Лагранж д'Аркьен, Мария Казимира де

Мари Казимира Луиза де Ла Гранж д’Аркьен (Marie Casimire Louise de La Grange d’Arquien; 28 июня 1641 — 30 января 1716), более известная под уменьшительным польским именем Марысенька (польск. Marysieńka) — супруга короля польского и великого князя литовского Яна Собеского.

Из неверского дворянства. С 5 лет — в Польше, в свите королевы Марии Луизы Неверской. В 17 лет вышла замуж за последнего потомка «великого гетмана», Яна Замойского, после его смерти через 6 лет — за блистательного Собеского, который ухаживал за ней и ранее. Использовала свои обширные связи при польском дворе для того, чтобы заполучить для мужа корону.

От брака с Собеским у Марысеньки было 14 детей (в том числе мать императора Карла VII). В правление мужа, который подолгу отсутствовал в столицах, она прославилась большими тратами и неустанным попечением о благополучии родственников. В Золочевском замке сохранился выстроенный для неё миниатюрный Китайский дворец. Большой литературный интерес представляет её переписка с супругом. После смерти Собеского неудачно лоббировала выбор на польский престол одного из французских принцев. Потерпев поражение от саксонской партии, уехала в Рим к Иннокентию XII — бывшему нунцию в Польше, который возвёл её престарелого отца в кардиналы. Там к ней в услужение поступил композитор Скарлатти.

Оставшись без средств к существованию после смерти Иннокентия, выехала во Францию, где ей на выбор был предоставлен один из трёх замков на Луаре — Шамбор, Амбуаз или Блуа, из которых она выбрала последний. По свидетельству герцога Сен-Симона, Людовик XIV принял её неохотно, запретив появляться в столице. Вдовствующая королева Польши умерла в Блуа, но прах её был перенесён в Варшаву, а потом перезахоронен подле супруга в Вавеле. Мраморные бюсты Марысеньки и её мужа украшают Летний сад в Петербурге.

Литература

• В России неоднократно издавалась беллетризованная биография Марысеньки, сочинённая Казимиром Валишевским.

Отрывок, характеризующий Лагранж д'Аркьен, Мария Казимира де

– Не более того? – заметил Болконский.
– Но всё таки Билибин нашел серьезный титул адреса. И остроумный и умный человек.
– Как же?
– Главе французского правительства, au chef du gouverienement francais, – серьезно и с удовольствием сказал князь Долгоруков. – Не правда ли, что хорошо?
– Хорошо, но очень не понравится ему, – заметил Болконский.
– О, и очень! Мой брат знает его: он не раз обедал у него, у теперешнего императора, в Париже и говорил мне, что он не видал более утонченного и хитрого дипломата: знаете, соединение французской ловкости и итальянского актерства? Вы знаете его анекдоты с графом Марковым? Только один граф Марков умел с ним обращаться. Вы знаете историю платка? Это прелесть!
И словоохотливый Долгоруков, обращаясь то к Борису, то к князю Андрею, рассказал, как Бонапарт, желая испытать Маркова, нашего посланника, нарочно уронил перед ним платок и остановился, глядя на него, ожидая, вероятно, услуги от Маркова и как, Марков тотчас же уронил рядом свой платок и поднял свой, не поднимая платка Бонапарта.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказал Болконский, – но вот что, князь, я пришел к вам просителем за этого молодого человека. Видите ли что?…
Но князь Андрей не успел докончить, как в комнату вошел адъютант, который звал князя Долгорукова к императору.
– Ах, какая досада! – сказал Долгоруков, поспешно вставая и пожимая руки князя Андрея и Бориса. – Вы знаете, я очень рад сделать всё, что от меня зависит, и для вас и для этого милого молодого человека. – Он еще раз пожал руку Бориса с выражением добродушного, искреннего и оживленного легкомыслия. – Но вы видите… до другого раза!
Бориса волновала мысль о той близости к высшей власти, в которой он в эту минуту чувствовал себя. Он сознавал себя здесь в соприкосновении с теми пружинами, которые руководили всеми теми громадными движениями масс, которых он в своем полку чувствовал себя маленькою, покорною и ничтожной» частью. Они вышли в коридор вслед за князем Долгоруковым и встретили выходившего (из той двери комнаты государя, в которую вошел Долгоруков) невысокого человека в штатском платье, с умным лицом и резкой чертой выставленной вперед челюсти, которая, не портя его, придавала ему особенную живость и изворотливость выражения. Этот невысокий человек кивнул, как своему, Долгорукому и пристально холодным взглядом стал вглядываться в князя Андрея, идя прямо на него и видимо, ожидая, чтобы князь Андрей поклонился ему или дал дорогу. Князь Андрей не сделал ни того, ни другого; в лице его выразилась злоба, и молодой человек, отвернувшись, прошел стороной коридора.
– Кто это? – спросил Борис.
– Это один из самых замечательнейших, но неприятнейших мне людей. Это министр иностранных дел, князь Адам Чарторижский.
– Вот эти люди, – сказал Болконский со вздохом, который он не мог подавить, в то время как они выходили из дворца, – вот эти то люди решают судьбы народов.