Лакан, Жак
Жак-Мари-Эмиль Лакан | |
Jacques-Marie-Émile Lacan | |
Jacques Lacan portrait by Paul Loboda be.net/Loboda_Paul | |
Дата рождения: | |
---|---|
Место рождения: | |
Дата смерти: |
9 сентября 1981 (80 лет) |
Место смерти: | |
Гражданство: | |
Род деятельности: | |
Годы творчества: |
1930—1981 |
Жак Мари́ Эми́ль Лака́н (фр. Jacques-Marie-Émile Lacan; 13 апреля 1901, Париж, Франция — 9 сентября 1981, там же) — французский философ (фрейдист, структуралист, постструктуралист) и психиатр. Одна из самых влиятельных фигур в истории психоанализа.
Содержание
Биография
Жак Мария Эмиль Лакан родился в Париже в семье зажиточного торговца уксусом. Получил традиционное католическое воспитание и классическое образование в иезуитском колледже святого Станислава. В университете изучал медицину, специализировался на психиатрии. Учителем Лакана был исследователь паранойяльного бреда и психического автоматизма Клерамбо. Жак Лакан начинал как практикующий врач-психиатр. С 1931 он получает диплом судебного психиатра, в 1932 защищает диссертацию «О паранойяльном психозе и его отношении к личности», которая становится местом встречи психиатрии, психоанализа, сюрреализма и философии. Позднее его диссертация была опубликована в ряде научных журналов. Особенно сильное впечатление она произвела на знаменитого на тот момент испанского художника - сюрреалиста Сальвадора Дали, который по прочтении написал картину "Гнилой Осёл" ("Тлеющий Осёл"). В 1932 году Жак Лакан защитил диссертацию о параноидальных расстройствах.
В 1934 году Жак Лакан женится на Мари-Луиз Блонден, от которой у него родились дочь Каролина (1934) и сын Тибо (1939). После смерти первой жены, в 1953 году Лакан женился вторично, на Сильвии Батай, бывшей жене Жоржа Батая. Их дочь Жюдит (род. 1941) впоследствии стала женой Ж.-А. Миллера, одного из самых известных последователей и исследователей, признанного "лаканиста". Во время Второй Мировой Войны Жак Лакан работает в военном госпитале и не пишет ни строчки. После окончания войны он отправляется в Англию.
В 1953 году он выходит из Международной психоаналитической ассоциации и становится участником Французского психоаналитического общества. Через десять лет порвал с ортодоксальным психоанализом и основал Парижскую школу фрейдизма, которой и руководил почти до самой смерти.
Он во многом определил образ французского психоанализа и его специфику на фоне других психоаналитических подходов.
Лакан предпочитал излагать свои идеи не на бумаге, но устно, на семинарах, материалы которых стали публиковаться только в конце его жизни.
Основные сочинения: «Функция и поле речи и языка в психоанализе», «Тексты», «Семинары Жака Лакана».
Основные идеи Лакана
Жак Мария Эмиль Лакан во многом определил образ французского психоанализа и его специфику на фоне других психоаналитических подходов. Описать его творчество – значит попытаться объять необъятное. К многогранности его исследований, а также к туманности самих выводов (в силу неразработанности данной темы на то время), стоит добавить и отсутствие полноценных письменных трудов. Жак Лакан предпочитал излагать свои идеи не на бумаге, а устно, на семинарах, материалы которых стали публиковаться только в конце его жизни. Из основных его сочинений наиболее известны "Функция и поле речи и языка в психоанализе", "Тексты", "Семинары Жака Лакана".
Главная заслуга Лакана состоит в структуралистской ревизии фрейдовского психоанализа. Это происходило у него в три стадии:
- предструктуралистскую (1930-е — 1940-е), когда на него влияла диалектика Г. Гегеля и А. Кожева и творчество художников-сюрреалистов,
- структуралистскую (1950-е — 1960-е), когда Лакан переосмыслил с позиций фрейдизма взгляды К. Леви-Стросса, а также лингвистов Ф. де Соссюра, Н. С. Трубецкого, Р. О. Якобсона;
- постструктуралистскую (1960-е — 1970-е), когда Лакан стал делать акцент на том, что не поддаётся символизации.
В своих исследованиях Жак Лакан никогда не терял из виду ориентацию на психоаналитическую практику и одной из главных своих целей ставил понимание того, что, собственно, происходит в процессе анализа. Свою концепцию Жак Лакан разрабатывал под влиянием М. Хайдеггера и К. Леви-Строса, которые привлекли его внимание проблемой истины, бытия и структурной теории языка.
Всё начинается с того, что Лакана как психиатра не устраивали устаревшие и потому не соответствовавшие истине методы психиатрии того времени. Корень зла Лакан усмотрел в неадекватной трактовке фрейдизма, отчего целью его исследований стал буквальный «возврат к Фрейду». Сам Фрейд считал, что проблема личности – в утрате сознанием универсальности, в непрозрачности для самого себя. На этой основе, на основе общей философии фрейдизма Лакан пытается обосновать возможность лечения психических заболеваний диагностикой речевых нарушений. Этот структуралистский подход и объясняет новизну идей Лакана.
Жак Лакан серьёзно оппонировал естественно-научному психологическому подходу, при котором человек описывается как объект, подобный другим объектам мира, представленным сознанию и изучению. Вопрос о субъекте как субъекте стоит в центре лакановского творчества.
