Лазурный Берег

Лазурный Берег, или Лазурный берег (фр. Côte d'Azur) — юго-восточное Средиземноморское побережье Франции, протянувшееся от города Тулона до границы с Италией. На Лазурном Берегу также расположено княжество Монако. Другое название — Французская Ривьера (как часть Ривьеры, расположенной как во Франции, так и в Италии).

Название придумал малоизвестный сейчас французский писатель и поэт Стефан Льежар (фр.) — в 1870 году он издал роман с названием «Лазурный Берег»; эти слова пришли ему в голову, когда он увидел «изумительной красоты» бухту города Йера.

Популярностью Лазурный Берег обязан приятному климату — мягкая тёплая зима и нежаркое лето. Лазурный Берег считается одним из лучших в мире мест для отдыха, что делает отели и недвижимость одними из самых дорогих в мире.

География

Французской Ривьерой называют юго-восточный берег Средиземного моря во Франции, расположенный к востоку от города Марселя до границы с Италией (восточная часть Ривьеры) у подножья Приморских Альп. Вопрос о западной оконечности Ривьеры спорен: помимо Марселя, самым западным курортом называют Кассис, Тулон либо Йер.

На Лазурном Берегу также расположено княжество Монако, в состав которого до конца XIX века входили Рокебрюн и Ментона. Восточнее Ментоны начинается Итальянская Ривьера, которая тянется по Лигурийскому побережью вплоть до Специи. К югу от Лазурного Берега расположены острова — Фриульские, Йерские и Леринские.

Длина Лазурного Берега составляет около 300 километров, вдоль изрезанного бухтами побережья расположены горы высотой (с севера и востока Лазурного Берега — Альпы, с запада — Сент-Бом (фр. Chine de la Sainte-Baume), центральная часть — массивы Мавров и Эстерель) до 3143 м над уровнем моря, что создаёт благоприятный климат: жаркое лето (средняя температура июля + 24-26°C), мягкая солнечная зима (средняя температура января около +10 °C).

На Лазурном Берегу около 300 солнечных дней в году. Летом температура воздуха иногда поднимается до +35 °C, но благодаря низкой влажности духота не ощущается. Однако иногда (чаще всего в начале лета) до побережья доходит сильный холодный северный ветер с гор, дующий вдоль долины реки Роны — мистраль. Ветер, дующий с запада к морю, называется трамонтана. В районе Марселя до 90 ветреных дней в году. Восточнее ветра слабее. Осадки редки, в основном в марте-апреле и октябре-ноябре в виде дождей. Купальный сезон начинается в конце мая и продолжается до конца сентября. Температура воды в это время колеблется от +20 до +25 °C.

Для Лазурного Берега характерны платаны, пальмы, кипарисы, каштаны. В городах много благоустроенных парков, распространены сады, виноградники, выращивание эфиромасличных культур.

Население

Административно территория Лазурного Берега не определена, поэтому нельзя точно определить количество жителей. В традиционных границах проживает более двух миллионов человек. 70 % из них — французы. Остальные — итальянцы, испанцы, каталонцы, выходцы из других стран Европы, стран Азии, Африки. Полтора миллиона проживают в Марселе и Ницце.

В регионе расположены известные города — Сан-Тропе, Антиб, Ницца, Канны, Монте-Карло. Менее известны, но очень интересны города и деревни, расположенные в горах — Брей-сюр-Ройя, Гурдон, Сен-Поль-де-Ванс, Тенд, Саорж, Соспель.

Самый многонациональный город — Марсель. В нём проживает 80 тысяч евреев, 80 тысяч армян, 100 тысяч мусульман, в основном северо-африканского происхождения. Лазурный Берег в год посещает более восьми миллионов человек.

Основная религия региона — католицизм, но на всём побережье можно видеть протестантские, православные храмы, мечети, синагоги.

Художники и музыканты

Лазурный Берег всегда был популярен среди людей искусства.

Огюст Ренуар, будучи тяжело больным, писал здесь средиземноморские пейзажи. Последние годы своей жизни художник провёл на вилле «Ле Коллет» на окраине города Кань-сюр-Мер. Другой известный художник — Поль Сезанн — написал здесь сотни полотен маслом и акварелью. Поль Синьяк в Сен-Тропе изобрёл технику пуантилизма. Основоположник фовизма Анри Матисс после поездки в Сан-Тропе написал знаменитую картину «Роскошь, покой и нега». Позже Матисс проживал в Ницце. Другой фовист Рауль Дюфи тоже считал Ниццу идеальной натурой для своих работ. 27 лет прожил на Лазурном Берегу Пабло Пикассо — в Антибе, Валлорисе и Мужене.

В 1920-е гг парижские художники Синьяк, Боннар, Утрилло, А. Модильяни часто посещали средневековый городок Сен-Поль-де-Ванс, останавливаясь, как правило, в отеле «Золотая голубка», с которым расплачивались своими работами. Сегодня отель владеет большой коллекцией живописи, а его стены похожи на престижную картинную галерею.

Позже в этом городе жил Марк Шагал, похороненный в городе Сен-Поль-де-Ванс. В Ницце есть музей Шагала, который располагает большой коллекцией работ художника.

В 1950-е годы Ницца стала родиной художественного направления «Новый реализм». Оно объединило Ива Кляйна, Мартьяла Рейсе, Тингелли.

В населённых пунктах Лазурного Берега сосредоточено так много произведений изобразительного искусства, что это позволяет в разгар сезона проводить большое количество художественных выставок самого высокого уровня.

