками — доцент Л. Н. Александрова, малярами — профессор М. М. Лебедев, каменщиками — профессор Г. Н. Павлов. По крупицам собирали приборы, оборудование, инструменты. К 1 февраля 1945 года 23 кафедры Пушкинского СХИ всем этим были обеспечены удовлетворительно. А 15 февраля 1945 года в институте начались регулярные занятия.

Ленинградский институт механизации сельского хозяйства

Вуз был создан как Институт механизации социалистического земледелия в 1930 году на основе факультета индустриального земледелия Политехнического института, в 1933 переименован в Институт инженеров-механиков социалистического земледелия.

C началом войны большинство мужчин, преподавателей и студентов, ушли на фронт. В самом начале 1942 года оставшийся коллектив института был эвакуирован в город Зерноград Ростовской области (станция Верблюд). Здесь, на базе имевшегося института механизации сельского хозяйства и совместно с ним была продолжена учёба студентов. Однако вскоре немцы подошли к Ростову и Зернограду. Была спешно организована эвакуация института в Пятигорск. Но первая группа эвакуированных преподавателей и студентов в 1942 году под Пятигорском, во время быстрого наступления немцев, оказалась на короткий срок на оккупированной территории. Другая группа переправилась через Каспийское море, добралась до Алтая и около двух лет жила и работала в Бийске. Отдельные преподаватели, например, заведующий кафедрой ремонта машин В. И. Казарцев, оставались в Ленинграде и эвакуировались самостоятельно.

Из эвакуации институт механизации возвратился в 1944 году. Новый директор Б. Г. Турбин вместе с небольшим коллективом преподавателей приложил много усилий, чтобы восстановить институт. Нормальные занятия студентов возобновились в 1945 году.

В августе 1954 года вошёл в состав Ленинградского сельхозинститута.

После войны

В 1947 году зоотехнический факультет из Ленинградского ветеринарного института переводится в Пушкинский СХИ. 6 сентября 1948 года Ленинградский СХИ объединяется с Пушкинским СХИ на базе последнего.

Ректором объединённого Ленинградского сельскохозяйственного института в 1947—1951 годах был Алексей Яковлевич Подвалков.

А. Я. Подвалков — выпускник агрономического факультета Ленинградского сельскохозяйственного института. Здесь он был оставлен в аспирантуре на кафедре агрохимии и защитил кандидатскую диссертацию под руководством профессора Н. И. Соколова. Несколько лет работал ассистентом, а затем доцентом кафедры агрохимии ЛСХИ (на Каменном острове). В середине 1930-х годов был деканом организованного в ЛСХИ агропедагогического факультета.

В марте 1947 года А. Я. Подвалков был переведён в Ленинградский СХИ из Горького, где он был тогда ректором Горьковского СХИ. Это были очень трудные послевоенные годы. Материальный и кадровый потенциал института был разрушен. Не было помещений, оборудования, кадров. Многие преподаватели либо погибли в блокаду, либо находились в эвакуации. Всё нужно было восстанавливать.

В начале 1954 года последовал приказ об объединении Ленинградского института механизации сельского хозяйства с Ленинградским СХИ, и 25 февраля 1954 года был подписан акт о передаче института механизации в состав Ленинградского СХИ на правах факультета.

Директором ЛСХИ, объединённого на базе трёх институтов, в 1951—1959 годах был профессор Валентин Андреевич Брызгалов — крупный учёный-овощевод, один из основоположников овощеводства защищённого грунта.

В этот период резко увеличилась площадь сельскохозяйственных угодий учхоза «Пушкинское» после присоединения к нему в 1956 году совхоза «Александровский» с усадьбой в деревне Мыкколово. Учхоз превратился в крупное межотраслевое хозяйство.

В 1959—1974 годах директором ЛСХИ работал профессор Константин Николаевич Капорулин (с 1949 года декан факультета механизации, а с 1 января 1953 года директор Ленинградского института механизации сельского хозяйства).

В эти годы Ленинградский СХИ стал общепризнанным в стране передовым центром подготовки кадров для сельского хозяйства. Заслуги института в 1971 году были отмечены орденом Трудового Красного Знамени.

14 января 1974 года ректором ЛСХИ был назначен Валентин Митрофанович Кряжков. Инженер-механик по специальности, он внёс большой вклад в теорию и практику восстановления изношенных деталей тракторов и автомобилей. 11 декабря 1978 года академик В. М. Кряжков был освобождён от занимаемой должности ректора ЛСХИ в связи с избранием вице-президентом ВАСХНИЛ — председателем правления ВАСХНИЛ по Нечернозёмной зоне РСФСР.

Восьмидесятые и девяностые годы

В феврале 1979 года ректором ЛСХИ был избран Николай Филиппович Бондаренко — бывший тогда директором Агрофизического НИИ. Он руководил Ленинградским СХИ пятнадцать лет, за это время им был осуществлен ряд мер по укреплению и дальнейшему развитию ВУЗа. Большое внимание уделялось эффективности внедрения законченных научных разработок в производство, эффективному использованию современных методов исследований, широкому применению компьютерной техники. По его инициативе на всех агрономических факультетах был введён курс программирования урожаев сельскохозяйственных культур. В институте заметно расширилась база для развития компьютерных технологий. На агрономическом факультете был создан компьютерный класс для проведения учебных занятий на основе прикладных программ по ряду специальных дисциплин. В этот период был введен в строй новый химический учебный корпус — для факультета почвоведения и агрохимии и факультета защиты растений.

