Ладовский, Николай Александрович

Николай Александрович Ладовский
Основные сведения
Работы и достижения
Учёба:	МУЖВЗ
Работал в городах	Москва
Архитектурный стиль	рационализм

Никола́й Алекса́ндрович Ладо́вский (1881, Москва — 18 октября 1941, там же) — советский архитектор, творческий лидер рационализма, педагог. Член-корреспондент Академии архитектуры СССР (1934).

Биография

О жизни, учёбе и творчестве Ладовского имеются довольно скудные сведения, так как его личный архив утрачен.

В 1914 году поступил на архитектурное отделение Московского училища живописи, ваяния и зодчества. Получил диплом об окончании училища в 36-летнем возрасте. Со слов самого Николая Александровича, до поступления в МУЖВЗ он уже имел 16-летнюю архитектурно-строительную практику, был лауреатом нескольких архитектурных конкурсов, заведовал технической стороной построек в Петербурге, а также имел опыт работы строителем и литейщиком. С 1918 года работал в архитектурной мастерской Моссовета, возглавляемой «старшим зодчим» И. В. Жолтовским и «главным мастером» А. В. Щусевым. К 1919 году Ладовский, не удовлетворённый направленностью работы мастерской, возглавил творческую оппозицию против Жолтовского. В мае 1919 года вошёл в созданную при отделе ИЗО Наркомпроса Комиссию по разработке вопросов скульптурно-архитектурного синтеза (Синскульптарх, с ноября того же года — Живскульптарх). В Комиссии участвовал в дискуссиях на темы развития архитектуры и искусства, общих проблем формообразования, пространственных аспектов архитектуры, создавал многочисленные проекты, в которых экспериментировал с динамической композицией. В 1920 году состоялась выставка работ членов Живскульптарха, которая стала первой публичной демонстрацией новаторских направлений архитектуры; наибольшее впечатление на участников и посетителй выставки произвели проекты Ладовского. С этого времени Ладовского, до этого практически не известного в архитектурных кругах, стали воспринимать как лидера нового направления архитектуры — своеобразного антипода другому направлению (неоклассическому), возглавляемому Жолтовским.

С 1920 г. — преподаватель ВХУТЕИН / ВХУТЕМАС, а далее, после расформирования — МАРХИ. Создатель АСНОВА (1923) и Объединения архитекторов-урбанистов (АРУ) (1928). В основе творчества лежит принцип изобретения новых, свободных от стилистики предыдущих эпох форм. Разработал планировочную схему «развивающегося города» (1929), рассчитанную на его эволюционный рост и последовательную реконструкцию, так называемую «параболу Ладовского».

Подход к образованию

Специфика образовательной системы Ладовского:

1. Создание учениками индивидуальных произведений (не стилизованных под Ладовского), спровоцированными его формообразующими идеями, причем уровень проектов в школе Ладовского меньше зависел от таланта ученика, чем в других творческих школах (что свидетельствует о максимальном обострении и стимулировании творческой потенции ученика).

2. При консультации учеников Ладовский не эскизировал сам, он только говорил и оценивал их эскизы.

3. При консультациях никогда не советовал смотреть образцы, чтобы ученик не переходил на копирование, а создавал своё новое; учил пониманию основных принципов архитектуры не на анализе прошлого опыта и новой техники и материалов, а на логическом анализе формы.

4. Формирование рационализма (как нового в искусстве направления), путём прививания ученикам понимания таких основ формообразования, которые присущи архитектуре всех веков и не зависят от смены стилей и вкусов, а также суровая и логическая критика необоснованных эскизов.

5. Ладовский ставил творческие задачи, устно излагая задания, для решения которых необходимо было создать совершенно своеобразную объемно-пространственную композицию; постановка задания была, как правило, такой, что, направляя мысль ученика, она не стимулировала поисков аналогий в прошлом.

Парабола Ладовского

Ладовскому принадлежит один из ранних планов развития Москвы, предшественник Генерального плана реконструкции Москвы. По Ладовскому, при традиционном развитии в радиально-кольцевом городе кольца вынуждены расти одно за счёт другого, что не может не привести к конфликту. Ладовский предложил разомкнуть одно из колец и дать городу возможность динамического развития в заданном направлении (вдоль «оси»). Москва должна была принять форму параболы или кометы с историческим центром города в качестве ядра; осью должна была служить Тверская улица. Со временем Москва, развиваясь в северо-западном направлении, могла слиться с Ленинградом. По основной планировочной схеме «парабола» Ладовского близка к «динаполису» греческого архитектора К. Доксиадиса, появившейся в послевоенные годы.