Кроме художников, Лазурный Берег популярен и среди музыкантов. В своё время известный джазмен из Нового Орлеана Сидней Беше отпраздновал в Жуан-ле-Пене свою свадьбу. Небольшой курортный городок понравился саксофонисту, и он остался жить в нём вплоть до своей кончины в 1959 году, играя джаз в местных ресторанах, где особой популярностью пользовалась его композиция «Маленький цветок». Бише часто посещали его друзья-джазмены, демонстрируя в городе своё мастерство.

После смерти музыканта местными властями организован ежегодный популярный джазовый фестиваль его памяти, гостями этого фестиваля были такие известные джазмены, как Дюк Эллингтон, Элла Фицджеральд, Рэй Чарльз, Каунт Бейси, Майлз Дэвис.

Русские на Ривьере

В России одним из самых престижных считается отдых именно на Лазурном Берегу. Ещё с дореволюционных времён наиболее популярным местом для русских была Ницца, хотя в Западной Европе наиболее престижными считаются Сен-Тропе и Монако. Первопроходцами были торговцы зерном, основавшие маленькую русскую колонию ещё в XVII веке.

XIX век

Но настоящее «русское нашествие» на Лазурный Берег началось в 1856 году, после неудачной для России Крымской войны, когда вслед за императрицей Александрой Фёдоровной Лазурный Берег стали посещать богатые аристократы. В 1868 г. в Ницце была построена небольшая православная часовная, при которой знаменитый поэт, князь Петр Андреевич Вяземский основал русскую библиотеку. В 1912 году в Ницце был освящён православный храм в честь святителя Николая Чудотворца (Свято-Николаевский собор).

До Первой мировой войны Лазурный Берег был крупнейшим центром лечения туберкулёза. Здесь лечился цесаревич Николай Александрович (скончался в Ницце в 1865 году). Сюда приезжали больные с расстройствами нервной системы, страдавшие диабетом или ожирением.

Здесь бывали русские писатели и поэты Гоголь, Соллогуб, Тютчев и Лев Толстой. В 1897 году А. П. Чехов в шутку назвал эти места «Русской Ривьерой», встретив по приезде в Ниццу массу знакомых. Он останавливался в отеле «Оазис», прозванным «Русским пансионом». В этом отеле, например, зиму 1875—1876 годов провёл Салтыков-Щедрин.

XX век

Освоение нового курорта шло быстрыми темпами, и к началу XX века насчитывалось уже около 600 новых владельцев вилл и особняков родом из России. Известно, что до 1914 года между Санкт-Петербургом и Ниццей курсировал специальный «великокняжеский» железнодорожный состав.

В оперном театре Монте-Карло пел Шаляпин, выступала труппа Сергея Дягилева. Танцевали Павлова и Нижинский. В 1932 году был создан «Русский балет Монте-Карло» с главным хореографом Баланчиным. После его отъезда балетмейстером стал Фокин. В городке Кап Д’Ай жила прима Императорского театра — известная балерина Матильда Кшесинская.

Русская колония увеличилась после Февральской и особенно после Октябрьской революций из-за последовавшей иммиграции. В 1930 году только в Ницце проживало более 5300 русских. На вилле в Грасе жил Бунин, который именно на Лазурном Берегу узнал — по телефону, — что стал лауреатом Нобелевской премии. После начала Второй мировой войны многие русские отсюда переехали в Америку.

XXI век

Новое «русское нашествие» началось в конце XX века, после распада СССР и начала рыночных преобразований в России. Многие виллы на мысе Антиб, мысе Кап-Ферра, в Сен-Тропе принадлежат сегодня состоятельным российским гражданам. Например, Роман Абрамович ремонтирует викторианскую виллу Кро, где прежде жили отрекшийся от престола король Эдуард VIII и миллиардер Аристотель Онассис. По сообщениям прессы, самая дорогая вилла в мире — Леопольда — была в 2008 году приобретена за полмиллиарда евро российским бизнесменом Михаилом Прохоровым; правда, закрыта эта сделка так и не была.

История

Доисторические времена

В 1966 году археологи, проводя раскопки на склонах горы Борон, нашли в пещерах Терра-Амата костные останки и фрагменты орудий труда. Исследования показали, что им около 380-450 тысяч лет . Это самое древнее свидетельство человеческой истории на территории Западной Европы. Позже удалось выяснить, что поселения кроманьонцев существовали на месте, где сейчас расположена Ницца, уже 40 тысяч лет назад.

Лигуры и кельты

В X веке до нашей эры в регионе появились лигуры. Немногим позже района нынешних Монако и Ниццы достигли финикийские мореплаватели. В VI веке до нашей эры эллины-фокейцы, приплывшие из Малой Азии, заложили торговую факторию Массалию на месте нынешнего Марселя, а двумя столетиями позже — Никею на месте нынешней Ниццы. В V веке до нашей эры фокейцы возводят свои фактории на месте нынешних городов Йер, Антиб, Монако и Сан-Тропе. Греки привезли на освоенный ими берег виноградную лозу, оливковые, ореховые, вишнёвые и фиговые деревья.

Примерно в 450 году до нашей эры на территорию современной Франции пришли кельтские племена — знаменитые галлы.

Часть Римской империи

В 123 году до нашей эры Массалия обратилась к Риму с просьбой защитить от набегов кельтских и лигурийских племён. Римляне за пару лет захватили всю южную территорию нынешней Франции, превратив её в одну из своих провинций — Нарбоннскую Галлию. От латинского слова «провинция» позже произошло название одного из самых известных регионов современной Франции — Прованса.