Тексты Лакана являются своеобразным феноменом словесности: помимо последовательно проводимых научных и философских выкладок, в них много юмора, колкостей, провокаций, нарочитых недосказанностей. Например, у Лакана есть ряд максим, которые не имеют раз и навсегда установленный смысл, но к которым он сам возвращается, по-разному их интерпретируя, например «человеческое желание есть желание Другого», «любить — значит не давать то, что имеешь, а давать то, чего не имеешь», «чувства всегда взаимны» и т. д. Однако надо понимать, что у Лакана не было цели усложнить психоанализ и работу аналитика — наоборот, он стремился внести ясность в эту область, заросшую со времён Фрейда неопределённостями, мифами и непониманием.
Идеи Лакана повлияли не только на психоанализ, но и на философию, социологию, культурологию, кино- и искусствоведение.
Воображаемое — Символическое — Реальное
Сам Лакан считал базовой для своего учения схему «воображаемое» — «символическое» — «реальное», которую он начал разрабатывать с 1953 года и подробно изложил на своём самом знаменитом семинаре (1974—1975). Эту схему он обычно представлял в виде математической модели «колец Борромео». Интересно, что размыкание одного из них неминуемо приведёт к распаду всей конструкции.
«Воображаемое» — это действия другого человека, от которого субъект пытается психологически защититься и поэтому создаёт целостный, но иллюзорный образ собственного «Я».
Одна из первых стадий становления этого образа – стадии зеркала. Это — одно из первых дополнений Лакана к мыслям Фрейда. Стадия зеркала — это ранняя стадия самоидентификации ребёнка 6-18 месяцев, когда он начинает узнавать себя в зеркале, выстраивать и интегрировать собственный образ в воображаемом, но в реальности не обладает ещё полной властью над собственным телом и его разрозненными проявлениями. Из этой несостыковки Лакан делает разнообразные выводы о природе человека. Вообще Лакан любил обращаться для разъяснения своих идей к образам топологии, порой трактуя её весьма фантазийным образом. В книге «Интеллектуальные уловки. Критика современной философии постмодерна» Жана Брикмона и Алена Сокала[1] отмечаются ошибки Лакана в использовании образов математики.
«Символическое» — это другой человек сам по себе.
«Реальное» – это то, как сам субъект воспринимает эти события, его собственная реальность.
Эти понятия позволяют субъекту постоянно синтезировать прошлое и настоящее. На стыке этих понятий образуются основные человеческие чувства: воображаемое + реальное = ненависть; реальное + символическое = невежество; воображаемое + символическое = любовь. Именно поэтому Жак Лакан и считает эти понятия основой нашего Бытия.
Проявления символического заключены в некоем бессознательном феномене, в результате воздействия речи на субъект. Речь при этом служит интерпретацией чего-то до конца не интерпретируемого, но взывающего к интерпретации. Это обусловливало интерес Лакана к лингвистике и к фундаментальным проблемам знака и означивания. Стремясь к рациональному истолкованию этого бессознательного, Лакан углубляется в изучение роли языка и символа. Лакан толкует функцию речи как универсальный источник креативности, поскольку это – речь ДРУГОГО ЧЕЛОВЕКА, который обладает своей, другой и субъективной реальностью. Именно посредством речи, языка и лингвистики человек, по мнению Лакана, способен узнавать других людей и быть узнанным самим. Т. о., Лакан признает приоритет языка по отношению к бессознательному, что находит отражение в формуле: бессознательное организовано как язык.
Эту Схему трёх регистров Лакан применял к самому себе: первый этап, доструктуралистский был посвящён «воображаемому», второй этап, структуралистский, — «символическому», третий этап, постструктуралистский, — «реальному»; в некотором отношении это соответствовало триаде Фрейда «Я» — «Сверх-Я» — «Оно».
В целом, Мысль и Бытие по Жаку Лакану не тождественны, поскольку они по-разному определяются языком и бессознательным. В своих исследованиях Жак Лакан стремится превратить психоанализ в строгую социальную и гуманитарную науку, опирающуюся на лингвистические и логико-математические понятия. В отличие от Фрейда, который в своих исследованиях сознательно избегал философии, Жак Лакан придает психоанализу философское измерение. Однако, в целом, в исследованиях Жака Лакана допущены серьёзные неточности, нестрогое использование понятий, вследствие чего некоторые его положения и выводы выглядят не вполне обоснованными и убедительными, а его концепция в целом оказывается непоследовательной и противоречивой.
Критика
Самой жестокой критике Лакана, как и многих других философов, подвергали позитивисты — исследователи из области точных наук. Например, Алан Сокал и Жан Брикмон в своей книге «Интеллектуальные уловки» наряду с критикой других постструктуралистов осуждают ту вольность, с которой Лакан оперирует терминами, заимствованными из различных областей математики, таких как, например, топология, обвиняя его в «поверхностной эрудиции» и злоупотреблениями научными понятиями, которые он, в сущности, не понимает. Малькольм Боуи высказывает мысль, что Лакан «как и все люди, рьяно противостоящие какой бы то ни было тотализиции (полной картине), в том, что мы называем гуманитарными науками, — обладал этой фатальной слабостью — любовью к системе». Некоторые из критиков-позитивистов отвергают работы Лакана полностью, не ограничиваясь акцентами на несостоятельности и противоречивости использования математической терминологии. Ричард Докинз в рецензии к книге Сокала и Брикмона «Интеллектуальные уловки» в связи с Лаканом говорит: «Для гарантии того, что автор всего этого — шарлатан, нам, в сущности, и не нужен математический кругозор Сокала и Брикмона. Возможно, он прав относительно вещей, не касающихся науки? Но, на мой взгляд, философ, приравнивающий эректильный орган квадратному корню из минус единицы, полностью теряет доверие, когда дело доходит до вещей, о которых я не имею вообще какого бы то ни было представления». Франсуа Рустанг отзывается о текстах Лакана не иначе как о «бессвязной системе псевдонаучной тарабарщины» и приводит цитату Ноама Хомского, в которой тот описывает Лакана как «забавного и сознательного шарлатана». Впрочем, другие учёные, например, Луи-Густав Вапро, с серьёзным интересом относятся к попыткам Лакана концептуализировать психоанализ при помощи математики.