Постройки

• Жилой комплекс с общественным корпусом РЖСКТ «Крестьянская газета»(1928—1931, Москва, Тверская улица, дом 6 строения 3 и 5);
• Наземный вестибюль станции метро «Красные Ворота» (1935, Москва, Площадь Красные Ворота);
• Перронный зал станции метро «Дзержинская» (ныне «Лубянка») (1934—1935, Москва).

Литература

• Хан-Магомедов С. О. Рационализм (рацио-архитектура), “формализм”. — М.: Архитектура-С, 2007. — 496 с. — ISBN 978-5-9647-0127-9.

• Хан-Магомедов С. О. Николай Ладовский. — М.: Архитектура-С, 2007. — 87 с. — ISBN 9785964701323.

• Хан-Магомедов С. О. Николай Ладовский. — М.: С. Э. Гордеев, 2011. — 368 с. — (Кумиры авангарда). — ISBN 978-5-4330-0007-0.

Отрывок, характеризующий Ладовский, Николай Александрович

– Темнота и мрак, – повторил Пьер, – да, да, я понимаю это.
– Я не могу не любить света, я не виноват в этом. И я очень счастлив. Ты понимаешь меня? Я знаю, что ты рад за меня.
– Да, да, – подтверждал Пьер, умиленными и грустными глазами глядя на своего друга. Чем светлее представлялась ему судьба князя Андрея, тем мрачнее представлялась своя собственная.


Для женитьбы нужно было согласие отца, и для этого на другой день князь Андрей уехал к отцу.
Отец с наружным спокойствием, но внутренней злобой принял сообщение сына. Он не мог понять того, чтобы кто нибудь хотел изменять жизнь, вносить в нее что нибудь новое, когда жизнь для него уже кончалась. – «Дали бы только дожить так, как я хочу, а потом бы делали, что хотели», говорил себе старик. С сыном однако он употребил ту дипломацию, которую он употреблял в важных случаях. Приняв спокойный тон, он обсудил всё дело.
Во первых, женитьба была не блестящая в отношении родства, богатства и знатности. Во вторых, князь Андрей был не первой молодости и слаб здоровьем (старик особенно налегал на это), а она была очень молода. В третьих, был сын, которого жалко было отдать девчонке. В четвертых, наконец, – сказал отец, насмешливо глядя на сына, – я тебя прошу, отложи дело на год, съезди за границу, полечись, сыщи, как ты и хочешь, немца, для князя Николая, и потом, ежели уж любовь, страсть, упрямство, что хочешь, так велики, тогда женись.
– И это последнее мое слово, знай, последнее… – кончил князь таким тоном, которым показывал, что ничто не заставит его изменить свое решение.
Князь Андрей ясно видел, что старик надеялся, что чувство его или его будущей невесты не выдержит испытания года, или что он сам, старый князь, умрет к этому времени, и решил исполнить волю отца: сделать предложение и отложить свадьбу на год.
Через три недели после своего последнего вечера у Ростовых, князь Андрей вернулся в Петербург.