Освоение римлянами территории нынешней южной Франции сопровождалось противостоянием между Юлием Цезарем и Помпеем. В этой борьбе Массалия непредусмотрительно заняла сторону Помпея, в результате чего, в 50-м году до нашей эры Цезарь, разгромив Помпея, обрушил свой гнев на процветающий город, и Массалия была лишена значительной части своих привилегий и владений.

Присутствие римлян благоприятно отразилось на развитии региона в целом; были заложены новые города — Канны, Фрежюс, построены хорошие дороги, которые связали Рим — через Галлию — с Испанией. Дороги оказались спланированы настолько удачно, что поверх античных Виа Аврелия (лат. Via Aurelia) и Виа Юлия Августа (лат. Via Augusta) пролегли современные шоссе.

Христианство и варварство

Христианство появилось на юге Галлии, по всей видимости, ещё в I веке. Довольно поздняя провансальская традиция свидетельствует о том, что вдоль Лазурного Берега проповедовали апостол от 70-ти Трофим, святая Мария Магдалина и другие жены-мироносицы. Однако первые документальные и археологические свидетельства о существовании здесь христианских общин относятся ко II веку.

Около 410 года святой Гонорат, будущий епископ Арльский, происходивший из галло-римской аристократии, основал на одном из Леринских островов (остров Сент-Онора напротив Канн) монастырь, который стоит там (претерпев многочисленные восстановления и реконструкции) и поныне. Леринский монастырь стал одним из первых монастырей Галлии, а его основатель почитается одним из отцов западного монашества наряду со святым Мартином Турским.

В VIII веке этот монастырь насчитывал более пятисот монахов. Многие выходцы этого монастыря стали епископами, основателями новых монастырей. 20 из них были канонизированы, в их числе святой Патрик — покровитель Ирландии (по одной из легенд, святой Патрик учился в Леринском монастыре). Этому влиятельному и богатому монастырю принадлежали обширные земельные наделы, в том числе рыбацкая деревня Канны.

V век нашей эры ознаменовался крахом Римской империи. Настали смутные времена. Территория нынешнего Лазурного Берега в течение двух веков многократно переходила из рук в руки. Этой землёй попеременно владели разнообразные племена: вандалы, вестготы, бургунды. Это продолжалось, пока в 636-м году регион не попал под власть франков и не стал частью Франкского королевства.

Во времена захвата Иберийского полуострова маврами-мусульманами на Лазурный Берег переселились некоторые его жители-христиане.

В VIII веке постоянные жестокие набеги сарацинов вынудили многих местных жителей уйти далеко и высоко в горы, хотя врагам так и не удалось достаточно сильно обосноваться на данной территории. В горных районах были построены хорошо укреплённые города и деревни, так называемые «каменные (или орлиные) гнёзда». Сейчас они — наиважнейшая часть туристической индустрии региона. Многие из них хорошо сохранились, наиболее интересные — Эз-ле-Виллаж, Рокебрюн, Сен-Поль-де-Ванс, Пей, Пейон, Мужен, Гурдон, Саорж, Тенд, Ла-Гард-Френс и Турет-сюр-Лю.

Династия Гримальди

В конце XIII века Франческо Гримальди захватил Монако, основав собственную династию, которая правит до наших дней. Приняв в 1388 году покровительство Италии, Ницца становится (на протяжении пяти веков) владением савойских графов.

С XV века под французской короной

В 1481 году Прованс переходит во владение французской короны. В 1515 году французский король Франциск I, посетив Прованс, отдал приказ о строительстве фортификационных сооружений в Сен-Поль-де-Вансе, на островах Иф, Поркероль. Укрепление средиземноморского побережья продолжалось при королях Генрихе IV, Людовике XIII и Людовике XIV. В конце века военный министр Людовика XIV Себастьен Вобан расширил военную гавань Тулона, заново укрепил стратегический форт Карре в Антибе и Королевский форт на острове св. Маргариты.

Во время административной реформы, проведённой в период Великой Французской революции, Прованс был разделён на три департамента — Буш-дю-Рон, Приморские Альпы, Вар, — это административное устройство сохраняется до сих пор.

При императоре Наполеоне III в 1860 году по Туринскому договору к Франции отошла значительная часть побережья — вместе с городами Ницца и Вильфранш-сюр-Мер.

Начало XIX века, популярность у британских аристократов

В 1834 году английский лорд Генри Броухем (en) вынужденно остановился в рыбацкой деревушке Канны. С этого времени побережье становится излюбленным местом зимнего отдыха английской знати. Первоначально меккой британских туристов был город Йер, где творили писатели Роберт Луис Стивенсон и Джозеф Конрад; весной 1892 года в Йере целый месяц отдыхала королева Виктория. Наплыв туристов в Йер вынудил англичан искать менее людных мест отдыха; к концу XIX века были «открыты» и другие прибрежные селения вплоть до Ментоны и Ниццы.

XIX—XX века, железная дорога, гонки и казино

В 1861 году государство Монако продаёт Франции Рокебрюн и Ментону.

В 1864 году завершено строительство железной дороги, соединяющей Париж с Ниццей.

1929 год — первая гонка в Монако — «Гран-При Монте-Карло».

Период Второй мировой войны

В 1933 году Ривьера становится прибежищем для немецких писателей-антифашистов и евреев Томаса Манна, Лиона Фейхвангера, которые обосновались в городке Санари-сюр-Мер.

