Лавровый венок
Лавро́вый вено́к или ветвь лавра — со времён античности — символ славы, победы или мира.
Триумфаторы надевали лавровый венок; суда победителей украшались лаврами. В торжественных случаях весь народ венчался лавровыми венками; жрецы при жертвоприношениях надевали лавровые венки. Лавр был посвящён Аполлону, в объяснение чего создался миф о Дафне; в пифийских играх лавровый венок был наградой победителю, и им же награждали «любимцев Аполлона» — поэтов. Этим отношением между Аполлоном и лавром объясняется и приписывание лавру пророческого дара: его ели жрецы, чтобы узнать будущее (лавроеды). Существовало также убеждение, что лавр спасает от молнии.
Слово «лауреат» (лат. laureatus) означает «увенчанный лавром»[1][2].
Изображения
- Lorbeerkranz Zypern rem.jpg
Золотой лавровый венок, предположительно с Кипра, 4—3 век до н.э., «Райс-Энгельхорн-Музеен»[de], Мангейм
- Coat of arms of Greece.svg
Государственный герб Греции
- Raffaello, Disputa, dettaglio Dante, Stanza della Signatura, Palazzo Pontifici, Vaticano.jpg
Лавровый венок на фреске Рафаэля Санти
- Stamps of Germany (BRD) 1968, MiNr 575.jpg
Лавровый венок на почтовой марке в Международный год прав человека — 1968 год
Напишите отзыв о статье "Лавровый венок"
Примечания
- ↑ [ancientrome.ru/dictio/article.htm?a=255088290 ЛАВР (Словарь античности)].
- ↑ Лавреат // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Отрывок, характеризующий Лавровый венок
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