Приказом Госкомиссии Совмина СССР по продовольствию и закупкам от 16 января 1991 года Ленинградский сельскохозяйственный институт был преобразован в Ленинградский государственный аграрный университет (ЛГАУ). 20 января 1991 года, в связи с возвращением Ленинграду старого, первоначального названия — Санкт-Петербург, ЛГАУ был переименован в Санкт-Петербургский государственный аграрный университет.

В марте 1987 года приказом ректора университета Бондаренко Н. Ф. четыре факультета: агрохимии и почвоведения, агрономический, плодоовощной и факультет защиты растений были объединены в один факультет — агрономический. Объединение встретило сопротивление части профессорско-преподавательского состава, так как они не видели смысла в такой реорганизации. Объединенный факультет просуществовал 8 лет. Затем негативные настроения первого времени прошли, и факультет работал по всем направлениям слаженно и плодотворно. Это была мощная организация, которая могла защитить интересы сотрудников факультета и студентов. С авторитетом факультета считались. Но местнические настроения профессорско-преподавательского состава отделений до конца изменить не удалось.

В апреле 1994 года на конференции выборщиков ректором СПбГАУ был избран Владимир Степанович Шкрабак, доктор технических наук, профессор, Заслуженный деятель науки и техники РФ. С февраля 1991 года по апрель 1994 года он работал ректором Ярославского СХИ.

Новому ректору и его команде пришлось приложить немало усилий, чтобы нормализовать сложное финансовое положение в университете, возникшее из-за резкого сокращения финансирования Минсельхозпродом РФ в годы перестройки.

В этот период по предложению деканов и некоторых заведующих кафедрами в СПбГАУ было принято решение о возвращении к ранее существовавшей системе административного деления. В 1995 году факультеты: почвоведения и агроэкологии, защиты растений и плодоовощной — вышли из состава агрономического факультета и снова стали самостоятельными подразделениями.

Двадцать первый век

В 2004 году B. C. Шкрабак был освобожден от занимаемой должности ректора в связи с достижением 65-летнего возраста (согласно уставу ВУЗа должность ректора не может занимать человек старше 65 лет).

Приказом министра сельского хозяйства РФ от 2 декабря 2003 года исполняющим обязанности ректора СПбГАУ назначен Михаил Алексеевич Новиков. 20 февраля 2004 года конференция выборщиков из состава сотрудников и студентов избрала профессора, доктора технических наук М. А. Новикова ректором Санкт-Петербургского государственного аграрного университета.

Михаил Алексеевич Новиков — выпускник факультета механизации сельского хозяйства ЛСХИ 1980 года. После окончания института — комсомольская работа на факультете, аспирантура, защита кандидатской, работа на кафедре сельхозмашин (от ассистента до профессора), защита докторской диссертации. С 1991 года — заместитель декана факультета механизации, а с 1998 года — декан факультета.

Вместе с М. А. Новиковым практически полностью сменилось руководство университета: из семи бывших проректоров остались трое. Введены в состав администрации СПбГАУ: Михаил Владимирович Москалев — первый проректор по социальным и экономическим вопросам; Федор Федорович Ганусевич — проректор по учебной работе; Игорь Зиновьевич Теплинский — проректор по дополнительным и непрерывным формам обучения; Петр Иванович Хохлов — проректор по капитальному ремонту, реконструкции и экологии. Исполняющим обязанности директора учхоза «Пушкинское» назначен выпускник экономического факультета ЛСХИ Сергей Николаевич Широков.

В 2004 году университет отметил своё столетие. Много первостепенных задач предстояло решить в юбилейном году и в последующие годы. Вот главные из них:

• обеспечение эффективной работы сотрудников и учебы студентов
• совершенствование материальной базы учебного процесса, учебных и производственных практик, переориентирование учебного хозяйства с товарного на учебно-опытное, оснащенное современными средствами по передовым технологиям
• улучшение социально-экономического положения его сотрудников и студентов университета
• создание единого, доброжелательного коллектива сотрудников и студентов, способного подготовить на высоком уровне грамотных специалистов для сельского хозяйства

С 2005 года ректором Санкт-Петербургского государственного аграрного университета работает Виктор Алексеевич Ефимов.

С 2015 года ректором Санкт-Петербургского аграрного университета выбран Сергей Николаевич Широков.

В отношении декана юридического факультета, профессора, доктора юридических наук Зейналова Исабала Мусы возбуждено уголовное дело за получение им взятки со студентов и избрана мера пресечения в виде заключения под стражу.[psh.spb.sudrf.ru/modules.php?name=press_dep&op=1&did=358]

Знаменитые выпускники

• Антонов В. А.
• Зубков В. А.
• Дрозденко А.Ю.
• Красовская И.В.
• Наумов В. И.
• Трусов Ю. В.
• Этуев М. Х.
• Жебровский Л. С.
• Хабаров И. Ф.
• Яхнюк С. В.
• Паршина В. Р.
• Баличев А. В.
• Бойцев А. А.
• Котов А. А.
• Дмитренко И. А.
• Гусев В. С.
• Брагинец Ю. Н.
• Уткин О. А.
• Горячев В. П.
• Павловский Л. К.
• Кряжков В. М.
• Саплицкий Л. Н.
• Фокин В. В.
• Секавин Д.А.