После вторжения во Францию в 1940 году нацистов Лазурный Берег был под властью коллаборационистского правительства Виши, но Муссолини оккупировал часть побережья. В 1942 году на смену итальянским войскам пришли немцы. Высадившиеся 15 августа 1944 года союзнические войска освободили регион от фашистов.

Послевоенное время

После войны, когда в Европе вошли в правило оплачиваемые отпуска, Лазурный Берег становится местом массового туризма.

• 1946 год — в Каннах прошёл первый международный кинофестиваль.
• 1949 год — на престол Монако взошёл князь Ренье III.
• 1956 год — Ренье III женился на голливудской кинозвезде Грейс Келли.
• 1972 год — образуется единый планово-экономический район Прованс-Альпы-Лазурный Берег.
• 1980 год — сдана в эксплуатацию скоростная автомагистраль A8, соединившая Марсель и Ментону.
• 1981 год — в Монако проходит яхт-шоу, рассчитанное не только на профессионалов, но и на светскую публику.
• 1982 год — в автомобильной катастрофе погибает жена Ренье III Грейс Келли.
• 2005 год — умер князь Монако Ренье III. На престол взошёл его сын Альберт II.

Кухня

Лазурный Берег также знаменит кухней Прованса. Из популярных местных блюд следует отметить:

• Салат нисуаз (фр. salade niçoise) — назван именем Ниццы. Зелёные бобы, анчоусы, помидоры, яйца, маслины.
• Месклан (фр. mesclun) — салат из листьев одуванчиков, цикория и других трав средиземноморского побережья.
• Буйабес (фр. bouillabaisse) — знаменитый густой рыбный суп, в котором используется несколько сортов рыбы: морской скорпион, кефаль, султанка, морской чёрт, тригла, угорь. Иногда добавляют крабов, красных улиток, лангустов. Подают с крутонами, тёртым сыром и соусом типа майонеза «руй» (фр. rouille).
• Куржет флёр (фр. courgettes fleurs) — омлет с цветами цуккини.
• Рататуй (фр. ratatouille) — овощное рагу из красного перца, баклажанов, помидоров, цуккини, лука, тушеное на оливковом масле с чесноком.
• Пье-э-паке (фр. pieds et paquets) — фаршированная нога ягнёнка и фаршированный овечий желудок в белом вине.
• Бёф-ан-доб (фр. bœuf en daube) — говядина, тушеная в красном вине с травами и чесноком в специальной посуде на медленном огне.
• Тапёнада (фр. la tapenade) — густая паста из оливок, каперсов и анчоусов. Намазывавают на тосты и подают на аперитив или к супу.
• Айоли (фр. aïoli) — чесночный соус.
• Писту (фр. pistou) — густой соус из белой и красной фасоли, базилика, чеснока и оливкового масла.

Виноград в этот регион завезён давно, Лазурный Берег известен многими видами вин. Наиболее известны:

• Châteauneuf du Pape — тёмно-красное вино.
• Beaumes de Venice — густое десертное вино.
• Cassis и Bellet — белые вина.
• Côtes de Provence и Les Baux de Provence — розовые вина.

Также известны кир — белое вино с соком чёрной смородины, употребляемый в основном как аперитив, и анисовая настойка пастис.

Развлечения и отдых

Пляжи Лазурного Берега занимают примерно треть всего побережья. От Ментоны до Антиба — «итальянские» галечные пляжи, от Антиба на запад — «французские» песчаные. В западной части Лазурного Берега встречаются также скалистые бухты, которые в районе Кассиса напоминают норвежские фьорды и называются на местном наречии каланками. Также привлекательным местом для туристов являются расположенные около Лазурного берега острова: от острова Святой Маргариты, где находился в заключении таинственный узник Железная маска, заканчивая деревушкой Порт-Гримо.

Во Франции все пляжи общедоступные согласно закону о принадлежности морского берега государству, но на Лазурном Берегу есть и платные пляжи, принадлежащие либо отелям, либо клубам, и оборудованные инфраструктурой: лежаки, зонтики от солнца, душ, туалеты, кафе, бары, наличие водных развлечений — скутеры, лодки, водные лыжи. Некоторые оборудованы камерами хранения и кабинками для переодевания. В любой платной зоне есть бесплатный участок.

Каннские пляжи обустроены привозным песком, поэтому строго платные, имеется лишь небольшой общедоступный пляж — недалеко от Дворца фестивалей.

Развлечения

Практически в каждом городе Лазурного Берега есть своё казино, самое известное находится в Монте-Карло (Монако). Также распространены рестораны и ночные клубы (знаменитые «Джиммис» в Монако и Каннах и «Королевская пещера» в Сен-Тропе).

Рядом с городком Биот находится большой парк развлечений, в который входят:

• «Маринеленд» (фр. Marineland) — самый большой морской зоопарк в Европе. Шоу с участием дельфинов, тюленей, морских львов, рыб-меченосцев и акул.
• «Джунгли бабочек» (фр. Jungle aux Papillions) — тропические бабочки порхают под крышей огромной оранжереи, где есть муравейники и настоящие пауки-птицееды.
• Луна-парк (фр. Antibes Land) — парк аттракционов.
• Аквапарк (фр. Aquasplash) — парк с водными аттракционами.
• Маленькая провансальская ферма (фр. La Petite Ferme Provencale) — на территории в один гектар работает кукольный театр.

Рядом с городом Кань-сюр-Мер расположен ипподром, известный ночными скачками.

Праздники и фестивали

Праздники и фестивали, известные далеко за пределами Франции, проходят на протяжении всего года. Также проводятся крупные спортивные и культурные мероприятия.

