Лазаревы (армянский род)
Лазаревы (Егиазаряны) — армянский род, который согласно Общему Гербовнику происходит от негоцианта Манука, переехавшего из Армении в Испагань в 1605 г., и от его сына Лазаря, ведавшего якобы сокровищницей шаха Аббаса II. Его потомок Лазарь Назарович переселился в 1747 году из Джульфы в Россию вместе с малолетними сыновьями:
- Иван (Ованес Егиазарян; 1735—1801), придворный ювелир Екатерины II, доставил в Россию бриллиант Орлова, содействовал переселению армян в Россию, выстроил в своём имении существующий Ропшинский дворец, в Подмосковье — усадьбу Фряново; возведен 20.03.1788 в потомственное графское Священной Римской империи достоинство, до этого на протяжении 2 лет носил титул барона;
- Минас (17 октября 1737 года—1808);
- Иоаким (1744—1826), основал армянское училище в Москве (1815), преобразованное (1827) в Лазаревский институт восточных языков (ныне посольство Республики Армения).
- Христофор (1789—1871), сын предыдущего, действительный тайный советник, владелец подмосковного имения Плещеево, имел нескольких дочерей:
- Анна, жена своего двоюродного брата, графа Ивана Делянова, министра народного просвещения.
- Мария, жена графа Михаила Нирода, генерал-лейтенанта.
- Елизавета, жена князя Семёна Абамелика, генерал-майора, сослуживца Лермонтова. В 1873 г. Семёну Абамелику было дозволено принять фамилию покойного тестя и именоваться впредь, потомственно, Абамелик-Лазаревым. Двойную фамилию и княжеский титул унаследовал его сын Семён Семёнович.
- Христофор (1789—1871), сын предыдущего, действительный тайный советник, владелец подмосковного имения Плещеево, имел нескольких дочерей:
Последним из Лазаревых был младший брат Христофора, генерал-майор Лазарь Екимович. Он пережил старшего брата всего на 5 дней, оставив трёх дочерей от брака с Антуанеттой Бирон, правнучкой курляндского герцога. Про этот союз у Вяземского сказано следующее:
Приятель наш Лазарев женитьбой своей вошел [через Доротею Саган] в свойство с Талейраном. Возвратясь в Россию, он нередко говаривал: «Мой дядя Талейран». — Не ошибаешься ли ты, любезнейший? — сказал ему князь Меншиков. — Ты, вероятно, хотел сказать: «мой дядя Тамерлан».
На средства Лазаревых были построены в Петербурге на Невском проспекте армянская церковь св. Екатерины и в Москве армянская церковь Воздвижения Креста Господня (1779—81; снесена в 1930-х гг., на её месте — школьное здание). Спроектировал оба храма Ю. М. Фельтен.
В 1822 во дворе Восточного института установлен обелиск с четырьмя мраморными барельефными портретами основателей и попечителей института — членов семейства Лазаревых.
Напишите отзыв о статье "Лазаревы (армянский род)"
Ссылки и источники
- Лобанов-Ростовский А. Б. Русская родословная книга. — СПб.: Издание А. С. Суворина, 1895. — Т. 1. — С. 296-8.
- [memoirs.ru/rarhtml/Dmitriev_IV93_5.htm Дмитриев А. А. Пермские землевладельцы Лазаревы и их преемники князья Абамелик // Исторический вестник, 1893. — Т. 52. — № 5. — С. 425—447.]
Отрывок, характеризующий Лазаревы (армянский род)
– Не более того? – заметил Болконский.– Но всё таки Билибин нашел серьезный титул адреса. И остроумный и умный человек.
– Как же?
– Главе французского правительства, au chef du gouverienement francais, – серьезно и с удовольствием сказал князь Долгоруков. – Не правда ли, что хорошо?
– Хорошо, но очень не понравится ему, – заметил Болконский.
– О, и очень! Мой брат знает его: он не раз обедал у него, у теперешнего императора, в Париже и говорил мне, что он не видал более утонченного и хитрого дипломата: знаете, соединение французской ловкости и итальянского актерства? Вы знаете его анекдоты с графом Марковым? Только один граф Марков умел с ним обращаться. Вы знаете историю платка? Это прелесть!
