Бродский, Лазарь Израилевич

Лазарь Бродский
Лазарь Израилевич
Дата рождения:	7 сентября 1848(1848-09-07)
Место рождения:	Златополь, Чигиринский уезд, Киевская губерния, Российская империя (ныне в черте г. Новомиргород, Кировоградская область, Украина)
Дата смерти:	19 сентября (2 октября) 1904(1904-10-02) (56 лет)
Место смерти:	Базель, Швейцария
Супруга:	Сарра Семёновна Лурье (1849-1920, Базель , Швейцария)
Дети:	Мария, Вера, Клара, Маргарита.
Награды и премии:

Лазарь Израилевич Бродский (26 августа (7 сентября) 1848, Златополь — 19 сентября (2 октября) 1904, Базель) — сахаропромышленник, меценат и филантроп. Учредитель Второго Пароходного общества по Днепру и его притокам, директор Киевского общества водоснабжения, член совета Санкт-Петербургского международного коммерческого банка, директор Общества мукомольной паровой мельницы, член совета Общества взаимного кредита.

Биография

Родился в семье еврейского предпринимателя Израиля Марковича Бродского. После смерти отца возглавил Александровское товарищество сахарных заводов, которое контролировало больше четверти всего производства сахара в Российской империи.

Известен как благотворитель: на его средства содержалась еврейская больница в Киеве, учреждения еврейского образования; также финансировал учреждения общегородского значения — Бактериологического института, Бессарабского крытого рынка, поддерживал развитие трамвайного сообщения.

На его средства была возведена хоральная синагога, самая большая в Киеве. Здание было возведено в 1897—1898 году в его имении.

Был инициатором и одним из спонсоров строительства в Киеве политехнического института.

В 1900 году, на Всемирной выставке в Париже, Бродский получил французский орден Почётного легиона за высокое качество продукции своих заводов.

Кавалер ордена Святого Владимира.

Состоял членом Совета Санкт-Петербургского Международного коммерческого банка, директором Правления Киевского общества водоснабжения, директором-распорядителем и членом Правления Общества Мукомольной паровой мельницы, учредителем и председателем Правления Второго пароходного общества по Днепру и его притокам, членом Совета Киевского Общества взаимного кредита.

Умер 19 сентября 1904 года от сахарного диабета в Базеле; 24 сентября его тело привезли в Киев. Похороны были организованы в тот же день хоральной синагогой. Весь фасад синагоги был задрапирован траурными лентами, а над входом красовалась надпись: «Впереди его шествует добродетель».

Бродский был похоронен в мраморном семейном склепе на еврейском участке Лукьяновского кладбища (могила не сохранилась), в траурной процессии участвовали губернатор, командующий военным округом, городской голова. В надгробной речи знаменитый адвокат Лев Куперник назвал покойного «лучшим из евреев». Как писали киевские газеты, было прислано около 150 венков, из которых десять были изготовлены из серебра.

Сыновей у Лазаря не было (было четыре дочери) и главой династии после его смерти стал его брат Лев. Дочь Валентина в эмиграции была замужем за Марком Шагалом.

Избранные здания, подаренные Киеву и построенные на деньги Л. Бродского

• Бессарабский рынок — Бессарабская площадь;
• Киевский политехнический институт — пр. Победы, 37;
• Институт электросварки им. Е. Патона. — ул. Антоновича (ранее — Горького), 69;
• Областная больница — ул. Баггоутовская, 1;
• Бактериологический институт — ул. Николая Амосова;
• Мельница Бродского — ул. Боричев спуск;
• Особняк. — ул. Институтская, 12;
• Хоральная синагога Бродского — ул. Шота Руставели, 13;
• Театр оперетты — ул. Большая Васильковская, 53;
• и др.

Ссылки

• [www.interesniy.kiev.ua/old/7137/7141/7301/brodskie Интересный Киев - Бродские]  (рус.)
• [mycityua.com/history/2008/09/06/101909.html Вспомним о «сахарном короле»]  (рус.)
• [www.zn.ua/3000/3760/42002/ СЛЕД, ОСТАВЛЕННЫЙ БРОДСКИМИ]  (рус.)