Иного рода критике подвергали Лакана близкие к нему по мысли философы. Например, 15 марта 1980 года французский философ Луи Альтюссер на заседании Парижской школы Фрейда назвал Лакана «великолепным и жалким Арлекином»[2]. Впрочем, сам же Альтюссер предложил многое для популяризации идей и подходов Лакана.
Сегодня, несмотря на критику со стороны позитивистов, идеи Лакана получили широкое хождение не только в психоанализе, но и в философии и критике культуры (в том числе предлагая критический взгляд на саму позитивистскую науку).
Книги на русском языке
- Лакан Ж. [anthropology.rinet.ru/old/library/lakan-soder.htm Функция и поле речи и языка в психоанализе]. — М: Гнозис, 1995.
- Лакан Ж. [filosof.historic.ru/books/item/f00/s01/z0001008/index.shtml Инстанция буквы в бессознательном или судьба разума после Фрейда]. — М: Русское феноменологическое общество/Логос, 1997.
- [filosof.historic.ru/books/item/f00/s00/z0000685/index.shtml О бессмыслице и структуре бога]
- Лакан Ж. Семинары. Книга 1: Работы Фрейда по технике психоанализа (1953/54). — М.: Гнозис/Логос, 1998.
- Лакан Ж. Семинары. Книга 2: «Я» в теории Фрейда и в технике психоанализа (1954/55). — М.: Гнозис/Логос, 1999.
- Лакан Ж. Семинары. Книга 5: Образования бессознательного (1957/58). — М.: Гнозис/Логос, 2002.
- Лакан Ж. Семинары. Книга 7: Этика психоанализа (1959/60). — М.: Гнозис/Логос, 2006.
- Лакан Ж. Семинары. Книга 10: Тревога (1962/63). — М.: Гнозис/Логос.
- Лакан Ж. Семинары. Книга 11: Четыре основные понятия психоанализа (1964). — М.: Гнозис/Логос, 2004.
- [www.politizdat.ru/book/516/ Лакан Ж. Семинары. Книга 17: Изнанка психоанализа (1969/70). — М.: Гнозис/Логос, 2008.]
- Лакан Ж. Имена — Отца. — М: Гнозис/Логос, 2005.
Семинары
- Lacan, Jacques. L’Homme aux Loups. Séminaire 1951—1952. / Lacan J. Écrits techniques. — Paris: A.L.I., 1999. — P. 481—496.
- Lacan, Jacques. L’Homme aux rats. Séminaire 1952—1953.
- Lacan, Jacques. Les écrits techniques de Freud. Séminaire 1953—1954. — Paris: A.L.I., 1999.
- Lacan, Jacques. Le moi dans la théorie de Freud et dans la technique de la psychanalyse. Séminaire 1954—1955. — Paris: A.L.I.
- Lacan, Jacques. Les structures freudiennes des psychoses. Séminaire 1955—1956. — Paris: A.L.I., 1999.
- Lacan, Jacques. La relation d’objet. Séminaire 1956—1957. — Paris: A.L.I.
- Lacan, Jacques. Les formations de l’inconscient. Séminaire 1957—1958. — Paris: A.L.I.
- Lacan, Jacques. Le désir et son interprétation. Séminaire 1958—1959. — Paris: A.L.I., 2005. — P. 576.
- Lacan, Jacques. L’ethique de la psychanalyse. Séminaire 1959—1960. — Paris: A.F.I., 1999. — P. 590.
- Lacan, Jacques. Le transfert, dans sa disparité subjective, sa prétendue situation, ses excursions techniques. Séminaire 1960—1961. [www.ecole-lacanienne.net/documents/transfert.doc — Paris: EPEL, 1991.]
- Lacan, Jacques. L’identification. Séminaire 1959—1960. — Paris: A.L.I.
- Lacan, Jacques. L’angoisse. Séminaire 1962—1963. — Paris: A.L.I., 2007. — P. 408.
- Lacan, Jacques. Les quatre concepts fondamentaux de la psychanalyse. Séminaire 1964. — Paris: A.L.I., 2007. — P. 318.
- Lacan, Jacques. Problèmes cruciaux pour la psychanalyse. Séminaire 1964—1965. — Paris: A.L.I.
- Lacan, Jacques. L’objet de la psychanalyse. Séminaire 1965—1966. — Paris: A.L.I.
- Lacan, Jacques. La logique du phantasme. Séminaire 1966—1967. — Paris: A.L.I.
- Lacan, Jacques. L’acte analytique. Séminaire 1967—1968. [www.ecole-lacanienne.net/seminaireXVbis.php — Paris: EPEL, 1998.]
- Lacan, Jacques. D’un Autre à l’autre. Séminaire 1968—1969. — Paris: A.L.I.
- Lacan, Jacques. L’envers de la psychanalyse. Séminaire 1969—1970. — Paris: A.L.I., 2006. — P. 318.