И словоохотливый Долгоруков, обращаясь то к Борису, то к князю Андрею, рассказал, как Бонапарт, желая испытать Маркова, нашего посланника, нарочно уронил перед ним платок и остановился, глядя на него, ожидая, вероятно, услуги от Маркова и как, Марков тотчас же уронил рядом свой платок и поднял свой, не поднимая платка Бонапарта.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказал Болконский, – но вот что, князь, я пришел к вам просителем за этого молодого человека. Видите ли что?…
Но князь Андрей не успел докончить, как в комнату вошел адъютант, который звал князя Долгорукова к императору.
– Ах, какая досада! – сказал Долгоруков, поспешно вставая и пожимая руки князя Андрея и Бориса. – Вы знаете, я очень рад сделать всё, что от меня зависит, и для вас и для этого милого молодого человека. – Он еще раз пожал руку Бориса с выражением добродушного, искреннего и оживленного легкомыслия. – Но вы видите… до другого раза!
Бориса волновала мысль о той близости к высшей власти, в которой он в эту минуту чувствовал себя. Он сознавал себя здесь в соприкосновении с теми пружинами, которые руководили всеми теми громадными движениями масс, которых он в своем полку чувствовал себя маленькою, покорною и ничтожной» частью. Они вышли в коридор вслед за князем Долгоруковым и встретили выходившего (из той двери комнаты государя, в которую вошел Долгоруков) невысокого человека в штатском платье, с умным лицом и резкой чертой выставленной вперед челюсти, которая, не портя его, придавала ему особенную живость и изворотливость выражения. Этот невысокий человек кивнул, как своему, Долгорукому и пристально холодным взглядом стал вглядываться в князя Андрея, идя прямо на него и видимо, ожидая, чтобы князь Андрей поклонился ему или дал дорогу. Князь Андрей не сделал ни того, ни другого; в лице его выразилась злоба, и молодой человек, отвернувшись, прошел стороной коридора.
– Кто это? – спросил Борис.
– Это один из самых замечательнейших, но неприятнейших мне людей. Это министр иностранных дел, князь Адам Чарторижский.
– Вот эти люди, – сказал Болконский со вздохом, который он не мог подавить, в то время как они выходили из дворца, – вот эти то люди решают судьбы народов.
На другой день войска выступили в поход, и Борис не успел до самого Аустерлицкого сражения побывать ни у Болконского, ни у Долгорукова и остался еще на время в Измайловском полку.
На заре 16 числа эскадрон Денисова, в котором служил Николай Ростов, и который был в отряде князя Багратиона, двинулся с ночлега в дело, как говорили, и, пройдя около версты позади других колонн, был остановлен на большой дороге. Ростов видел, как мимо его прошли вперед казаки, 1 й и 2 й эскадрон гусар, пехотные батальоны с артиллерией и проехали генералы Багратион и Долгоруков с адъютантами. Весь страх, который он, как и прежде, испытывал перед делом; вся внутренняя борьба, посредством которой он преодолевал этот страх; все его мечтания о том, как он по гусарски отличится в этом деле, – пропали даром. Эскадрон их был оставлен в резерве, и Николай Ростов скучно и тоскливо провел этот день. В 9 м часу утра он услыхал пальбу впереди себя, крики ура, видел привозимых назад раненых (их было немного) и, наконец, видел, как в середине сотни казаков провели целый отряд французских кавалеристов. Очевидно, дело было кончено, и дело было, очевидно небольшое, но счастливое. Проходившие назад солдаты и офицеры рассказывали о блестящей победе, о занятии города Вишау и взятии в плен целого французского эскадрона. День был ясный, солнечный, после сильного ночного заморозка, и веселый блеск осеннего дня совпадал с известием о победе, которое передавали не только рассказы участвовавших в нем, но и радостное выражение лиц солдат, офицеров, генералов и адъютантов, ехавших туда и оттуда мимо Ростова. Тем больнее щемило сердце Николая, напрасно перестрадавшего весь страх, предшествующий сражению, и пробывшего этот веселый день в бездействии.