Лавров, Юрий Сергеевич

Юрий Лавров
Имя при рождении:	Юрий Сергеевич Лавров
Дата рождения:	1 (14) марта 1905(1905-03-14)
Место рождения:	Санкт-Петербург, Российская империя
Дата смерти:	20 августа 1980(1980-08-20) (75 лет)
Место смерти:	Ленинград, РСФСР, СССР
Профессия:	актёр, театральный режиссёр
Гражданство:	Российская империя Российская империяСССР СССР
Годы активности:	1919—1980
Театр:	КАТРД им. Л. Украинки
Награды:

Юрий Сергеевич Лавро́в (укр. Ю́рій Сергі́йович Лавро́в; 1 (14) марта 1905, Санкт-Петербург, — 20 августа 1980, Ленинград]) — советский русский и украинский актёр театра и кино. Народный артист СССР (1960).

Биография

Санкт-Петербург

Юрий Лавров родился в Санкт-Петербурге, в 1914—1917 годах учился в Петроградской Пятой гимназии, в 1918—1922 годах — в Петроградской трудовой школе № 32.

Его отец, Сергей Васильевич Лавров, был директором гимназии Императорского Гуманитарного общества в Санкт-Петербурге, учителем греческого и латинского языков. После революции 1917 года эмигрировал в Белград, где и был похоронен после смерти в 1944 году. Мать, Елизавета Акимовна Лаврова, наотрез отказалась эмигрировать и осталась в Петрограде с детьми, помогая сыну Юрию, начать карьеру в Большом драматическом театре (ныне Российский государственный академический Большой драматический театр имени Г. А. Товстоногова). Юрию пришлось бросить учёбу и начать работать: сначала курьером в Союзе работников водного транспорта, затем подмастерьем у гробовщика, потом помощником слесаря, продавцом в хлебной лавке. С 1919 года совмещал учёбу с работой в театре.

С 1919 по 1922 год — актёр вспомогательного состава Большого драматического театра. В 1922—1923 годах — организатор и актёр студийного театрального коллектива в Смольнинском клубе, в 1923—1925 и 1926—1928 — один из организаторов, актёр и режиссёр «Молодого театра» в Ленинграде, в 1925 — актёр Агитпрофтеатра приЛенгубпросвете итеатрального коллектива Союза «Пищевкус», в1925—1926 — Театра имени Вс. Э. Мейерхольда в Москве, в 1926 — актёр и режиссёр Ленинградского театра-студии В. Максимова, в 1928—1929 — актёр Ленинградского Красного театра (ныне Театр «Балтийский дом»), в 1929—1930 — Драматического театра Ленинградского Госнардома, в 1929—1934 — Ленинградского театра драмы им. А. Пушкина (ныне Александринский театр), в 1932—1934 — Театра ОКДВА им. Ленсовета в Хабаровске, в 1934—1935 — экспериментальной мастерской при Ленинградском мюзик-холле, в 1935 — Одесской кинофабрики «Украинфильм» (ныне Одесская киностудия), с 1935 по 1936 годы — Ленинградского театра комедии (ныне Санкт-Петербургский академический театр комедии имени Н. П. Акимова), в 1936—1938 — актёр и ассистент режиссёра Ленинградской фабрики «Совкино» (ныне «Ленфильм»).

B 1938 году уехал в Киев, где стал одним из ведущих актёров Киевского театра русской драмы им. Л. Украинки.

B 1941—1944 годах с труппой театра был в эвакуации в Кировской области и Новосибирске, играл в театре Юго-Западного фронта.

B 1950 году к отцу в Киев приехал его сын Кирилл Лавров и поступил на должность артиста — стажёра в труппу Киевского театра русской драмы им. Л. Украинки. В течение пяти лет под руководством отца К. Лавров осваивал актёрское мастерство, выходя на сцену вместе в нескольких спектаклях. Особую помощь в работе Юрия и Кирилла Лавровых оказал руководитель театра К. П. Хохлов, который работал ещё с К. С. Станиславским.

Сниматься в кино начал в 1928 году в фильме «Третья молодость» на Ленинградской фабрике «Совкино». B 1930—1960-e годы снимался на «Ленфильме» и Киевской кинофабрике (ныне Киностудия имени А. Довженко).

Ю. Лавров — мастер характерных ролей, умевший выразительно воплотить даже эпизодические образы. Его сын К. Лавров, вспоминал о нём: «Каждая роль у него была неожиданностью… Он всегда искал. У него были жестокие творческие поражения, у него были совершенно блистательные удачи, и всегда это было связано с риском, настолько порой до гротеска доходило дело. Он стремился к очень яркой театральности. И этим во многом выгодно отличался от других актеров».

С 1966 года — на пенсии, продолжал выступать в отдельных спектаклях.

Скончался 20 августа 1980 года в Ленинграде, куда его забрал сын, после продолжительной болезни. Урна с прахом была перевезена в Киев и захоронена на Байковом кладбище.