Январь

• Праздник Сен-Девот в Монако (25.01).
• Ралли Монте-Карло (27.01) (последние выходные января).
• Праздник мимозы в Мандельё.

Февраль

• Карнавал в Ницце.
• Праздник лимонов в Ментоне.
• Праздник мимозы в Каннах.

Март

• Велогонка «Париж-Ницца»
• Ярмарка антиквариата в Жуан-ле-Пене.

Апрель

• Шествие в Страстную Пятницу в Рокебрюне.
• Ярмарка антиквариата в Каннах.
• Теннисные турниры в Ницце и Монако.

Май

• Международный кинофестиваль в Каннах.
• Выставка роз в Грасе.
• Первая бравада в Сен-Тропе (16 — 18.05).
• Яхтенные гонки в Сен-Тропе.
• Автогонка Гран-при Монако Формулы-1 (последнее воскресенье мая).

Июнь

• Вторая бравада в Сен-Тропе (15.06).
• Турнир по гольфу в клубе «Монт-Ажель».

Июль

• Фестиваль джаза в Раматюэле.
• Музыкальные фестивали в Грасе.
• Фестиваль джаза в Жуан-ле-Пене.
• Праздник св. Анны в Сен-Тропе.
• Концерты в стенах замка и международный фестиваль фейерверков в Монако.

Август

• Шествие с инсценировкой Страстей Господних в Рокебрюне (05.08).
• Фестиваль камерной музыки в Ментоне.
• Театральный фестиваль в Раматюэле, посвящённый памяти Жерара Филипа.
• Праздник жасмина в Грасе.
• Фестиваль фейерверков в Каннах.
• Суперкубок УЕФА в Монако.

Сентябрь

• Парусная регата в Сен-Тропе.
• Фестиваль старых автомобилей в Каннах.

Октябрь

• Авторалли в Антибе.
• Ярмарка в Монако.

Ноябрь

• Турнир по гольфу и ярмарка «Море-горы-досуг» в Ницце.
• Праздник монегасков в Монако (19.11).

Декабрь

• Фестиваль цирков в Монако.
• Турнир по гольфу в Ницце.

Транспорт

С помощью самолёта туристы попадают на Ривьеру через аэропорт «Ницца — Лазурный Берег» (фр.  Nice — Côte d'Azur). Воздухом из аэропорта Ниццы можно добраться в Марсель и Монако. В Монако летает вертолёт с интервалом в 20 минут.

Железнодорожные вокзалы есть в большинстве городов и даже в некоторых горных деревнях. Поезда TGV (фр. Train a Grande Vitesse) — связывают Ривьеру с крупнейшими городами Франции и Европы. На побережье они останавливаются на вокзалах Ментоны, Ниццы, Антиба, Канн, Сен-Рафаэля, Тулона и Марселя. Поезда Corail — скоростные, с вагонами 1 и 2 класса. Кондиционер, вагон для перевозки велосипедов. Останавливаются практически на тех же станциях, что и TGV. Поезда TER (фр. Train Express Regional) похожи на электрички. Это основной железнодорожный транспорт на Лазурном Берегу, с его помощью можно быстро доехать до любого маленького населённого пункта. Ходят они в сезон с интервалом в 15-20 минут.

Автобусами на Ривьере можно добраться туда, куда не ходят местные электрички, однако из-за пробок этот вид транспорта менее популярен. Автобусы более дёшевы. Например, стоимость проезда на электричке из Ниццы до Граса — более 30 евро, а автобус обойдётся всего в 1,5 евро. Все автобусы оборудованы кондиционерами и мягкими велюровыми сидениями.

Литература

• «Большая энциклопедия в 62 томах» Том 25. «Терра». Москва. 2006. ISBN 5-273-99432-2
• Якубова Н. И. Лазурный Берег. — М.: Вокруг Света, 2003. — ISBN 5-98652-046-7.
• Натали Йон. Французская Ривьера. Монако, Ницца, Канны. Путеводитель с мини-разговорником. — М.: Polyglott, Дубль В, 2001. — ISBN 5-8293-0039-7.

См. также

• Прованс-Альпы-Лазурный Берег
• Коста-Дорада

Отрывок, характеризующий Лазурный Берег

– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.


Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.

Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо:
«По причине болезненных ваших припадков, извольте, ваше высокопревосходительство, с получения сего, отправиться в Калугу, где и ожидайте дальнейшего повеления и назначения от его императорского величества».
Но вслед за отсылкой Бенигсена к армии приехал великий князь Константин Павлович, делавший начало кампании и удаленный из армии Кутузовым. Теперь великий князь, приехав к армии, сообщил Кутузову о неудовольствии государя императора за слабые успехи наших войск и за медленность движения. Государь император сам на днях намеревался прибыть к армии.
Старый человек, столь же опытный в придворном деле, как и в военном, тот Кутузов, который в августе того же года был выбран главнокомандующим против воли государя, тот, который удалил наследника и великого князя из армии, тот, который своей властью, в противность воле государя, предписал оставление Москвы, этот Кутузов теперь тотчас же понял, что время его кончено, что роль его сыграна и что этой мнимой власти у него уже нет больше. И не по одним придворным отношениям он понял это. С одной стороны, он видел, что военное дело, то, в котором он играл свою роль, – кончено, и чувствовал, что его призвание исполнено. С другой стороны, он в то же самое время стал чувствовать физическую усталость в своем старом теле и необходимость физического отдыха.
29 ноября Кутузов въехал в Вильно – в свою добрую Вильну, как он говорил. Два раза в свою службу Кутузов был в Вильне губернатором. В богатой уцелевшей Вильне, кроме удобств жизни, которых так давно уже он был лишен, Кутузов нашел старых друзей и воспоминания. И он, вдруг отвернувшись от всех военных и государственных забот, погрузился в ровную, привычную жизнь настолько, насколько ему давали покоя страсти, кипевшие вокруг него, как будто все, что совершалось теперь и имело совершиться в историческом мире, нисколько его не касалось.
Чичагов, один из самых страстных отрезывателей и опрокидывателей, Чичагов, который хотел сначала сделать диверсию в Грецию, а потом в Варшаву, но никак не хотел идти туда, куда ему было велено, Чичагов, известный своею смелостью речи с государем, Чичагов, считавший Кутузова собою облагодетельствованным, потому что, когда он был послан в 11 м году для заключения мира с Турцией помимо Кутузова, он, убедившись, что мир уже заключен, признал перед государем, что заслуга заключения мира принадлежит Кутузову; этот то Чичагов первый встретил Кутузова в Вильне у замка, в котором должен был остановиться Кутузов. Чичагов в флотском вицмундире, с кортиком, держа фуражку под мышкой, подал Кутузову строевой рапорт и ключи от города. То презрительно почтительное отношение молодежи к выжившему из ума старику выражалось в высшей степени во всем обращении Чичагова, знавшего уже обвинения, взводимые на Кутузова.
Разговаривая с Чичаговым, Кутузов, между прочим, сказал ему, что отбитые у него в Борисове экипажи с посудою целы и будут возвращены ему.
– C'est pour me dire que je n'ai pas sur quoi manger… Je puis au contraire vous fournir de tout dans le cas meme ou vous voudriez donner des diners, [Вы хотите мне сказать, что мне не на чем есть. Напротив, могу вам служить всем, даже если бы вы захотели давать обеды.] – вспыхнув, проговорил Чичагов, каждым словом своим желавший доказать свою правоту и потому предполагавший, что и Кутузов был озабочен этим самым. Кутузов улыбнулся своей тонкой, проницательной улыбкой и, пожав плечами, отвечал: – Ce n'est que pour vous dire ce que je vous dis. [Я хочу сказать только то, что говорю.]
В Вильне Кутузов, в противность воле государя, остановил большую часть войск. Кутузов, как говорили его приближенные, необыкновенно опустился и физически ослабел в это свое пребывание в Вильне. Он неохотно занимался делами по армии, предоставляя все своим генералам и, ожидая государя, предавался рассеянной жизни.
Выехав с своей свитой – графом Толстым, князем Волконским, Аракчеевым и другими, 7 го декабря из Петербурга, государь 11 го декабря приехал в Вильну и в дорожных санях прямо подъехал к замку. У замка, несмотря на сильный мороз, стояло человек сто генералов и штабных офицеров в полной парадной форме и почетный караул Семеновского полка.
Курьер, подскакавший к замку на потной тройке, впереди государя, прокричал: «Едет!» Коновницын бросился в сени доложить Кутузову, дожидавшемуся в маленькой швейцарской комнатке.
Через минуту толстая большая фигура старика, в полной парадной форме, со всеми регалиями, покрывавшими грудь, и подтянутым шарфом брюхом, перекачиваясь, вышла на крыльцо. Кутузов надел шляпу по фронту, взял в руки перчатки и бочком, с трудом переступая вниз ступеней, сошел с них и взял в руку приготовленный для подачи государю рапорт.
Беготня, шепот, еще отчаянно пролетевшая тройка, и все глаза устремились на подскакивающие сани, в которых уже видны были фигуры государя и Волконского.
Все это по пятидесятилетней привычке физически тревожно подействовало на старого генерала; он озабоченно торопливо ощупал себя, поправил шляпу и враз, в ту минуту как государь, выйдя из саней, поднял к нему глаза, подбодрившись и вытянувшись, подал рапорт и стал говорить своим мерным, заискивающим голосом.
Государь быстрым взглядом окинул Кутузова с головы до ног, на мгновенье нахмурился, но тотчас же, преодолев себя, подошел и, расставив руки, обнял старого генерала. Опять по старому, привычному впечатлению и по отношению к задушевной мысли его, объятие это, как и обыкновенно, подействовало на Кутузова: он всхлипнул.
Государь поздоровался с офицерами, с Семеновским караулом и, пожав еще раз за руку старика, пошел с ним в замок.
Оставшись наедине с фельдмаршалом, государь высказал ему свое неудовольствие за медленность преследования, за ошибки в Красном и на Березине и сообщил свои соображения о будущем походе за границу. Кутузов не делал ни возражений, ни замечаний. То самое покорное и бессмысленное выражение, с которым он, семь лет тому назад, выслушивал приказания государя на Аустерлицком поле, установилось теперь на его лице.
Когда Кутузов вышел из кабинета и своей тяжелой, ныряющей походкой, опустив голову, пошел по зале, чей то голос остановил его.
– Ваша светлость, – сказал кто то.
Кутузов поднял голову и долго смотрел в глаза графу Толстому, который, с какой то маленькою вещицей на серебряном блюде, стоял перед ним. Кутузов, казалось, не понимал, чего от него хотели.
Вдруг он как будто вспомнил: чуть заметная улыбка мелькнула на его пухлом лице, и он, низко, почтительно наклонившись, взял предмет, лежавший на блюде. Это был Георгий 1 й степени.