- Lacan, Jacques. D’un discours qui ne serait pas du semblant Séminaire 1970—1971. [www.amazon.fr/Dun-discours-qui-serait-semblant/dp/B000WSIYEO/ref=sr_1_14?ie=UTF8&s=books&qid=1224809052&sr=1-14 — Paris: A.L.I., 2001.]
- Lacan, Jacques. Le savoir du psychanalyste. Séminaire 1971—1972. [www.amazon.fr/savoir-psychanalyste-S%C3%A9minaire-1971-1972/dp/B000WSH5W6/ref=sr_1_10?ie=UTF8&s=books&qid=1224810210&sr=1-10 — Paris: A.L.I., 2001. — P. 128.]
- Lacan, Jacques. … ou pire. Séminaire 1971—1972. — Paris: A.L.I., 2000. — P. 188.
- Lacan, Jacques. Encore. Séminaire 1972—1973. — Paris: A.L.I.
- Lacan, Jacques. Les non-duper errent. Séminaire 1973—1974. [www.amazon.fr/non-dupes-errent-S%C3%A9minaire-1973-1974/dp/B000WSDD4K/ref=sr_1_16?ie=UTF8&s=books&qid=1224809052&sr=1-16 — Paris: A.L.I., 2001. — P. 256.]
- Lacan, Jacques. R.S.I. Séminaire 1974—1975. — Paris: A.L.I., 2002. — P. 212.
- Lacan, Jacques. Le sinthome. Séminaire 1975—1976. — Paris: A.L.I., 2001. — P. 188.
- Lacan, Jacques. L’insu que sait de l’une-bévue s’aile à mourre. Séminaire 1976—1977. — Paris: A.L.I., 2005. — P. 136.
- Lacan, Jacques. Le moment de conclure. Séminaire 1977—1978. — Paris: A.L.I., 2004. — P. 128.
- Lacan, Jacques. La topologie et le temps. Séminaire 1978—1979. — Paris: A.L.I.
- Lacan, Jacques. Dissolution. Séminaire 1980. [www.ecole-lacanienne.net/seminaireXXVII.php — Paris: EPEL.]
Напишите отзыв о статье "Лакан, Жак"
Примечания
Литература
- [www.freudien.com/id-4/id-3/die-wege-der-symptombildung.html Ж.-А. Миллер - Семинар в Барселоне, посвященный лекции Фрейда Die Wege der Symptombildung]
- [www.freudien.com/id-4/id-3/id.html Ж.А. Миллер "Читать симптом"]
- Автономова Н. С. Психоаналитическая концепция Жака Лакана. — «ВФ», 1973, № 11
- Автономова Н. С. Лакан: возрождение или конец психоанализа? — В кн.: Бессознательное: природа, функции, методы исследования, т. 4. М., 1985
- Автономова Н. С. Структуралистский психоанализ Ж. Лакана, Французская философия сегодня. М., 1989
- Качалов П. Лакан: заблуждение тех, кто не считает себя обманутым. — «Логос», 1992, № 3
- Автономова Н. С. Лакан / Новая философская энциклопедия т.2 — М.: Мысль, 2001
- Бессознательное: его открытие, его проявления. От Фрейда к Лакану. (Коллоквиум Московского круга). М., 1992
- Жижек С. Возвышенный объект идеологии. М., 1999.
- Дьяков А. В. [www.jkhora.narod.ru/diakoff-lacan.pdf Жак Лакан : фигура философа]. — М.: Территория будущего, 2010. — 558 с. — (Университетская библиотека Александра Погорельского. Серия Философия). — 1000 экз. — ISBN 978-5-91129-055-9.
- Мазин В. Введение в Лакана. — М.: Прагматика культуры, 2004. Нежин: «Аспект-Полiграф», 2010. Издание второе дополненное.
- Мазин В. Стадия зеркала Жака Лакана. — СПб.: «Алетейя», 2005. — (Серия «Лакановские тетради»).
- Бенвенуто С. Мечта Лакана. — СПб.: «Алетейя», 2006. — (Серия «Лакановские тетради»).
- Лакан и космос (В.Рисков, В.Мазин, А.Черноглазов, А.Юран). — СПб.: «Алетейя», 2006. — (Серия «Лакановские тетради»).
- Мазин В. Паранойя: Шребер — Фрейд — Лакан. — СПб.: Скифия-Принт, 2009.
- Мазин В. «Лакан»//Современная западная философия. Энциклопедический словарь/Под ред. О. Хеффе, В. С. Малахова, В. П. Филатова при участии Т. А. Дмитриева. Ин-т философии. — М.: Культурная революция, 2009. — С.282-283.
- Дьяков А. В. Жак Лакан. Фигура философа. М.: Издательский дом «Территория будущего», 2010 (Серия «Университетская библиотека Александра Погорельского»).- 560 с.
- Лакановский психоанализ // Московский психотерапевтический журнал : Специальный выпуск. — М.: МГППУ, 2004. — № 3.
Лакановские школы
- Школа лакановского психоанализа
- Международная лакановская ассоциация
- Фрейдова Школа Парижа
- [www.freudien.com/ Группа Фрейдова поля- Россия]
- [www.wapol.org/fr/Template.asp Всемирная Ассоциация психоанализа]
- Школа Лаканова Поля
- [www.amp-nls.org/fr/template.php Новая лакановская школа]
- Группа лакановского психоанализа
Ссылки
- [www.freudien.com/id-3 Публикации на русском языке]
- [www.ecole-lacanienne.net/bibliotheque.php?id=10 «Весь Лакан» Письменный архив Ж. Лакана 1920—1981]/ Школа лакановского психоанализа (фр.)