Семья

• Первая жена (с 1924) — Ольга Ивановна Гудим-Левкович (1903—1967), актриса, работала на сцене и на радио.
  • Сын — Кирилл Юрьевич Лавров (1925—2007), актёр театра и кино. Народный артист СССР (1972).
• Вторая жена (с 1950-х) — Ольга Васильевна Смирнова, актриса, заслуженная артистка Украинской ССР

Звания и награды

• Заслуженный артист Украинской ССР (1943)
• Народный артист Украинской ССР (1948)
• Народный артист СССР (1960)
• Орден Ленина (1951)
• Орден «Знак Почёта» (1939) — за исполнение роли Нуматы в фильме «На границе»
• Медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.» (1946)
• Медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.» (1946)
• Медаль «За оборону Сталинграда» (1944)

Творчество

Роли в театре

• «Бесприданница» А. Н. Островского — Карандышев
• «Новые времена» Г. Д. Мдивани — председатель колхоза
• «Страх» А. Н. Афиногенова — Кастальский
• «Тартюф» Мольера — Тартюф
• «Живой труп» Л. Н. Толстого — Абрезков
• «Каменный властелин» Л. Украинки — Дон Жуан, Командор
• «Овод» по Э. Л. Войнич — Феличе Риварес
• «Хождение по мукам» по А. Н. Толстому — Вадим Петрович Рощин
• «Маскарад» М. Ю. Лермонтова — Неизвестный
• «Последние» М. Горького — Иван Коломийцев
• «Дети солнца» М. Горького — Вагин
• «Зыковы» М. Горького — Муратов
• «Палата» С. И. Алёшина — Новиков
• «Дон Карлос» [Шиллер, Фридрих[|Ф. Шиллера]] — Филипп II
• «Ромео и Джульетта» У. Шекспира — монах Лоренцо
• «В пуще» Л. Украинки — Годвинсон
• «Нашествие» Л. М. Леонова — Фёдор Таланов
• «Соло на флейте» И. К. Микитенко — Бережной
• «Под Золотым орлом» Я. О. Галана — Петерсон
• «Закон чести» А. П. Штейна — Добротворский

Роли в кино

• 1928 — Третья молодость — Сергун
• 1929 — Флаг нации — Билли, корреспондент
• 1930 — Счастливый Кент — бродяга в кабачке
• 1934 — Секрет фирмы — агент Лервинга
• 1935 — Конец полустанка — инженер
• 1935 — Три товарища — Сурен, секретарь райкома
• 1936 — Застава у Чёртова брода — капитан Старчак
• 1936 — Половодье — секретарь обкома
• 1937 — Волочаевские дни — поручик Гришин
• 1938 — На границе — Нумата, капитан японской армии
• 1938 — Профессор Мамлок — немецкий офицер
• 1939 — Щорс — инспектор
• 1939 — Шуми городок — председатель горсовета
• 1939 — Большая жизнь — Кузьмин
• 1942 — Александр Пархоменко — председатель Ревтрибунала, анархист
• 1945 — В дальнем плавании — французский адмирал
• 1946 — Центр нападения — Никанор Иванович, тренер
• 1946 — Большая жизнь. 2 серия — Кузьмин
• 1948 — Третий удар — Мюстегиб Фагиль, турецкий журналист
• 1954 — Тревожная молодость — Зенон Печерица
• 1954 — Об этом забывать нельзя — резидент Николай Вольский
• 1955 — Звёзды на крыльях — нарушитель границы
• 1956 — Триста лет тому… — польский посол
• 1956 — Костёр бессмертия — Урбис
• 1956 — Дети солнца (фильм-спектакль) — Вагин
• 1957 — Крутые ступени — преподаватель
• 1957 — Правда — Симон Петлюра
• 1957 — Гори, моя звезда — Плавильщиков
• 1957 — Деньги (телефильм) — Плавильщиков
• 1958 — Киевлянка — Симон Петлюра
• 1958 — Огненный мост (фильм-спектакль) — Штанге
• 1959 — Олекса Довбуш — граф Потоцкий
• 1959 — Катя-Катюша — дядя Кати
• 1959 — Григорий Сковорода — генерал Кричетников
• 1960 — Обыкновенная история
• 1962 — Последние (фильм-спектакль)
• 1962 — Молчат только статуи — Грирсон
• 1964 — Ключи от неба — эпизод
• 1964 — Ракеты не должны взлететь — начальник гестапо
• 1964 — Космический сплав
• 1964 — Сказка о Мальчише-Кибальчише — буржуин во дворце
• 1965 — Хочу верить — редактор Василий Павлович
• 1965 — Третья молодость — эпизод
• 1966 — В город пришла беда — Юрий Сергеевич Гурьев
• 1966 — Всюду есть небо — муж
• 1968 — Ошибка Оноре де Бальзака — князь Радзивилл
• 1969 — Сердце Бонивура — генерал Дитерихс
• 1969 — Почтовый роман — Григорьев
• 1970 — Путь к сердцу — Степан Карлович Майзель
• 1970 — Мир хижинам — война дворцам — командующий округом
• 1971 — Второе дыхание — 'Андрей
• 1972 — Вера, надежда, любовь — начальник госпиталя
• 1972 — Софья Грушко — Иван Захарович
• 1978 — Искупление чужих грехов — епископ Александр
• 1980 — Красное поле — профессор

Озвучивание

• 1971 — Про полосатого слонёнка (анимационный)

Ссылки

• Лавров, Юрий Сергеевич (англ.) на сайте Internet Movie Database
• [www.day.kiev.ua/178654/ Театральная планета «Юрий Лавров»]

Отрывок, характеризующий Лавров, Юрий Сергеевич

Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.

Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.