На другой день были у фельдмаршала обед и бал, которые государь удостоил своим присутствием. Кутузову пожалован Георгий 1 й степени; государь оказывал ему высочайшие почести; но неудовольствие государя против фельдмаршала было известно каждому. Соблюдалось приличие, и государь показывал первый пример этого; но все знали, что старик виноват и никуда не годится. Когда на бале Кутузов, по старой екатерининской привычке, при входе государя в бальную залу велел к ногам его повергнуть взятые знамена, государь неприятно поморщился и проговорил слова, в которых некоторые слышали: «старый комедиант».
Неудовольствие государя против Кутузова усилилось в Вильне в особенности потому, что Кутузов, очевидно, не хотел или не мог понимать значение предстоящей кампании.
Когда на другой день утром государь сказал собравшимся у него офицерам: «Вы спасли не одну Россию; вы спасли Европу», – все уже тогда поняли, что война не кончена.
Один Кутузов не хотел понимать этого и открыто говорил свое мнение о том, что новая война не может улучшить положение и увеличить славу России, а только может ухудшить ее положение и уменьшить ту высшую степень славы, на которой, по его мнению, теперь стояла Россия. Он старался доказать государю невозможность набрания новых войск; говорил о тяжелом положении населений, о возможности неудач и т. п.
При таком настроении фельдмаршал, естественно, представлялся только помехой и тормозом предстоящей войны.
Для избежания столкновений со стариком сам собою нашелся выход, состоящий в том, чтобы, как в Аустерлице и как в начале кампании при Барклае, вынуть из под главнокомандующего, не тревожа его, не объявляя ему о том, ту почву власти, на которой он стоял, и перенести ее к самому государю.
С этою целью понемногу переформировался штаб, и вся существенная сила штаба Кутузова была уничтожена и перенесена к государю. Толь, Коновницын, Ермолов – получили другие назначения. Все громко говорили, что фельдмаршал стал очень слаб и расстроен здоровьем.
Ему надо было быть слабым здоровьем, для того чтобы передать свое место тому, кто заступал его. И действительно, здоровье его было слабо.
Как естественно, и просто, и постепенно явился Кутузов из Турции в казенную палату Петербурга собирать ополчение и потом в армию, именно тогда, когда он был необходим, точно так же естественно, постепенно и просто теперь, когда роль Кутузова была сыграна, на место его явился новый, требовавшийся деятель.
Война 1812 го года, кроме своего дорогого русскому сердцу народного значения, должна была иметь другое – европейское.
За движением народов с запада на восток должно было последовать движение народов с востока на запад, и для этой новой войны нужен был новый деятель, имеющий другие, чем Кутузов, свойства, взгляды, движимый другими побуждениями.
Александр Первый для движения народов с востока на запад и для восстановления границ народов был так же необходим, как необходим был Кутузов для спасения и славы России.
Кутузов не понимал того, что значило Европа, равновесие, Наполеон. Он не мог понимать этого. Представителю русского народа, после того как враг был уничтожен, Россия освобождена и поставлена на высшую степень своей славы, русскому человеку, как русскому, делать больше было нечего. Представителю народной войны ничего не оставалось, кроме смерти. И он умер.


