Лавсаик

Лавсаи́к, и́ли повествова́ние о жи́зни святы́х и блаже́нных отцов (др.-греч. Λαυσαική Ιστορία) — сочинение Палладия Еленопольского, написанное в 419—420 годах, сборник о жизни святых и блаженных христианских монахов отцов-пустынников Египта. Сочинение написано по просьбе начальника при царском ложе Византийского императора Феодосия евнуха Лавса. В честь его имени книга и получила название. Своё путешествие Палладий совершил по Египту, как можно видеть из содержания самой книги, с 388 до 404 год. Книга получила широкое распространение и была переведена на церковнославянский язык.

В Православной Церкви чтения из Лавсаика Палладия включены в суточный круг богослужения, во время Великого Поста. С понедельника по пятницу в этот период времени, согласно Типикону, на утрени два чтения из числа четырёх положенных — это чтения из «Лавсаика» (после третьей кафизмы и третьей песни канона). Под именем Лавсаика в дальнейшем на Руси издавались не только сочинение Палладия, но Патерики, сочинения о различных отцах-пустынниках, подвизавшихся в других местах, кроме Египта.

Литература

• [users.uoa.gr/~nektar/orthodoxy/gerontikon/palladios_laysaikh_istoria.htm Λαυσαική Ιστορία (Γεροντικόν)]
• [azbyka.ru/otechnik/Palladij_Elenopolskij/lavsaik/ «Лавсаик, или повествование о жизни святых и блаженных отцов» (текст)]
• [www.documentacatholicaomnia.eu/20vs/103_migne_gm/0364-0430,_Palladius_Helenopolitanus,_Historia_ad_Lausum_(MPG_034_0995_1262),_GM.pdf Palladius Helenopolitanus Historia ad Lausum]
• [books.googleusercontent.com/books/content?req=AKW5QadcqZW7_Xx91KWFDBZBsYn-lum5TCS8CKhCfZ6drlcSruGT4kOEvqJi_Hv8zoSIfbCLW2u0oJDyAcn9NqGMJLqyB0dZak3ajYqoUouHxBAdkJfxjYwL6onMkEEkuIllGyZMGIxBC_7ezHBTNDHCHLpLQwgfrHqDOQJwGNu0rUSX3eqTiSLkTfIIA8etkkdL62rVdatvcib63XIIKeKHn0a1_1TR3-9QjCxNFKmJIcmNt0PKO__YT7yZQO0KfAl07_vAaYXn_vGsxmZFKn8REcN3vR0rH4Sc_XvZ2hyoAZamjaipP3U Palladii episcopi Helenopoleos, Historia lausiaca, ‎Johannes van Meurs — 1616]

Отрывок, характеризующий Лавсаик

– Ох! достанется гусарам! – говорил Несвицкий, – не дальше картечного выстрела теперь.
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.