Студенческий спорт

Вуз является участником чемпионатов в рамках розыгрыша Кубка Вузов.

Ссылки

• [www.spbgau.ru gau.ru] ([спбгау.рф рф]) — официальный сайт СПбГАУ

Отрывок, характеризующий Санкт-Петербургский государственный аграрный университет

Преследуемая стотысячною французскою армией под начальством Бонапарта, встречаемая враждебно расположенными жителями, не доверяя более своим союзникам, испытывая недостаток продовольствия и принужденная действовать вне всех предвидимых условий войны, русская тридцатипятитысячная армия, под начальством Кутузова, поспешно отступала вниз по Дунаю, останавливаясь там, где она бывала настигнута неприятелем, и отбиваясь ариергардными делами, лишь насколько это было нужно для того, чтоб отступать, не теряя тяжестей. Были дела при Ламбахе, Амштетене и Мельке; но, несмотря на храбрость и стойкость, признаваемую самим неприятелем, с которою дрались русские, последствием этих дел было только еще быстрейшее отступление. Австрийские войска, избежавшие плена под Ульмом и присоединившиеся к Кутузову у Браунау, отделились теперь от русской армии, и Кутузов был предоставлен только своим слабым, истощенным силам. Защищать более Вену нельзя было и думать. Вместо наступательной, глубоко обдуманной, по законам новой науки – стратегии, войны, план которой был передан Кутузову в его бытность в Вене австрийским гофкригсратом, единственная, почти недостижимая цель, представлявшаяся теперь Кутузову, состояла в том, чтобы, не погубив армии подобно Маку под Ульмом, соединиться с войсками, шедшими из России.
28 го октября Кутузов с армией перешел на левый берег Дуная и в первый раз остановился, положив Дунай между собой и главными силами французов. 30 го он атаковал находившуюся на левом берегу Дуная дивизию Мортье и разбил ее. В этом деле в первый раз взяты трофеи: знамя, орудия и два неприятельские генерала. В первый раз после двухнедельного отступления русские войска остановились и после борьбы не только удержали поле сражения, но прогнали французов. Несмотря на то, что войска были раздеты, изнурены, на одну треть ослаблены отсталыми, ранеными, убитыми и больными; несмотря на то, что на той стороне Дуная были оставлены больные и раненые с письмом Кутузова, поручавшим их человеколюбию неприятеля; несмотря на то, что большие госпитали и дома в Кремсе, обращенные в лазареты, не могли уже вмещать в себе всех больных и раненых, – несмотря на всё это, остановка при Кремсе и победа над Мортье значительно подняли дух войска. Во всей армии и в главной квартире ходили самые радостные, хотя и несправедливые слухи о мнимом приближении колонн из России, о какой то победе, одержанной австрийцами, и об отступлении испуганного Бонапарта.
Князь Андрей находился во время сражения при убитом в этом деле австрийском генерале Шмите. Под ним была ранена лошадь, и сам он был слегка оцарапан в руку пулей. В знак особой милости главнокомандующего он был послан с известием об этой победе к австрийскому двору, находившемуся уже не в Вене, которой угрожали французские войска, а в Брюнне. В ночь сражения, взволнованный, но не усталый(несмотря на свое несильное на вид сложение, князь Андрей мог переносить физическую усталость гораздо лучше самых сильных людей), верхом приехав с донесением от Дохтурова в Кремс к Кутузову, князь Андрей был в ту же ночь отправлен курьером в Брюнн. Отправление курьером, кроме наград, означало важный шаг к повышению.
Ночь была темная, звездная; дорога чернелась между белевшим снегом, выпавшим накануне, в день сражения. То перебирая впечатления прошедшего сражения, то радостно воображая впечатление, которое он произведет известием о победе, вспоминая проводы главнокомандующего и товарищей, князь Андрей скакал в почтовой бричке, испытывая чувство человека, долго ждавшего и, наконец, достигшего начала желаемого счастия. Как скоро он закрывал глаза, в ушах его раздавалась пальба ружей и орудий, которая сливалась со стуком колес и впечатлением победы. То ему начинало представляться, что русские бегут, что он сам убит; но он поспешно просыпался, со счастием как будто вновь узнавал, что ничего этого не было, и что, напротив, французы бежали. Он снова вспоминал все подробности победы, свое спокойное мужество во время сражения и, успокоившись, задремывал… После темной звездной ночи наступило яркое, веселое утро. Снег таял на солнце, лошади быстро скакали, и безразлично вправе и влеве проходили новые разнообразные леса, поля, деревни.
На одной из станций он обогнал обоз русских раненых. Русский офицер, ведший транспорт, развалясь на передней телеге, что то кричал, ругая грубыми словами солдата. В длинных немецких форшпанах тряслось по каменистой дороге по шести и более бледных, перевязанных и грязных раненых. Некоторые из них говорили (он слышал русский говор), другие ели хлеб, самые тяжелые молча, с кротким и болезненным детским участием, смотрели на скачущего мимо их курьера.