Отрывок, характеризующий Бродский, Лазарь Израилевич

– Покажите мне… Ооооо! о! ооооо! – слышался его прерываемый рыданиями, испуганный и покорившийся страданию стон. Слушая эти стоны, князь Андрей хотел плакать. Оттого ли, что он без славы умирал, оттого ли, что жалко ему было расставаться с жизнью, от этих ли невозвратимых детских воспоминаний, оттого ли, что он страдал, что другие страдали и так жалостно перед ним стонал этот человек, но ему хотелось плакать детскими, добрыми, почти радостными слезами.
Раненому показали в сапоге с запекшейся кровью отрезанную ногу.
– О! Ооооо! – зарыдал он, как женщина. Доктор, стоявший перед раненым, загораживая его лицо, отошел.
– Боже мой! Что это? Зачем он здесь? – сказал себе князь Андрей.
В несчастном, рыдающем, обессилевшем человеке, которому только что отняли ногу, он узнал Анатоля Курагина. Анатоля держали на руках и предлагали ему воду в стакане, края которого он не мог поймать дрожащими, распухшими губами. Анатоль тяжело всхлипывал. «Да, это он; да, этот человек чем то близко и тяжело связан со мною, – думал князь Андрей, не понимая еще ясно того, что было перед ним. – В чем состоит связь этого человека с моим детством, с моею жизнью? – спрашивал он себя, не находя ответа. И вдруг новое, неожиданное воспоминание из мира детского, чистого и любовного, представилось князю Андрею. Он вспомнил Наташу такою, какою он видел ее в первый раз на бале 1810 года, с тонкой шеей и тонкими рукамис готовым на восторг, испуганным, счастливым лицом, и любовь и нежность к ней, еще живее и сильнее, чем когда либо, проснулись в его душе. Он вспомнил теперь ту связь, которая существовала между им и этим человеком, сквозь слезы, наполнявшие распухшие глаза, мутно смотревшим на него. Князь Андрей вспомнил все, и восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце.
Князь Андрей не мог удерживаться более и заплакал нежными, любовными слезами над людьми, над собой и над их и своими заблуждениями.
«Сострадание, любовь к братьям, к любящим, любовь к ненавидящим нас, любовь к врагам – да, та любовь, которую проповедовал бог на земле, которой меня учила княжна Марья и которой я не понимал; вот отчего мне жалко было жизни, вот оно то, что еще оставалось мне, ежели бы я был жив. Но теперь уже поздно. Я знаю это!»


Страшный вид поля сражения, покрытого трупами и ранеными, в соединении с тяжестью головы и с известиями об убитых и раненых двадцати знакомых генералах и с сознанием бессильности своей прежде сильной руки произвели неожиданное впечатление на Наполеона, который обыкновенно любил рассматривать убитых и раненых, испытывая тем свою душевную силу (как он думал). В этот день ужасный вид поля сражения победил ту душевную силу, в которой он полагал свою заслугу и величие. Он поспешно уехал с поля сражения и возвратился к Шевардинскому кургану. Желтый, опухлый, тяжелый, с мутными глазами, красным носом и охриплым голосом, он сидел на складном стуле, невольно прислушиваясь к звукам пальбы и не поднимая глаз. Он с болезненной тоской ожидал конца того дела, которого он считал себя причиной, но которого он не мог остановить. Личное человеческое чувство на короткое мгновение взяло верх над тем искусственным призраком жизни, которому он служил так долго. Он на себя переносил те страдания и ту смерть, которые он видел на поле сражения. Тяжесть головы и груди напоминала ему о возможности и для себя страданий и смерти. Он в эту минуту не хотел для себя ни Москвы, ни победы, ни славы. (Какой нужно было ему еще славы?) Одно, чего он желал теперь, – отдыха, спокойствия и свободы. Но когда он был на Семеновской высоте, начальник артиллерии предложил ему выставить несколько батарей на эти высоты, для того чтобы усилить огонь по столпившимся перед Князьковым русским войскам. Наполеон согласился и приказал привезти ему известие о том, какое действие произведут эти батареи.
Адъютант приехал сказать, что по приказанию императора двести орудий направлены на русских, но что русские все так же стоят.
– Наш огонь рядами вырывает их, а они стоят, – сказал адъютант.
– Ils en veulent encore!.. [Им еще хочется!..] – сказал Наполеон охриплым голосом.
– Sire? [Государь?] – повторил не расслушавший адъютант.
– Ils en veulent encore, – нахмурившись, прохрипел Наполеон осиплым голосом, – donnez leur en. [Еще хочется, ну и задайте им.]
И без его приказания делалось то, чего он хотел, и он распорядился только потому, что думал, что от него ждали приказания. И он опять перенесся в свой прежний искусственный мир призраков какого то величия, и опять (как та лошадь, ходящая на покатом колесе привода, воображает себе, что она что то делает для себя) он покорно стал исполнять ту жестокую, печальную и тяжелую, нечеловеческую роль, которая ему была предназначена.