- [gaogoa.free.fr/ Все семинары Жака Лакана в версии Международной Лакановской Ассоциации] (фр.)
- [www.scepsis.ru/library/id_1058.html Критика Ж. Лакана]
- [ubu.artmob.ca/sound/lacan_jacques/ Аудио и видео с Лаканом]
- [psytalk.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=308&Itemid=175 Лакановский семинар «Изнанка психоанализа»]
- [psychanalyze.me/psychanalyse-theorie/lacan-de-la-jouissance Жак Лакан, «О наслаждении» (Семинар ХХ Encore, гл.1)]
- [katooshka.ru/functions/glossary/glossary.php?cat=1&index_name=Лакановский%20психоанализ Лакановский психоанализ] (недоступная ссылка с 12-05-2013 (3993 дня))
- [philosophytoday.ru/2013/04/17/myshlenie-i-filosofiya-zhaka-lakana.html Мышление и философия Жака Лакана]
- [www.psychologies.ru/self-knowledge/smysl-zhizni/jak-lakan-zastavshiy-ya-vrasploh/ Жак Лакан, заставший «Я» врасплох]
Отрывок, характеризующий Лакан, Жак
В каменном доме, на дворе с остатками разобранного забора, выбитыми частью рамами и стеклами, помещался госпиталь. Несколько перевязанных, бледных и опухших солдат ходили и сидели на дворе на солнушке.Как только Ростов вошел в двери дома, его обхватил запах гниющего тела и больницы. На лестнице он встретил военного русского доктора с сигарою во рту. За доктором шел русский фельдшер.
– Не могу же я разорваться, – говорил доктор; – приходи вечерком к Макару Алексеевичу, я там буду. – Фельдшер что то еще спросил у него.
– Э! делай как знаешь! Разве не всё равно? – Доктор увидал подымающегося на лестницу Ростова.
– Вы зачем, ваше благородие? – сказал доктор. – Вы зачем? Или пуля вас не брала, так вы тифу набраться хотите? Тут, батюшка, дом прокаженных.
– Отчего? – спросил Ростов.
– Тиф, батюшка. Кто ни взойдет – смерть. Только мы двое с Макеевым (он указал на фельдшера) тут трепемся. Тут уж нашего брата докторов человек пять перемерло. Как поступит новенький, через недельку готов, – с видимым удовольствием сказал доктор. – Прусских докторов вызывали, так не любят союзники то наши.
Ростов объяснил ему, что он желал видеть здесь лежащего гусарского майора Денисова.
– Не знаю, не ведаю, батюшка. Ведь вы подумайте, у меня на одного три госпиталя, 400 больных слишком! Еще хорошо, прусские дамы благодетельницы нам кофе и корпию присылают по два фунта в месяц, а то бы пропали. – Он засмеялся. – 400, батюшка; а мне всё новеньких присылают. Ведь 400 есть? А? – обратился он к фельдшеру.
Фельдшер имел измученный вид. Он, видимо, с досадой дожидался, скоро ли уйдет заболтавшийся доктор.
– Майор Денисов, – повторил Ростов; – он под Молитеном ранен был.
– Кажется, умер. А, Макеев? – равнодушно спросил доктор у фельдшера.
Фельдшер однако не подтвердил слов доктора.
– Что он такой длинный, рыжеватый? – спросил доктор.
Ростов описал наружность Денисова.
– Был, был такой, – как бы радостно проговорил доктор, – этот должно быть умер, а впрочем я справлюсь, у меня списки были. Есть у тебя, Макеев?
– Списки у Макара Алексеича, – сказал фельдшер. – А пожалуйте в офицерские палаты, там сами увидите, – прибавил он, обращаясь к Ростову.
– Эх, лучше не ходить, батюшка, – сказал доктор: – а то как бы сами тут не остались. – Но Ростов откланялся доктору и попросил фельдшера проводить его.
– Не пенять же чур на меня, – прокричал доктор из под лестницы.
Ростов с фельдшером вошли в коридор. Больничный запах был так силен в этом темном коридоре, что Ростов схватился зa нос и должен был остановиться, чтобы собраться с силами и итти дальше. Направо отворилась дверь, и оттуда высунулся на костылях худой, желтый человек, босой и в одном белье.
Он, опершись о притолку, блестящими, завистливыми глазами поглядел на проходящих. Заглянув в дверь, Ростов увидал, что больные и раненые лежали там на полу, на соломе и шинелях.
– А можно войти посмотреть? – спросил Ростов.
– Что же смотреть? – сказал фельдшер. Но именно потому что фельдшер очевидно не желал впустить туда, Ростов вошел в солдатские палаты. Запах, к которому он уже успел придышаться в коридоре, здесь был еще сильнее. Запах этот здесь несколько изменился; он был резче, и чувствительно было, что отсюда то именно он и происходил.