Князь Андрей велел остановиться и спросил у солдата, в каком деле ранены. «Позавчера на Дунаю», отвечал солдат. Князь Андрей достал кошелек и дал солдату три золотых.
– На всех, – прибавил он, обращаясь к подошедшему офицеру. – Поправляйтесь, ребята, – обратился он к солдатам, – еще дела много.
– Что, г. адъютант, какие новости? – спросил офицер, видимо желая разговориться.
– Хорошие! Вперед, – крикнул он ямщику и поскакал далее.
Уже было совсем темно, когда князь Андрей въехал в Брюнн и увидал себя окруженным высокими домами, огнями лавок, окон домов и фонарей, шумящими по мостовой красивыми экипажами и всею тою атмосферой большого оживленного города, которая всегда так привлекательна для военного человека после лагеря. Князь Андрей, несмотря на быструю езду и бессонную ночь, подъезжая ко дворцу, чувствовал себя еще более оживленным, чем накануне. Только глаза блестели лихорадочным блеском, и мысли изменялись с чрезвычайною быстротой и ясностью. Живо представились ему опять все подробности сражения уже не смутно, но определенно, в сжатом изложении, которое он в воображении делал императору Францу. Живо представились ему случайные вопросы, которые могли быть ему сделаны,и те ответы,которые он сделает на них.Он полагал,что его сейчас же представят императору. Но у большого подъезда дворца к нему выбежал чиновник и, узнав в нем курьера, проводил его на другой подъезд.
– Из коридора направо; там, Euer Hochgeboren, [Ваше высокородие,] найдете дежурного флигель адъютанта, – сказал ему чиновник. – Он проводит к военному министру.
Дежурный флигель адъютант, встретивший князя Андрея, попросил его подождать и пошел к военному министру. Через пять минут флигель адъютант вернулся и, особенно учтиво наклонясь и пропуская князя Андрея вперед себя, провел его через коридор в кабинет, где занимался военный министр. Флигель адъютант своею изысканною учтивостью, казалось, хотел оградить себя от попыток фамильярности русского адъютанта. Радостное чувство князя Андрея значительно ослабело, когда он подходил к двери кабинета военного министра. Он почувствовал себя оскорбленным, и чувство оскорбления перешло в то же мгновенье незаметно для него самого в чувство презрения, ни на чем не основанного. Находчивый же ум в то же мгновение подсказал ему ту точку зрения, с которой он имел право презирать и адъютанта и военного министра. «Им, должно быть, очень легко покажется одерживать победы, не нюхая пороха!» подумал он. Глаза его презрительно прищурились; он особенно медленно вошел в кабинет военного министра. Чувство это еще более усилилось, когда он увидал военного министра, сидевшего над большим столом и первые две минуты не обращавшего внимания на вошедшего. Военный министр опустил свою лысую, с седыми висками, голову между двух восковых свечей и читал, отмечая карандашом, бумаги. Он дочитывал, не поднимая головы, в то время как отворилась дверь и послышались шаги.
– Возьмите это и передайте, – сказал военный министр своему адъютанту, подавая бумаги и не обращая еще внимания на курьера.
Князь Андрей почувствовал, что либо из всех дел, занимавших военного министра, действия кутузовской армии менее всего могли его интересовать, либо нужно было это дать почувствовать русскому курьеру. «Но мне это совершенно всё равно», подумал он. Военный министр сдвинул остальные бумаги, сровнял их края с краями и поднял голову. У него была умная и характерная голова. Но в то же мгновение, как он обратился к князю Андрею, умное и твердое выражение лица военного министра, видимо, привычно и сознательно изменилось: на лице его остановилась глупая, притворная, не скрывающая своего притворства, улыбка человека, принимающего одного за другим много просителей.
– От генерала фельдмаршала Кутузова? – спросил он. – Надеюсь, хорошие вести? Было столкновение с Мортье? Победа? Пора!
Он взял депешу, которая была на его имя, и стал читать ее с грустным выражением.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Шмит! – сказал он по немецки. – Какое несчастие, какое несчастие!
Пробежав депешу, он положил ее на стол и взглянул на князя Андрея, видимо, что то соображая.
– Ах, какое несчастие! Дело, вы говорите, решительное? Мортье не взят, однако. (Он подумал.) Очень рад, что вы привезли хорошие вести, хотя смерть Шмита есть дорогая плата за победу. Его величество, верно, пожелает вас видеть, но не нынче. Благодарю вас, отдохните. Завтра будьте на выходе после парада. Впрочем, я вам дам знать.
Исчезнувшая во время разговора глупая улыбка опять явилась на лице военного министра.
– До свидания, очень благодарю вас. Государь император, вероятно, пожелает вас видеть, – повторил он и наклонил голову.
Когда князь Андрей вышел из дворца, он почувствовал, что весь интерес и счастие, доставленные ему победой, оставлены им теперь и переданы в равнодушные руки военного министра и учтивого адъютанта. Весь склад мыслей его мгновенно изменился: сражение представилось ему давнишним, далеким воспоминанием.