Пьер, как это большею частью бывает, почувствовал всю тяжесть физических лишений и напряжений, испытанных в плену, только тогда, когда эти напряжения и лишения кончились. После своего освобождения из плена он приехал в Орел и на третий день своего приезда, в то время как он собрался в Киев, заболел и пролежал больным в Орле три месяца; с ним сделалась, как говорили доктора, желчная горячка. Несмотря на то, что доктора лечили его, пускали кровь и давали пить лекарства, он все таки выздоровел.
Все, что было с Пьером со времени освобождения и до болезни, не оставило в нем почти никакого впечатления. Он помнил только серую, мрачную, то дождливую, то снежную погоду, внутреннюю физическую тоску, боль в ногах, в боку; помнил общее впечатление несчастий, страданий людей; помнил тревожившее его любопытство офицеров, генералов, расспрашивавших его, свои хлопоты о том, чтобы найти экипаж и лошадей, и, главное, помнил свою неспособность мысли и чувства в то время. В день своего освобождения он видел труп Пети Ростова. В тот же день он узнал, что князь Андрей был жив более месяца после Бородинского сражения и только недавно умер в Ярославле, в доме Ростовых. И в тот же день Денисов, сообщивший эту новость Пьеру, между разговором упомянул о смерти Элен, предполагая, что Пьеру это уже давно известно. Все это Пьеру казалось тогда только странно. Он чувствовал, что не может понять значения всех этих известий. Он тогда торопился только поскорее, поскорее уехать из этих мест, где люди убивали друг друга, в какое нибудь тихое убежище и там опомниться, отдохнуть и обдумать все то странное и новое, что он узнал за это время. Но как только он приехал в Орел, он заболел. Проснувшись от своей болезни, Пьер увидал вокруг себя своих двух людей, приехавших из Москвы, – Терентия и Ваську, и старшую княжну, которая, живя в Ельце, в имении Пьера, и узнав о его освобождении и болезни, приехала к нему, чтобы ходить за ним.
Во время своего выздоровления Пьер только понемногу отвыкал от сделавшихся привычными ему впечатлений последних месяцев и привыкал к тому, что его никто никуда не погонит завтра, что теплую постель его никто не отнимет и что у него наверное будет обед, и чай, и ужин. Но во сне он еще долго видел себя все в тех же условиях плена. Так же понемногу Пьер понимал те новости, которые он узнал после своего выхода из плена: смерть князя Андрея, смерть жены, уничтожение французов.
Радостное чувство свободы – той полной, неотъемлемой, присущей человеку свободы, сознание которой он в первый раз испытал на первом привале, при выходе из Москвы, наполняло душу Пьера во время его выздоровления. Он удивлялся тому, что эта внутренняя свобода, независимая от внешних обстоятельств, теперь как будто с излишком, с роскошью обставлялась и внешней свободой. Он был один в чужом городе, без знакомых. Никто от него ничего не требовал; никуда его не посылали. Все, что ему хотелось, было у него; вечно мучившей его прежде мысли о жене больше не было, так как и ее уже не было.
– Ах, как хорошо! Как славно! – говорил он себе, когда ему подвигали чисто накрытый стол с душистым бульоном, или когда он на ночь ложился на мягкую чистую постель, или когда ему вспоминалось, что жены и французов нет больше. – Ах, как хорошо, как славно! – И по старой привычке он делал себе вопрос: ну, а потом что? что я буду делать? И тотчас же он отвечал себе: ничего. Буду жить. Ах, как славно!
То самое, чем он прежде мучился, чего он искал постоянно, цели жизни, теперь для него не существовало. Эта искомая цель жизни теперь не случайно не существовала для него только в настоящую минуту, но он чувствовал, что ее нет и не может быть. И это то отсутствие цели давало ему то полное, радостное сознание свободы, которое в это время составляло его счастие.
Он не мог иметь цели, потому что он теперь имел веру, – не веру в какие нибудь правила, или слова, или мысли, но веру в живого, всегда ощущаемого бога. Прежде он искал его в целях, которые он ставил себе. Это искание цели было только искание бога; и вдруг он узнал в своем плену не словами, не рассуждениями, но непосредственным чувством то, что ему давно уж говорила нянюшка: что бог вот он, тут, везде. Он в плену узнал, что бог в Каратаеве более велик, бесконечен и непостижим, чем в признаваемом масонами Архитектоне вселенной. Он испытывал чувство человека, нашедшего искомое у себя под ногами, тогда как он напрягал зрение, глядя далеко от себя. Он всю жизнь свою смотрел туда куда то, поверх голов окружающих людей, а надо было не напрягать глаз, а только смотреть перед собой.
Он не умел видеть прежде великого, непостижимого и бесконечного ни в чем. Он только чувствовал, что оно должно быть где то, и искал его. Во всем близком, понятном он видел одно ограниченное, мелкое, житейское, бессмысленное. Он вооружался умственной зрительной трубой и смотрел в даль, туда, где это мелкое, житейское, скрываясь в тумане дали, казалось ему великим и бесконечным оттого только, что оно было неясно видимо. Таким ему представлялась европейская жизнь, политика, масонство, философия, филантропия. Но и тогда, в те минуты, которые он считал своей слабостью, ум его проникал и в эту даль, и там он видел то же мелкое, житейское, бессмысленное. Теперь же он выучился видеть великое, вечное и бесконечное во всем, и потому естественно, чтобы видеть его, чтобы наслаждаться его созерцанием, он бросил трубу, в которую смотрел до сих пор через головы людей, и радостно созерцал вокруг себя вечно изменяющуюся, вечно великую, непостижимую и бесконечную жизнь. И чем ближе он смотрел, тем больше он был спокоен и счастлив. Прежде разрушавший все его умственные постройки страшный вопрос: зачем? теперь для него не существовал. Теперь на этот вопрос – зачем? в душе его всегда готов был простой ответ: затем, что есть бог, тот бог, без воли которого не спадет волос с головы человека.


Пьер почти не изменился в своих внешних приемах. На вид он был точно таким же, каким он был прежде. Так же, как и прежде, он был рассеян и казался занятым не тем, что было перед глазами, а чем то своим, особенным. Разница между прежним и теперешним его состоянием состояла в том, что прежде, когда он забывал то, что было перед ним, то, что ему говорили, он, страдальчески сморщивши лоб, как будто пытался и не мог разглядеть чего то, далеко отстоящего от него. Теперь он так же забывал то, что ему говорили, и то, что было перед ним; но теперь с чуть заметной, как будто насмешливой, улыбкой он всматривался в то самое, что было перед ним, вслушивался в то, что ему говорили, хотя очевидно видел и слышал что то совсем другое. Прежде он казался хотя и добрым человеком, но несчастным; и потому невольно люди отдалялись от него. Теперь улыбка радости жизни постоянно играла около его рта, и в глазах его светилось участие к людям – вопрос: довольны ли они так же, как и он? И людям приятно было в его присутствии.
Прежде он много говорил, горячился, когда говорил, и мало слушал; теперь он редко увлекался разговором и умел слушать так, что люди охотно высказывали ему свои самые задушевные тайны.
Княжна, никогда не любившая Пьера и питавшая к нему особенно враждебное чувство с тех пор, как после смерти старого графа она чувствовала себя обязанной Пьеру, к досаде и удивлению своему, после короткого пребывания в Орле, куда она приехала с намерением доказать Пьеру, что, несмотря на его неблагодарность, она считает своим долгом ходить за ним, княжна скоро почувствовала, что она его любит. Пьер ничем не заискивал расположения княжны. Он только с любопытством рассматривал ее. Прежде княжна чувствовала, что в его взгляде на нее были равнодушие и насмешка, и она, как и перед другими людьми, сжималась перед ним и выставляла только свою боевую сторону жизни; теперь, напротив, она чувствовала, что он как будто докапывался до самых задушевных сторон ее жизни; и она сначала с недоверием, а потом с благодарностью выказывала ему затаенные добрые стороны своего характера.