В длинной комнате, ярко освещенной солнцем в большие окна, в два ряда, головами к стенам и оставляя проход по середине, лежали больные и раненые. Большая часть из них были в забытьи и не обратили вниманья на вошедших. Те, которые были в памяти, все приподнялись или подняли свои худые, желтые лица, и все с одним и тем же выражением надежды на помощь, упрека и зависти к чужому здоровью, не спуская глаз, смотрели на Ростова. Ростов вышел на середину комнаты, заглянул в соседние двери комнат с растворенными дверями, и с обеих сторон увидал то же самое. Он остановился, молча оглядываясь вокруг себя. Он никак не ожидал видеть это. Перед самым им лежал почти поперек середняго прохода, на голом полу, больной, вероятно казак, потому что волосы его были обстрижены в скобку. Казак этот лежал навзничь, раскинув огромные руки и ноги. Лицо его было багрово красно, глаза совершенно закачены, так что видны были одни белки, и на босых ногах его и на руках, еще красных, жилы напружились как веревки. Он стукнулся затылком о пол и что то хрипло проговорил и стал повторять это слово. Ростов прислушался к тому, что он говорил, и разобрал повторяемое им слово. Слово это было: испить – пить – испить! Ростов оглянулся, отыскивая того, кто бы мог уложить на место этого больного и дать ему воды.
– Кто тут ходит за больными? – спросил он фельдшера. В это время из соседней комнаты вышел фурштадский солдат, больничный служитель, и отбивая шаг вытянулся перед Ростовым.
– Здравия желаю, ваше высокоблагородие! – прокричал этот солдат, выкатывая глаза на Ростова и, очевидно, принимая его за больничное начальство.
– Убери же его, дай ему воды, – сказал Ростов, указывая на казака.
– Слушаю, ваше высокоблагородие, – с удовольствием проговорил солдат, еще старательнее выкатывая глаза и вытягиваясь, но не трогаясь с места.
– Нет, тут ничего не сделаешь, – подумал Ростов, опустив глаза, и хотел уже выходить, но с правой стороны он чувствовал устремленный на себя значительный взгляд и оглянулся на него. Почти в самом углу на шинели сидел с желтым, как скелет, худым, строгим лицом и небритой седой бородой, старый солдат и упорно смотрел на Ростова. С одной стороны, сосед старого солдата что то шептал ему, указывая на Ростова. Ростов понял, что старик намерен о чем то просить его. Он подошел ближе и увидал, что у старика была согнута только одна нога, а другой совсем не было выше колена. Другой сосед старика, неподвижно лежавший с закинутой головой, довольно далеко от него, был молодой солдат с восковой бледностью на курносом, покрытом еще веснушками, лице и с закаченными под веки глазами. Ростов поглядел на курносого солдата, и мороз пробежал по его спине.
– Да ведь этот, кажется… – обратился он к фельдшеру.
– Уж как просили, ваше благородие, – сказал старый солдат с дрожанием нижней челюсти. – Еще утром кончился. Ведь тоже люди, а не собаки…
– Сейчас пришлю, уберут, уберут, – поспешно сказал фельдшер. – Пожалуйте, ваше благородие.
– Пойдем, пойдем, – поспешно сказал Ростов, и опустив глаза, и сжавшись, стараясь пройти незамеченным сквозь строй этих укоризненных и завистливых глаз, устремленных на него, он вышел из комнаты.
Пройдя коридор, фельдшер ввел Ростова в офицерские палаты, состоявшие из трех, с растворенными дверями, комнат. В комнатах этих были кровати; раненые и больные офицеры лежали и сидели на них. Некоторые в больничных халатах ходили по комнатам. Первое лицо, встретившееся Ростову в офицерских палатах, был маленький, худой человечек без руки, в колпаке и больничном халате с закушенной трубочкой, ходивший в первой комнате. Ростов, вглядываясь в него, старался вспомнить, где он его видел.
– Вот где Бог привел свидеться, – сказал маленький человек. – Тушин, Тушин, помните довез вас под Шенграбеном? А мне кусочек отрезали, вот… – сказал он, улыбаясь, показывая на пустой рукав халата. – Василья Дмитриевича Денисова ищете? – сожитель! – сказал он, узнав, кого нужно было Ростову. – Здесь, здесь и Тушин повел его в другую комнату, из которой слышался хохот нескольких голосов.
«И как они могут не только хохотать, но жить тут»? думал Ростов, всё слыша еще этот запах мертвого тела, которого он набрался еще в солдатском госпитале, и всё еще видя вокруг себя эти завистливые взгляды, провожавшие его с обеих сторон, и лицо этого молодого солдата с закаченными глазами.
Денисов, закрывшись с головой одеялом, спал не постели, несмотря на то, что был 12 й час дня.
– А, Г'остов? 3до'ово, здо'ово, – закричал он всё тем же голосом, как бывало и в полку; но Ростов с грустью заметил, как за этой привычной развязностью и оживленностью какое то новое дурное, затаенное чувство проглядывало в выражении лица, в интонациях и словах Денисова.
Рана его, несмотря на свою ничтожность, все еще не заживала, хотя уже прошло шесть недель, как он был ранен. В лице его была та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах. Но не это поразило Ростова; его поразило то, что Денисов как будто не рад был ему и неестественно ему улыбался. Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общий ход дела. Когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.
Ростов заметил даже, что Денисову неприятно было, когда ему напоминали о полке и вообще о той, другой, вольной жизни, которая шла вне госпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь и интересовался только своим делом с провиантскими чиновниками. На вопрос Ростова, в каком положении было дело, он тотчас достал из под подушки бумагу, полученную из комиссии, и свой черновой ответ на нее. Он оживился, начав читать свою бумагу и особенно давал заметить Ростову колкости, которые он в этой бумаге говорил своим врагам. Госпитальные товарищи Денисова, окружившие было Ростова – вновь прибывшее из вольного света лицо, – стали понемногу расходиться, как только Денисов стал читать свою бумагу. По их лицам Ростов понял, что все эти господа уже не раз слышали всю эту успевшую им надоесть историю. Только сосед на кровати, толстый улан, сидел на своей койке, мрачно нахмурившись и куря трубку, и маленький Тушин без руки продолжал слушать, неодобрительно покачивая головой. В середине чтения улан перебил Денисова.