Князь Андрей остановился в Брюнне у своего знакомого, русского дипломата .Билибина.
– А, милый князь, нет приятнее гостя, – сказал Билибин, выходя навстречу князю Андрею. – Франц, в мою спальню вещи князя! – обратился он к слуге, провожавшему Болконского. – Что, вестником победы? Прекрасно. А я сижу больной, как видите.
Князь Андрей, умывшись и одевшись, вышел в роскошный кабинет дипломата и сел за приготовленный обед. Билибин покойно уселся у камина.
Князь Андрей не только после своего путешествия, но и после всего похода, во время которого он был лишен всех удобств чистоты и изящества жизни, испытывал приятное чувство отдыха среди тех роскошных условий жизни, к которым он привык с детства. Кроме того ему было приятно после австрийского приема поговорить хоть не по русски (они говорили по французски), но с русским человеком, который, он предполагал, разделял общее русское отвращение (теперь особенно живо испытываемое) к австрийцам.
Билибин был человек лет тридцати пяти, холостой, одного общества с князем Андреем. Они были знакомы еще в Петербурге, но еще ближе познакомились в последний приезд князя Андрея в Вену вместе с Кутузовым. Как князь Андрей был молодой человек, обещающий пойти далеко на военном поприще, так, и еще более, обещал Билибин на дипломатическом. Он был еще молодой человек, но уже немолодой дипломат, так как он начал служить с шестнадцати лет, был в Париже, в Копенгагене и теперь в Вене занимал довольно значительное место. И канцлер и наш посланник в Вене знали его и дорожили им. Он был не из того большого количества дипломатов, которые обязаны иметь только отрицательные достоинства, не делать известных вещей и говорить по французски для того, чтобы быть очень хорошими дипломатами; он был один из тех дипломатов, которые любят и умеют работать, и, несмотря на свою лень, он иногда проводил ночи за письменным столом. Он работал одинаково хорошо, в чем бы ни состояла сущность работы. Его интересовал не вопрос «зачем?», а вопрос «как?». В чем состояло дипломатическое дело, ему было всё равно; но составить искусно, метко и изящно циркуляр, меморандум или донесение – в этом он находил большое удовольствие. Заслуги Билибина ценились, кроме письменных работ, еще и по его искусству обращаться и говорить в высших сферах.
Билибин любил разговор так же, как он любил работу, только тогда, когда разговор мог быть изящно остроумен. В обществе он постоянно выжидал случая сказать что нибудь замечательное и вступал в разговор не иначе, как при этих условиях. Разговор Билибина постоянно пересыпался оригинально остроумными, законченными фразами, имеющими общий интерес.
Эти фразы изготовлялись во внутренней лаборатории Билибина, как будто нарочно, портативного свойства, для того, чтобы ничтожные светские люди удобно могли запоминать их и переносить из гостиных в гостиные. И действительно, les mots de Bilibine se colportaient dans les salons de Vienne, [Отзывы Билибина расходились по венским гостиным] и часто имели влияние на так называемые важные дела.
Худое, истощенное, желтоватое лицо его было всё покрыто крупными морщинами, которые всегда казались так чистоплотно и старательно промыты, как кончики пальцев после бани. Движения этих морщин составляли главную игру его физиономии. То у него морщился лоб широкими складками, брови поднимались кверху, то брови спускались книзу, и у щек образовывались крупные морщины. Глубоко поставленные, небольшие глаза всегда смотрели прямо и весело.
– Ну, теперь расскажите нам ваши подвиги, – сказал он.
Болконский самым скромным образом, ни разу не упоминая о себе, рассказал дело и прием военного министра.
– Ils m'ont recu avec ma nouvelle, comme un chien dans un jeu de quilles, [Они приняли меня с этою вестью, как принимают собаку, когда она мешает игре в кегли,] – заключил он.
Билибин усмехнулся и распустил складки кожи.
– Cependant, mon cher, – сказал он, рассматривая издалека свой ноготь и подбирая кожу над левым глазом, – malgre la haute estime que je professe pour le православное российское воинство, j'avoue que votre victoire n'est pas des plus victorieuses. [Однако, мой милый, при всем моем уважении к православному российскому воинству, я полагаю, что победа ваша не из самых блестящих.]
Он продолжал всё так же на французском языке, произнося по русски только те слова, которые он презрительно хотел подчеркнуть.
– Как же? Вы со всею массой своею обрушились на несчастного Мортье при одной дивизии, и этот Мортье уходит у вас между рук? Где же победа?
– Однако, серьезно говоря, – отвечал князь Андрей, – всё таки мы можем сказать без хвастовства, что это немного получше Ульма…
– Отчего вы не взяли нам одного, хоть одного маршала?
– Оттого, что не всё делается, как предполагается, и не так регулярно, как на параде. Мы полагали, как я вам говорил, зайти в тыл к семи часам утра, а не пришли и к пяти вечера.
– Отчего же вы не пришли к семи часам утра? Вам надо было притти в семь часов утра, – улыбаясь сказал Билибин, – надо было притти в семь часов утра.
– Отчего вы не внушили Бонапарту дипломатическим путем, что ему лучше оставить Геную? – тем же тоном сказал князь Андрей.
– Я знаю, – перебил Билибин, – вы думаете, что очень легко брать маршалов, сидя на диване перед камином. Это правда, а всё таки, зачем вы его не взяли? И не удивляйтесь, что не только военный министр, но и августейший император и король Франц не будут очень осчастливлены вашей победой; да и я, несчастный секретарь русского посольства, не чувствую никакой потребности в знак радости дать моему Францу талер и отпустить его с своей Liebchen [милой] на Пратер… Правда, здесь нет Пратера.
Он посмотрел прямо на князя Андрея и вдруг спустил собранную кожу со лба.