На другой день после своего объяснения с матерью, Наташа ждала целый день Болконского, но он не приехал. На другой, на третий день было то же самое. Пьер также не приезжал, и Наташа, не зная того, что князь Андрей уехал к отцу, не могла себе объяснить его отсутствия.
Так прошли три недели. Наташа никуда не хотела выезжать и как тень, праздная и унылая, ходила по комнатам, вечером тайно от всех плакала и не являлась по вечерам к матери. Она беспрестанно краснела и раздражалась. Ей казалось, что все знают о ее разочаровании, смеются и жалеют о ней. При всей силе внутреннего горя, это тщеславное горе усиливало ее несчастие.
Однажды она пришла к графине, хотела что то сказать ей, и вдруг заплакала. Слезы ее были слезы обиженного ребенка, который сам не знает, за что он наказан.
Графиня стала успокоивать Наташу. Наташа, вслушивавшаяся сначала в слова матери, вдруг прервала ее:
– Перестаньте, мама, я и не думаю, и не хочу думать! Так, поездил и перестал, и перестал…
Голос ее задрожал, она чуть не заплакала, но оправилась и спокойно продолжала: – И совсем я не хочу выходить замуж. И я его боюсь; я теперь совсем, совсем, успокоилась…
На другой день после этого разговора Наташа надела то старое платье, которое было ей особенно известно за доставляемую им по утрам веселость, и с утра начала тот свой прежний образ жизни, от которого она отстала после бала. Она, напившись чаю, пошла в залу, которую она особенно любила за сильный резонанс, и начала петь свои солфеджи (упражнения пения). Окончив первый урок, она остановилась на середине залы и повторила одну музыкальную фразу, особенно понравившуюся ей. Она прислушалась радостно к той (как будто неожиданной для нее) прелести, с которой эти звуки переливаясь наполнили всю пустоту залы и медленно замерли, и ей вдруг стало весело. «Что об этом думать много и так хорошо», сказала она себе и стала взад и вперед ходить по зале, ступая не простыми шагами по звонкому паркету, но на всяком шагу переступая с каблучка (на ней были новые, любимые башмаки) на носок, и так же радостно, как и к звукам своего голоса прислушиваясь к этому мерному топоту каблучка и поскрипыванью носка. Проходя мимо зеркала, она заглянула в него. – «Вот она я!» как будто говорило выражение ее лица при виде себя. – «Ну, и хорошо. И никого мне не нужно».
Лакей хотел войти, чтобы убрать что то в зале, но она не пустила его, опять затворив за ним дверь, и продолжала свою прогулку. Она возвратилась в это утро опять к своему любимому состоянию любви к себе и восхищения перед собою. – «Что за прелесть эта Наташа!» сказала она опять про себя словами какого то третьего, собирательного, мужского лица. – «Хороша, голос, молода, и никому она не мешает, оставьте только ее в покое». Но сколько бы ни оставляли ее в покое, она уже не могла быть покойна и тотчас же почувствовала это.
В передней отворилась дверь подъезда, кто то спросил: дома ли? и послышались чьи то шаги. Наташа смотрелась в зеркало, но она не видала себя. Она слушала звуки в передней. Когда она увидала себя, лицо ее было бледно. Это был он. Она это верно знала, хотя чуть слышала звук его голоса из затворенных дверей.
Наташа, бледная и испуганная, вбежала в гостиную.
– Мама, Болконский приехал! – сказала она. – Мама, это ужасно, это несносно! – Я не хочу… мучиться! Что же мне делать?…
Еще графиня не успела ответить ей, как князь Андрей с тревожным и серьезным лицом вошел в гостиную. Как только он увидал Наташу, лицо его просияло. Он поцеловал руку графини и Наташи и сел подле дивана.
– Давно уже мы не имели удовольствия… – начала было графиня, но князь Андрей перебил ее, отвечая на ее вопрос и очевидно торопясь сказать то, что ему было нужно.
– Я не был у вас всё это время, потому что был у отца: мне нужно было переговорить с ним о весьма важном деле. Я вчера ночью только вернулся, – сказал он, взглянув на Наташу. – Мне нужно переговорить с вами, графиня, – прибавил он после минутного молчания.
Графиня, тяжело вздохнув, опустила глаза.
– Я к вашим услугам, – проговорила она.
Наташа знала, что ей надо уйти, но она не могла этого сделать: что то сжимало ей горло, и она неучтиво, прямо, открытыми глазами смотрела на князя Андрея.
«Сейчас? Сию минуту!… Нет, это не может быть!» думала она.
Он опять взглянул на нее, и этот взгляд убедил ее в том, что она не ошиблась. – Да, сейчас, сию минуту решалась ее судьба.
– Поди, Наташа, я позову тебя, – сказала графиня шопотом.
Наташа испуганными, умоляющими глазами взглянула на князя Андрея и на мать, и вышла.
– Я приехал, графиня, просить руки вашей дочери, – сказал князь Андрей. Лицо графини вспыхнуло, но она ничего не сказала.
– Ваше предложение… – степенно начала графиня. – Он молчал, глядя ей в глаза. – Ваше предложение… (она сконфузилась) нам приятно, и… я принимаю ваше предложение, я рада. И муж мой… я надеюсь… но от нее самой будет зависеть…
– Я скажу ей тогда, когда буду иметь ваше согласие… даете ли вы мне его? – сказал князь Андрей.
– Да, – сказала графиня и протянула ему руку и с смешанным чувством отчужденности и нежности прижалась губами к его лбу, когда он наклонился над ее рукой. Она желала любить его, как сына; но чувствовала, что он был чужой и страшный для нее человек. – Я уверена, что мой муж будет согласен, – сказала графиня, – но ваш батюшка…
– Мой отец, которому я сообщил свои планы, непременным условием согласия положил то, чтобы свадьба была не раньше года. И это то я хотел сообщить вам, – сказал князь Андрей.