Владимир третьей степени

Влади́мир тре́тьей сте́пени — комедия Николая Васильевича Гоголя. Первый из известных опытов Гоголя в драматургии. Писалась в 1832—1834 годах. Комедия «Владимир третьей степени» была задумана как картина «разных слоёв и сфер русского общества», с главным героем петербургским чиновником-честолюбцем.

В дальнейшем Гоголь был недоволен пьесой. От этого произведения сохранились лишь несколько отрывков. Отрывки комедии в 1839—1840 годах были переделаны Гоголем в отдельные небольшие пьесы: «Тяжба», «Лакейская» и «Сцены из светской жизни». Впервые отрывки «Владимира третьей степени» были опубликованы в 1889 году во втором томе десятого издания Сочинений Гоголя.

Сюжет

Из трёх набросков «Владимира третьей степени» и пьес, и сцен, выделенных Гоголем в отдельные пьесы, можно приблизительно составить сюжет и главных действующих лиц комедии.

Главными героями комедии являются два крупных петербургских чиновника: Иван Петрович Барсуков (в «Тяжбе» — Павел Петрович Бурдюков) и Александр Иванович (в «Тяжбе» Пролётов). Основной пружиной действия комедии по-видимому является вражда этих чиновников, зависть Александра Ивановича к преуспеванию Ивана Петровича.

На помощь недоброжелательным замыслам Александра Ивановича против Ивана Петровича приходит брат последнего, Хрисанфий Петрович Барсуков (в «Тяжбе» Христофор Петрович Бурдюков). Он затевает тяжбу с братом и поручает её Александру Ивановичу. Мария Петровна Повалищева, урождённая Барсукова (или Бурдюкова; Марии Александровна в «Сценах из светской жизни») является родной сестрой братьев. Её жизнь сосредоточена главным образом на светских мнениях и сплетнях. В первом отрывке «Владимира третьей степени» она осуществляет навязанную сыну её Мише женитьбу на княжне Шлепохвостовой, о которой идёт речь в «Сценах из светской жизни». Миша Повалищев — слабовольный молодой человек, не чуждый добрых порывов и мыслей. Мария Петровна обвиняет сына в масонстве и чтении стихов Рылеева («Сценах из светской жизни» вместо этого — обвинение в либерализме). Сцена в лакейской по первоначальному замыслу происходит в доме Ивана Петровича. В отрывке «Лакейская» Гоголь перенёс сцену в дом некоего барина Фёдора Фёдоровича.

Ещё одной трактовкой сюжета комедии являются слова, сказанные Михаилом Щепкиным, в изложении Владимира Родиславского: «В конце пьесы герой сходил с ума и воображал, что он сам и есть Владимир 3-ей степени. С особенною похвалою Михаил Щепкин отзывался о сцене, в которой герой пьесы, сидя перед зеркалом, мечтает о Владимире 3-ей степени и воображает, что этот крест уже на нём».

Постановка

Пьеса неоднократно ставилась столичными и провинциальными театрами, в том числе студенческими.

24 ноября 2013 года состоялась премьера эксцентричной инсценировки (18+) пьесы «Лакейская» режиссёра Григория Добрыгина на сцене Московского академического театра им. Вл. Маяковского (Мастерская Олега Кудряшова). Действие пьесы Гоголя разворачивается в шкафу, ставшем обиталищем современных лакеев, и частично перенесено в 2000-е годы, героями спектакля оказываются молодые работники сферы обслуживания: официанты, водители, стюардессы, метрдотели, уборщицы, стриптизёры. Оригинальный гоголевский текст дополняет вербатим: остроактуальные, саркастичные, иногда скабрёзные монологи-признания, раскрывающие психологию, душевное состояние и переживания сегодняшних «лакеев». В спектакле, продолжающемся 1 час 10 мин и демонстрируемом публике «на расстоянии вытянутой руки» в камерном репетиционном зале № 2 Театра Маяковского, заняты артисты: Павел Пархоменко, Юрий Лободенко, Алексей Сергеев, Михаил Походня, Альберт Рудницкий, Валерия Куликова, Алексей Золотовицкий, Екатерина Агеева, Николай Берман. В спектакле звучит музыка П. И. Чайковского и группы Antony and the Johnsons.

Ссылки

• [www.kirrzah.ru/disser4.php Мотивы игры в драматургии Гоголя. Владимир третьей степени]

Отрывок, характеризующий Владимир третьей степени

Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.
В Кудрине, из Никитской, от Пресни, от Подновинского съехалось несколько таких же поездов, как был поезд Ростовых, и по Садовой уже в два ряда ехали экипажи и подводы.