– Теперь мой черед спросить вас «отчего», мой милый, – сказал Болконский. – Я вам признаюсь, что не понимаю, может быть, тут есть дипломатические тонкости выше моего слабого ума, но я не понимаю: Мак теряет целую армию, эрцгерцог Фердинанд и эрцгерцог Карл не дают никаких признаков жизни и делают ошибки за ошибками, наконец, один Кутузов одерживает действительную победу, уничтожает charme [очарование] французов, и военный министр не интересуется даже знать подробности.
– Именно от этого, мой милый. Voyez vous, mon cher: [Видите ли, мой милый:] ура! за царя, за Русь, за веру! Tout ca est bel et bon, [все это прекрасно и хорошо,] но что нам, я говорю – австрийскому двору, за дело до ваших побед? Привезите вы нам свое хорошенькое известие о победе эрцгерцога Карла или Фердинанда – un archiduc vaut l'autre, [один эрцгерцог стоит другого,] как вам известно – хоть над ротой пожарной команды Бонапарте, это другое дело, мы прогремим в пушки. А то это, как нарочно, может только дразнить нас. Эрцгерцог Карл ничего не делает, эрцгерцог Фердинанд покрывается позором. Вену вы бросаете, не защищаете больше, comme si vous nous disiez: [как если бы вы нам сказали:] с нами Бог, а Бог с вами, с вашей столицей. Один генерал, которого мы все любили, Шмит: вы его подводите под пулю и поздравляете нас с победой!… Согласитесь, что раздразнительнее того известия, которое вы привозите, нельзя придумать. C'est comme un fait expres, comme un fait expres. [Это как нарочно, как нарочно.] Кроме того, ну, одержи вы точно блестящую победу, одержи победу даже эрцгерцог Карл, что ж бы это переменило в общем ходе дел? Теперь уж поздно, когда Вена занята французскими войсками.
– Как занята? Вена занята?
– Не только занята, но Бонапарте в Шенбрунне, а граф, наш милый граф Врбна отправляется к нему за приказаниями.
Болконский после усталости и впечатлений путешествия, приема и в особенности после обеда чувствовал, что он не понимает всего значения слов, которые он слышал.
– Нынче утром был здесь граф Лихтенфельс, – продолжал Билибин, – и показывал мне письмо, в котором подробно описан парад французов в Вене. Le prince Murat et tout le tremblement… [Принц Мюрат и все такое…] Вы видите, что ваша победа не очень то радостна, и что вы не можете быть приняты как спаситель…
– Право, для меня всё равно, совершенно всё равно! – сказал князь Андрей, начиная понимать,что известие его о сражении под Кремсом действительно имело мало важности ввиду таких событий, как занятие столицы Австрии. – Как же Вена взята? А мост и знаменитый tete de pont, [мостовое укрепление,] и князь Ауэрсперг? У нас были слухи, что князь Ауэрсперг защищает Вену, – сказал он.
– Князь Ауэрсперг стоит на этой, на нашей, стороне и защищает нас; я думаю, очень плохо защищает, но всё таки защищает. А Вена на той стороне. Нет, мост еще не взят и, надеюсь, не будет взят, потому что он минирован, и его велено взорвать. В противном случае мы были бы давно в горах Богемии, и вы с вашею армией провели бы дурную четверть часа между двух огней.
– Но это всё таки не значит, чтобы кампания была кончена, – сказал князь Андрей.
– А я думаю, что кончена. И так думают большие колпаки здесь, но не смеют сказать этого. Будет то, что я говорил в начале кампании, что не ваша echauffouree de Durenstein, [дюренштейнская стычка,] вообще не порох решит дело, а те, кто его выдумали, – сказал Билибин, повторяя одно из своих mots [словечек], распуская кожу на лбу и приостанавливаясь. – Вопрос только в том, что скажет берлинское свидание императора Александра с прусским королем. Ежели Пруссия вступит в союз, on forcera la main a l'Autriche, [принудят Австрию,] и будет война. Ежели же нет, то дело только в том, чтоб условиться, где составлять первоначальные статьи нового Саmро Formio. [Кампо Формио.]
– Но что за необычайная гениальность! – вдруг вскрикнул князь Андрей, сжимая свою маленькую руку и ударяя ею по столу. – И что за счастие этому человеку!
– Buonaparte? [Буонапарте?] – вопросительно сказал Билибин, морща лоб и этим давая чувствовать, что сейчас будет un mot [словечко]. – Bu onaparte? – сказал он, ударяя особенно на u . – Я думаю, однако, что теперь, когда он предписывает законы Австрии из Шенбрунна, il faut lui faire grace de l'u . [надо его избавить от и.] Я решительно делаю нововведение и называю его Bonaparte tout court [просто Бонапарт].
– Нет, без шуток, – сказал князь Андрей, – неужели вы думаете,что кампания кончена?
– Я вот что думаю. Австрия осталась в дурах, а она к этому не привыкла. И она отплатит. А в дурах она осталась оттого, что, во первых, провинции разорены (on dit, le православное est terrible pour le pillage), [говорят, что православное ужасно по части грабежей,] армия разбита, столица взята, и всё это pour les beaux yeux du [ради прекрасных глаз,] Сардинское величество. И потому – entre nous, mon cher [между нами, мой милый] – я чутьем слышу, что нас обманывают, я чутьем слышу сношения с Францией и проекты мира, тайного мира, отдельно заключенного.
– Это не может быть! – сказал князь Андрей, – это было бы слишком гадко.
– Qui vivra verra, [Поживем, увидим,] – сказал Билибин, распуская опять кожу в знак окончания разговора.
Когда князь Андрей пришел в приготовленную для него комнату и в чистом белье лег на пуховики и душистые гретые подушки, – он почувствовал, что то сражение, о котором он привез известие, было далеко, далеко от него. Прусский союз, измена Австрии, новое торжество Бонапарта, выход и парад, и прием императора Франца на завтра занимали его.
Он закрыл глаза, но в то же мгновение в ушах его затрещала канонада, пальба, стук колес экипажа, и вот опять спускаются с горы растянутые ниткой мушкатеры, и французы стреляют, и он чувствует, как содрогается его сердце, и он выезжает вперед рядом с Шмитом, и пули весело свистят вокруг него, и он испытывает то чувство удесятеренной радости жизни, какого он не испытывал с самого детства.
Он пробудился…
«Да, всё это было!…» сказал он, счастливо, детски улыбаясь сам себе, и заснул крепким, молодым сном.