– А по мне, – сказал он, обращаясь к Ростову, – надо просто просить государя о помиловании. Теперь, говорят, награды будут большие, и верно простят…
– Мне просить государя! – сказал Денисов голосом, которому он хотел придать прежнюю энергию и горячность, но который звучал бесполезной раздражительностью. – О чем? Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников. Пускай судят, я никого не боюсь: я честно служил царю, отечеству и не крал! И меня разжаловать, и… Слушай, я так прямо и пишу им, вот я пишу: «ежели бы я был казнокрад…
– Ловко написано, что и говорить, – сказал Тушин. Да не в том дело, Василий Дмитрич, – он тоже обратился к Ростову, – покориться надо, а вот Василий Дмитрич не хочет. Ведь аудитор говорил вам, что дело ваше плохо.
– Ну пускай будет плохо, – сказал Денисов. – Вам написал аудитор просьбу, – продолжал Тушин, – и надо подписать, да вот с ними и отправить. У них верно (он указал на Ростова) и рука в штабе есть. Уже лучше случая не найдете.
– Да ведь я сказал, что подличать не стану, – перебил Денисов и опять продолжал чтение своей бумаги.
Ростов не смел уговаривать Денисова, хотя он инстинктом чувствовал, что путь, предлагаемый Тушиным и другими офицерами, был самый верный, и хотя он считал бы себя счастливым, ежели бы мог оказать помощь Денисову: он знал непреклонность воли Денисова и его правдивую горячность.
Когда кончилось чтение ядовитых бумаг Денисова, продолжавшееся более часа, Ростов ничего не сказал, и в самом грустном расположении духа, в обществе опять собравшихся около него госпитальных товарищей Денисова, провел остальную часть дня, рассказывая про то, что он знал, и слушая рассказы других. Денисов мрачно молчал в продолжение всего вечера.
Поздно вечером Ростов собрался уезжать и спросил Денисова, не будет ли каких поручений?
– Да, постой, – сказал Денисов, оглянулся на офицеров и, достав из под подушки свои бумаги, пошел к окну, на котором у него стояла чернильница, и сел писать.
– Видно плетью обуха не пег'ешибешь, – сказал он, отходя от окна и подавая Ростову большой конверт. – Это была просьба на имя государя, составленная аудитором, в которой Денисов, ничего не упоминая о винах провиантского ведомства, просил только о помиловании.
– Передай, видно… – Он не договорил и улыбнулся болезненно фальшивой улыбкой.
Вернувшись в полк и передав командиру, в каком положении находилось дело Денисова, Ростов с письмом к государю поехал в Тильзит.
13 го июня, французский и русский императоры съехались в Тильзите. Борис Друбецкой просил важное лицо, при котором он состоял, о том, чтобы быть причислену к свите, назначенной состоять в Тильзите.
– Je voudrais voir le grand homme, [Я желал бы видеть великого человека,] – сказал он, говоря про Наполеона, которого он до сих пор всегда, как и все, называл Буонапарте.
– Vous parlez de Buonaparte? [Вы говорите про Буонапарта?] – сказал ему улыбаясь генерал.
Борис вопросительно посмотрел на своего генерала и тотчас же понял, что это было шуточное испытание.
– Mon prince, je parle de l'empereur Napoleon, [Князь, я говорю об императоре Наполеоне,] – отвечал он. Генерал с улыбкой потрепал его по плечу.
– Ты далеко пойдешь, – сказал он ему и взял с собою.
Борис в числе немногих был на Немане в день свидания императоров; он видел плоты с вензелями, проезд Наполеона по тому берегу мимо французской гвардии, видел задумчивое лицо императора Александра, в то время как он молча сидел в корчме на берегу Немана, ожидая прибытия Наполеона; видел, как оба императора сели в лодки и как Наполеон, приставши прежде к плоту, быстрыми шагами пошел вперед и, встречая Александра, подал ему руку, и как оба скрылись в павильоне. Со времени своего вступления в высшие миры, Борис сделал себе привычку внимательно наблюдать то, что происходило вокруг него и записывать. Во время свидания в Тильзите он расспрашивал об именах тех лиц, которые приехали с Наполеоном, о мундирах, которые были на них надеты, и внимательно прислушивался к словам, которые были сказаны важными лицами. В то самое время, как императоры вошли в павильон, он посмотрел на часы и не забыл посмотреть опять в то время, когда Александр вышел из павильона. Свидание продолжалось час и пятьдесят три минуты: он так и записал это в тот вечер в числе других фактов, которые, он полагал, имели историческое значение. Так как свита императора была очень небольшая, то для человека, дорожащего успехом по службе, находиться в Тильзите во время свидания императоров было делом очень важным, и Борис, попав в Тильзит, чувствовал, что с этого времени положение его совершенно утвердилось. Его не только знали, но к нему пригляделись и привыкли. Два раза он исполнял поручения к самому государю, так что государь знал его в лицо, и все приближенные не только не дичились его, как прежде, считая за новое лицо, но удивились бы, ежели бы его не было.
Борис жил с другим адъютантом, польским графом Жилинским. Жилинский, воспитанный в Париже поляк, был богат, страстно любил французов, и почти каждый день во время пребывания в Тильзите, к Жилинскому и Борису собирались на обеды и завтраки французские офицеры из гвардии и главного французского штаба.
