Лавесарис, Гвидо де

Гвидо де Лавесарис исп. Guido de Lavezaris<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
генерал-губернатор и генерал-капитан Филиппин
20 августа 1572 — 25 августа 1575
Предшественник:	Мигель Лопеса де Легаспи
Преемник:	Франсиско де Санде

Гвидо де Лавесарис (исп. Guido de Lavezaris) — генерал-губернатор Филиппин.

О биографии Гвидо де Лавесариса известно мало. В 1543 году он прибыл на Филиппины в составе экспедиции Вильялобоса, где был королевским казначеем. В 1544 году экспедиции пришлось искать убежища у португальцев на острове Амбон, где Вильялобос скончался, а прочие члены экспедиции попали в тюрьму. Гвидо де Лавесарису и ещё некоторым заключённым удалось бежать.

В 1572 году, после смерти Мигеля Лопеса де Легаспи, Гвидо де Лавесарис стал новым генерал-губернатором Филиппин. Вместе с Хуаном де Сальседо он участвовал в экспедиции на север острова Лусон, в ходе которой была завоевана территория современного региона Илокос и основан город Вильа Фернандина. Также он завоевал полуостров Камаринес, где раздал энкомьенды своим соратникам. В 1574 году Гвидо де Лавесарис отбил нападение китайского пирата Линь Хуна.

В 1575 году священник Мартин де Рада направил на Гвидо де Лавесариса жалобу королю Филиппу II, в которой обвинял его в превышении власти и обложении туземцев чрезмерно высокими налогами. Жалоба привела к смещению губернатора. Покинув пост, Гвидо де Лавесарис стал жить в энкомьенде, однако новый губернатор приказал разделить её на части, которые были розданы туземцам.

В честь Гвидо де Лавесариса назван город Лавесарес в провинции Северный Самар.

Ссылки

• [www.zamboanga.com/html/Spanish_governors_of_the_philippines.htm Губернаторы Филиппин во время испанского владычества]

Отрывок, характеризующий Лавесарис, Гвидо де

Пьер задумался. – Да… да, я верю в Бога, – сказал он.
– В таком случае… – начал Вилларский, но Пьер перебил его. – Да, я верю в Бога, – сказал он еще раз.
– В таком случае мы можем ехать, – сказал Вилларский. – Карета моя к вашим услугам.
Всю дорогу Вилларский молчал. На вопросы Пьера, что ему нужно делать и как отвечать, Вилларский сказал только, что братья, более его достойные, испытают его, и что Пьеру больше ничего не нужно, как говорить правду.
Въехав в ворота большого дома, где было помещение ложи, и пройдя по темной лестнице, они вошли в освещенную, небольшую прихожую, где без помощи прислуги, сняли шубы. Из передней они прошли в другую комнату. Какой то человек в странном одеянии показался у двери. Вилларский, выйдя к нему навстречу, что то тихо сказал ему по французски и подошел к небольшому шкафу, в котором Пьер заметил невиданные им одеяния. Взяв из шкафа платок, Вилларский наложил его на глаза Пьеру и завязал узлом сзади, больно захватив в узел его волоса. Потом он пригнул его к себе, поцеловал и, взяв за руку, повел куда то. Пьеру было больно от притянутых узлом волос, он морщился от боли и улыбался от стыда чего то. Огромная фигура его с опущенными руками, с сморщенной и улыбающейся физиономией, неверными робкими шагами подвигалась за Вилларским.
Проведя его шагов десять, Вилларский остановился.
– Что бы ни случилось с вами, – сказал он, – вы должны с мужеством переносить всё, ежели вы твердо решились вступить в наше братство. (Пьер утвердительно отвечал наклонением головы.) Когда вы услышите стук в двери, вы развяжете себе глаза, – прибавил Вилларский; – желаю вам мужества и успеха. И, пожав руку Пьеру, Вилларский вышел.
Оставшись один, Пьер продолжал всё так же улыбаться. Раза два он пожимал плечами, подносил руку к платку, как бы желая снять его, и опять опускал ее. Пять минут, которые он пробыл с связанными глазами, показались ему часом. Руки его отекли, ноги подкашивались; ему казалось, что он устал. Он испытывал самые сложные и разнообразные чувства. Ему было и страшно того, что с ним случится, и еще более страшно того, как бы ему не выказать страха. Ему было любопытно узнать, что будет с ним, что откроется ему; но более всего ему было радостно, что наступила минута, когда он наконец вступит на тот путь обновления и деятельно добродетельной жизни, о котором он мечтал со времени своей встречи с Осипом Алексеевичем. В дверь послышались сильные удары. Пьер снял повязку и оглянулся вокруг себя. В комнате было черно – темно: только в одном месте горела лампада, в чем то белом. Пьер подошел ближе и увидал, что лампада стояла на черном столе, на котором лежала одна раскрытая книга. Книга была Евангелие; то белое, в чем горела лампада, был человечий череп с своими дырами и зубами. Прочтя первые слова Евангелия: «Вначале бе слово и слово бе к Богу», Пьер обошел стол и увидал большой, наполненный чем то и открытый ящик. Это был гроб с костями. Его нисколько не удивило то, что он увидал. Надеясь вступить в совершенно новую жизнь, совершенно отличную от прежней, он ожидал всего необыкновенного, еще более необыкновенного чем то, что он видел. Череп, гроб, Евангелие – ему казалось, что он ожидал всего этого, ожидал еще большего. Стараясь вызвать в себе чувство умиленья, он смотрел вокруг себя. – «Бог, смерть, любовь, братство людей», – говорил он себе, связывая с этими словами смутные, но радостные представления чего то. Дверь отворилась, и кто то вошел.