На другой день он проснулся поздно. Возобновляя впечатления прошедшего, он вспомнил прежде всего то, что нынче надо представляться императору Францу, вспомнил военного министра, учтивого австрийского флигель адъютанта, Билибина и разговор вчерашнего вечера. Одевшись в полную парадную форму, которой он уже давно не надевал, для поездки во дворец, он, свежий, оживленный и красивый, с подвязанною рукой, вошел в кабинет Билибина. В кабинете находились четыре господина дипломатического корпуса. С князем Ипполитом Курагиным, который был секретарем посольства, Болконский был знаком; с другими его познакомил Билибин.
Господа, бывавшие у Билибина, светские, молодые, богатые и веселые люди, составляли и в Вене и здесь отдельный кружок, который Билибин, бывший главой этого кружка, называл наши, les nфtres. В кружке этом, состоявшем почти исключительно из дипломатов, видимо, были свои, не имеющие ничего общего с войной и политикой, интересы высшего света, отношений к некоторым женщинам и канцелярской стороны службы. Эти господа, повидимому, охотно, как своего (честь, которую они делали немногим), приняли в свой кружок князя Андрея. Из учтивости, и как предмет для вступления в разговор, ему сделали несколько вопросов об армии и сражении, и разговор опять рассыпался на непоследовательные, веселые шутки и пересуды.
– Но особенно хорошо, – говорил один, рассказывая неудачу товарища дипломата, – особенно хорошо то, что канцлер прямо сказал ему, что назначение его в Лондон есть повышение, и чтоб он так и смотрел на это. Видите вы его фигуру при этом?…
– Но что всего хуже, господа, я вам выдаю Курагина: человек в несчастии, и этим то пользуется этот Дон Жуан, этот ужасный человек!
Князь Ипполит лежал в вольтеровском кресле, положив ноги через ручку. Он засмеялся.
– Parlez moi de ca, [Ну ка, ну ка,] – сказал он.
– О, Дон Жуан! О, змея! – послышались голоса.
– Вы не знаете, Болконский, – обратился Билибин к князю Андрею, – что все ужасы французской армии (я чуть было не сказал – русской армии) – ничто в сравнении с тем, что наделал между женщинами этот человек.
– La femme est la compagne de l'homme, [Женщина – подруга мужчины,] – произнес князь Ипполит и стал смотреть в лорнет на свои поднятые ноги.
Билибин и наши расхохотались, глядя в глаза Ипполиту. Князь Андрей видел, что этот Ипполит, которого он (должно было признаться) почти ревновал к своей жене, был шутом в этом обществе.
– Нет, я должен вас угостить Курагиным, – сказал Билибин тихо Болконскому. – Он прелестен, когда рассуждает о политике, надо видеть эту важность.
Он подсел к Ипполиту и, собрав на лбу свои складки, завел с ним разговор о политике. Князь Андрей и другие обступили обоих.
– Le cabinet de Berlin ne peut pas exprimer un sentiment d'alliance, – начал Ипполит, значительно оглядывая всех, – sans exprimer… comme dans sa derieniere note… vous comprenez… vous comprenez… et puis si sa Majeste l'Empereur ne deroge pas au principe de notre alliance… [Берлинский кабинет не может выразить свое мнение о союзе, не выражая… как в своей последней ноте… вы понимаете… вы понимаете… впрочем, если его величество император не изменит сущности нашего союза…]
– Attendez, je n'ai pas fini… – сказал он князю Андрею, хватая его за руку. – Je suppose que l'intervention sera plus forte que la non intervention. Et… – Он помолчал. – On ne pourra pas imputer a la fin de non recevoir notre depeche du 28 novembre. Voila comment tout cela finira. [Подождите, я не кончил. Я думаю, что вмешательство будет прочнее чем невмешательство И… Невозможно считать дело оконченным непринятием нашей депеши от 28 ноября. Чем то всё это кончится.]
И он отпустил руку Болконского, показывая тем, что теперь он совсем кончил.
– Demosthenes, je te reconnais au caillou que tu as cache dans ta bouche d'or! [Демосфен, я узнаю тебя по камешку, который ты скрываешь в своих золотых устах!] – сказал Билибин, y которого шапка волос подвинулась на голове от удовольствия.
Все засмеялись. Ипполит смеялся громче всех. Он, видимо, страдал, задыхался, но не мог удержаться от дикого смеха, растягивающего его всегда неподвижное лицо.
– Ну вот что, господа, – сказал Билибин, – Болконский мой гость в доме и здесь в Брюнне, и я хочу его угостить, сколько могу, всеми радостями здешней жизни. Ежели бы мы были в Брюнне, это было бы легко; но здесь, dans ce vilain trou morave [в этой скверной моравской дыре], это труднее, и я прошу у всех вас помощи. Il faut lui faire les honneurs de Brunn. [Надо ему показать Брюнн.] Вы возьмите на себя театр, я – общество, вы, Ипполит, разумеется, – женщин.
– Надо ему показать Амели, прелесть! – сказал один из наших, целуя кончики пальцев.
– Вообще этого кровожадного солдата, – сказал Билибин, – надо обратить к более человеколюбивым взглядам.
– Едва ли я воспользуюсь вашим гостеприимством, господа, и теперь мне пора ехать, – взглядывая на часы, сказал Болконский.
– Куда?
– К императору.
– О! о! о!
– Ну, до свидания, Болконский! До свидания, князь; приезжайте же обедать раньше, – пocлшaлиcь голоса. – Мы беремся за вас.
– Старайтесь как можно более расхваливать порядок в доставлении провианта и маршрутов, когда будете говорить с императором, – сказал Билибин, провожая до передней Болконского.
– И желал бы хвалить, но не могу, сколько знаю, – улыбаясь отвечал Болконский.
– Ну, вообще как можно больше говорите. Его страсть – аудиенции; а говорить сам он не любит и не умеет, как увидите.