24 го июня вечером, граф Жилинский, сожитель Бориса, устроил для своих знакомых французов ужин. На ужине этом был почетный гость, один адъютант Наполеона, несколько офицеров французской гвардии и молодой мальчик старой аристократической французской фамилии, паж Наполеона. В этот самый день Ростов, пользуясь темнотой, чтобы не быть узнанным, в статском платье, приехал в Тильзит и вошел в квартиру Жилинского и Бориса.
В Ростове, также как и во всей армии, из которой он приехал, еще далеко не совершился в отношении Наполеона и французов, из врагов сделавшихся друзьями, тот переворот, который произошел в главной квартире и в Борисе. Все еще продолжали в армии испытывать прежнее смешанное чувство злобы, презрения и страха к Бонапарте и французам. Еще недавно Ростов, разговаривая с Платовским казачьим офицером, спорил о том, что ежели бы Наполеон был взят в плен, с ним обратились бы не как с государем, а как с преступником. Еще недавно на дороге, встретившись с французским раненым полковником, Ростов разгорячился, доказывая ему, что не может быть мира между законным государем и преступником Бонапарте. Поэтому Ростова странно поразил в квартире Бориса вид французских офицеров в тех самых мундирах, на которые он привык совсем иначе смотреть из фланкерской цепи. Как только он увидал высунувшегося из двери французского офицера, это чувство войны, враждебности, которое он всегда испытывал при виде неприятеля, вдруг обхватило его. Он остановился на пороге и по русски спросил, тут ли живет Друбецкой. Борис, заслышав чужой голос в передней, вышел к нему навстречу. Лицо его в первую минуту, когда он узнал Ростова, выразило досаду.
– Ах это ты, очень рад, очень рад тебя видеть, – сказал он однако, улыбаясь и подвигаясь к нему. Но Ростов заметил первое его движение.
– Я не во время кажется, – сказал он, – я бы не приехал, но мне дело есть, – сказал он холодно…
– Нет, я только удивляюсь, как ты из полка приехал. – «Dans un moment je suis a vous», [Сию минуту я к твоим услугам,] – обратился он на голос звавшего его.
– Я вижу, что я не во время, – повторил Ростов.
Выражение досады уже исчезло на лице Бориса; видимо обдумав и решив, что ему делать, он с особенным спокойствием взял его за обе руки и повел в соседнюю комнату. Глаза Бориса, спокойно и твердо глядевшие на Ростова, были как будто застланы чем то, как будто какая то заслонка – синие очки общежития – были надеты на них. Так казалось Ростову.
– Ах полно, пожалуйста, можешь ли ты быть не во время, – сказал Борис. – Борис ввел его в комнату, где был накрыт ужин, познакомил с гостями, назвав его и объяснив, что он был не статский, но гусарский офицер, его старый приятель. – Граф Жилинский, le comte N.N., le capitaine S.S., [граф Н.Н., капитан С.С.] – называл он гостей. Ростов нахмуренно глядел на французов, неохотно раскланивался и молчал.
Жилинский, видимо, не радостно принял это новое русское лицо в свой кружок и ничего не сказал Ростову. Борис, казалось, не замечал происшедшего стеснения от нового лица и с тем же приятным спокойствием и застланностью в глазах, с которыми он встретил Ростова, старался оживить разговор. Один из французов обратился с обыкновенной французской учтивостью к упорно молчавшему Ростову и сказал ему, что вероятно для того, чтобы увидать императора, он приехал в Тильзит.
– Нет, у меня есть дело, – коротко ответил Ростов.
Ростов сделался не в духе тотчас же после того, как он заметил неудовольствие на лице Бориса, и, как всегда бывает с людьми, которые не в духе, ему казалось, что все неприязненно смотрят на него и что всем он мешает. И действительно он мешал всем и один оставался вне вновь завязавшегося общего разговора. «И зачем он сидит тут?» говорили взгляды, которые бросали на него гости. Он встал и подошел к Борису.
– Однако я тебя стесняю, – сказал он ему тихо, – пойдем, поговорим о деле, и я уйду.
– Да нет, нисколько, сказал Борис. А ежели ты устал, пойдем в мою комнатку и ложись отдохни.
– И в самом деле…
Они вошли в маленькую комнатку, где спал Борис. Ростов, не садясь, тотчас же с раздраженьем – как будто Борис был в чем нибудь виноват перед ним – начал ему рассказывать дело Денисова, спрашивая, хочет ли и может ли он просить о Денисове через своего генерала у государя и через него передать письмо. Когда они остались вдвоем, Ростов в первый раз убедился, что ему неловко было смотреть в глаза Борису. Борис заложив ногу на ногу и поглаживая левой рукой тонкие пальцы правой руки, слушал Ростова, как слушает генерал доклад подчиненного, то глядя в сторону, то с тою же застланностию во взгляде прямо глядя в глаза Ростову. Ростову всякий раз при этом становилось неловко и он опускал глаза.
- Родившиеся 13 апреля
- Родившиеся в 1901 году
- Умершие 9 сентября
- Умершие в 1981 году
- Персоналии по алфавиту
- Писатели по алфавиту
- Лакановский психоанализ
- Родившиеся в Париже
- Умершие в Париже
- Философы XX века
- Философы Франции
- Постструктуралисты
- Психоаналитики по алфавиту
- Психоаналитики Франции
- Медики Франции
- Медики по алфавиту
- Психиатры Франции
- Психиатры по алфавиту
- Медики XX века