Лабушер, Генри (1831–1912)

Генри Лабушер Henry Du Pré Labouchère<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Рождение:	9 ноября 1831(1831-11-09) Лондон
Смерть:	15 января 1912(1912-01-15) (80 лет) Флоренция

Генри Лабушер (англ. Henry Du Pré Labouchère; 9 ноября 1831, Лондон - 15 января 1912, Флоренция) — английский политический деятель и публицист. Известен также за внесение Поправки Лабушера или 11 английского Акта 1885 года о поправках к уголовному законодательству, которое сделало возможным привлекать мужчин, уличенных в гомосексуализме, к уголовной ответственности (поправка была отменена после принятия Акта о половых преступлениях 1967 года).

Биография

Родился 9 ноября 1831 года в Лондоне. Племянник политика и своего тёзки Генри Лабушера (1798—1869).

Недолго служил секретарем посольства.

С 1865 года по 1868 года и вновь с 1880 года член палаты общин, где занимал видное положение, как один из наиболее энергичных и блестящих представителей радикальной группы либеральной партии. Противник тройственного союза и горячий сторонник союза Англии с Францией, Лабушер не раз ставил в затруднительное положение консервативный кабинет лорда Салисбери, после того как последний с 1888 года стал обнаруживать тяготение к тройственному союзу.

В области внутренней политики Лабушер являлся убежденным и настойчивым проводником идеи вмешательства государства в сферу регулирования рабочего вопроса и демократических реформ в политическом строе Англии. Особенное впечатление производили речи Лабушера по вопросу о добавочном содержании принцам крови, а также серия его предложений в пользу коренной реформы верхней палаты.

Лабушер энергично поддерживал Чарльза Брэдлоу в его борьбе по вопросу о присяге и в 1889 году принимал деятельное участие в разоблачении подлога со стороны Пиггота в процессе издателя «Times» против Парнелля. Во время общих выборов 1892 года он способствовал торжеству гладстонианцев и при образовании кабинета Гладстона едва не сделался его членом. Неудача его приписывалась нежеланию королевы Виктории видеть Лабушера в составе министерства, хотя в эпоху газетных разоблачений по этому предмету Гладстон нашел нужным принять всецело на себя ответственность за непредоставление ему министерского портфеля.

С 1877 года редактировал и издавал газету «Truth» (Правда). Из более ранних произведений Лабушера особенное впечатление произвели письма его из Парижа в эпоху осады пруссаками, печатавшиеся в «Daily News».

В период войны с бурами в 1899—1902 годах был энергичным противником политики, приведшей к войне, выражал сочувствие бурам и желал им победы. Несмотря на ожесточенную агитацию против него, переизбран в 1900 году в палату общин. Объявил, что на выборах 1906 года своей кандидатуры не выставит.

Последние годы жил во Флоренции. Умер 15 января 1912 года.

Литература

• Э. Пименова. «Политические вожди современной Англии» (СПб., 1904).

Источник

• Дерюжинский В. Ф. Лабушер, Генри (род. в 1831 г.) // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Лабушер, Генри (1831–1912)

В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.