На выходе император Франц только пристально вгляделся в лицо князя Андрея, стоявшего в назначенном месте между австрийскими офицерами, и кивнул ему своей длинной головой. Но после выхода вчерашний флигель адъютант с учтивостью передал Болконскому желание императора дать ему аудиенцию.
Император Франц принял его, стоя посредине комнаты. Перед тем как начинать разговор, князя Андрея поразило то, что император как будто смешался, не зная, что сказать, и покраснел.
– Скажите, когда началось сражение? – спросил он поспешно.
Князь Андрей отвечал. После этого вопроса следовали другие, столь же простые вопросы: «здоров ли Кутузов? как давно выехал он из Кремса?» и т. п. Император говорил с таким выражением, как будто вся цель его состояла только в том, чтобы сделать известное количество вопросов. Ответы же на эти вопросы, как было слишком очевидно, не могли интересовать его.
– В котором часу началось сражение? – спросил император.
– Не могу донести вашему величеству, в котором часу началось сражение с фронта, но в Дюренштейне, где я находился, войско начало атаку в 6 часу вечера, – сказал Болконский, оживляясь и при этом случае предполагая, что ему удастся представить уже готовое в его голове правдивое описание всего того, что он знал и видел.
Но император улыбнулся и перебил его:
– Сколько миль?
– Откуда и докуда, ваше величество?
– От Дюренштейна до Кремса?
– Три с половиною мили, ваше величество.
– Французы оставили левый берег?
– Как доносили лазутчики, в ночь на плотах переправились последние.
– Достаточно ли фуража в Кремсе?
– Фураж не был доставлен в том количестве…
Император перебил его.
– В котором часу убит генерал Шмит?…
– В семь часов, кажется.
– В 7 часов. Очень печально! Очень печально!
Император сказал, что он благодарит, и поклонился. Князь Андрей вышел и тотчас же со всех сторон был окружен придворными. Со всех сторон глядели на него ласковые глаза и слышались ласковые слова. Вчерашний флигель адъютант делал ему упреки, зачем он не остановился во дворце, и предлагал ему свой дом. Военный министр подошел, поздравляя его с орденом Марии Терезии З й степени, которым жаловал его император. Камергер императрицы приглашал его к ее величеству. Эрцгерцогиня тоже желала его видеть. Он не знал, кому отвечать, и несколько секунд собирался с мыслями. Русский посланник взял его за плечо, отвел к окну и стал говорить с ним.