Лакия

Лакия (лакск. Лак, Лакрал кIану, Лакку билаят, Лаккуй) — наименование этнотерритории лакцев в центральной части нагорного Дагестана. Лакия является историко-географической областью именованной «Лак» языковедом и этнографом П. К. Усларом (1864 г.). Историк А. В. Комаров (1869 г.) именует Лакию «страной лаков». Кумух и Вачи являются двумя административными центрами Лакии, которая состоит из Лакского и Кулинского районов.

История

Древний мир

В горах Дагестана издавна живёт народ лаков. Согласно М. Курбиеву, в Кумухе была крепость построенная в IV веке лакским царём. Следы этой крепости легко просматривались в развалинах: «это оголившиеся в отдельных местах каменные стены крепости трехметровой толщины, по которым свободно может пройти повозка; остатки трех круглых по форме огромных фундаментов башен в верхней северной части городища». Государство лакцев, или же государство Лак (по-лакски), возможно было одним из древнейших в Дагестане.

В VI веке горный Дагестан вошел в состав Персии. Хроника сообщала, что правитель Персии Хосров I Ануширван «построил город в Кумуке и назначил [там] правителя из своего рода» и что «правители Кумука из рода Нуширвана». Династия правителей Кумуха была в родственных связях с царской семьей Ануширвана. Хосрех был крепостью построенной Хосровом I, где правитель Лакии имел резиденцию. В VI в. правители Персии были в союзе с правителями Лакии против хазар.

Средние века

Важным этапом в истории Лакии был приход арабов в Дагестан. После длительных арабских нашествий в 734 году в Лакии правителем стал шамхал. В 778 году в столичном Кумухе была построена джума-мечеть. Бахадур Гамзатович Малачиханов отмечал, что «Кумух является крупнейшим этапом на великом древнем пути народов и, как таковой, привлекая к себе внимание, должен был ещё в очень ранний период арабских завоеваний на Кавказе сделаться самом деле предметом яростной исламистской экспансии, направленной к северу». В 1240 году Кумух подвергся нашествию монголо-татар. В конце XIII века правители Кумуха приняли ислам. В конце XIV века шамхал вел войну с Тамерланом.

В XV веке с упадком влияния государства Золотой орды на Северном Кавказе, шамхал Гази-Кумуха утвердил свою власть в северном Дагестане, а на юге противостоял территориальной экспансии Ирана, Ширвана и Грузии. В XVI веке правитель Гази-Кумуха именовался иранским титулом падишах. В XVII веке анти-шамхалькая коалиция, включавшая Иран, Турцию и Россию, стремилась к упразднению власти правителя Гази-Кумуха. В 1642 году титул шамхал перешёл из Гази-Кумуха к князьям из шамхальской ветви в Тарках.

Новое время

Алибек II создал Газикумухское ханство. Лакия разбивалась на шесть магалов, или владений как: «Ккуллал», «Ури-Мукарки», «Маччайми», «Вицхи», «Гумучи» и «Бартки». Газикумухский «кьатl» яв­лялся высшим органом власти. В 1710 году правитель Гази-Кумуха Сурхай-хан I консолидировал Лакию в единое государство и создал регулярную армию. В 1725 году Сурхай-хан I стал правителем Ширвана. В 1820 году с захватом Гази-Кумуха, Лакия стала частью России".

Правители

Шамхалы

Шахбал ибн Абдулла (734), Бадр-шамхал I (1295—1304), Ахсувар-шамхал I (1320), Сурхай-шамхал I (1510), Умал Мухаммад-шамхал I (1551), Будай-шамхал (1566—1567), Сурхай-шамхал I (1567—1569), Чопан-шамхал (1569—1578), Сурхай-шамхал II (1605—1614), Андий-шамхал (1614—1623), Ильдар-шамхал (1623—1635), Айдемир-шамхал (1635—1640).

Ханы

Халклавчи Алибек II (1642—1700), Сурхай-хан I (1700—1741), Муртазали-хан (1741—1743), Мухаммад-хан (1743—1789), Сурхай-хан II (1789—1820), Аслан-хан (1820—1836), Нуцал-Ага-хан (1836—1836), Мухаммад-Мирза-хан (1836—1838), Умму Кулсум-ханум (1838—1841), Абдурахман-хан (1841—1847), Аглар-хан (1847—1859), Джафар-хан (1877—1877).

Географическое положение

Лакия представляет собой треугольник с несколько закругленными боками, обращенный своей вершиной к северу, а основанием к югу. Вершиной этого треугольника является Цудахарское ущелье. Боковые стороны этого треугольника составляют так называемые поперечные кавказские хребты.

Восточную сторону составляют Каринско-кундинские горы, Али-гора, Шунудаг, и Кулинско-хосрехский хребет. Западную сторону составляют плато Турчидаг, Шалинский хребет, и Арчаварский хребет. Основанием треугольника служат горы Дультидага и Кукминские горы. На юге и западе Лакия граничит с Аваром, на востоке с Дарго, на севере с Агулом и Рутулом.

Российский генерал и историк А. В. Комаров (1869 г.) писал: «Страна лаков состоит из множества ущелий, соединяющихся в одно верстах в 3 ниже главного селения Гумука; от долины Самура она отделяется высоким хребтом, параллельным главному Кавказскому хребту, многие вершины которого покрыты вечным снегом и сообщение чрез который возможно только в летние месяцы, такие же хребты, но несколько ниже, отделяют лаков от соседей — кюринцев, даргинцев и аварцев».

Население

Население учитывается по двум районам. На 2015 год 23,223 чел. По национальному составу лакцы являются абсолютным большинством ~97%, вторыми идут даргинцы и следом аварцы.

Населённые пункты

В Лакском и Кулинском районах расположено около 60 лакских селений, большая часть которых находится внутри указанного треугольника, представляющего собой бассейн Казикумухского Койсу. Между горными цепями простираются высокогорные плато, средний уровень которых составляет 1400—2000 метров. Лесов в Лакии мало. Скорее всего, что они были вырублены для увеличения площадей пастбищ для домашнего скота.

Территория расселения лакцев не разделена труднодоступными горными хребтами или водными преградами. В течение своей истории (Газикумухского шамхальства, ханства, и округа) все лакцы находились в составе одной политико-административной единицы «Лак», с политическим, экономическим и культурным центром в Кумухе.

Светское образование

Школы

В 1861 году в Кумухе была открыта светская школа в которой обучались русскому языку и элементарной арифметике. В октябре 1912 года открылись две мужские сельские школы в Унчукатле и Кая, где обучалось 27 и 50 учащихся. Через год были открыты одноклассные мужские школы в Цовкре, Куме и Куркли. Виднейшим представителем просветительного направления в Дагестане в начале XX века являлся Сайд Габиев из Кумуха, ставший впоследствии одним из видных руководителей Дагестана.

В 1967 г. в с. Кумух была открыта детская музыкальная школа. Первым директором стала выпускница Махачкалинского музыкального училища Абакарова Зинаида. В школе обучали играть на фортепиано и народных инструментах. В 1990 г. в этой школе было открыто отделение хореографии, работавшее в течение 6 лет. В 1996 г. школа была названа именем выдающейся лакской певицы Марьям Дандамаевой. В 2003 г. музыкальная школа была реорганизована в Школу искусств, в которой стали функционировать также ювелирное и хореографическое отделения. Кумухский хореографический ансамбль «Озорные девчата» представлял район в телевизионных передачах «Радуга-дуга», «Звезды Дагестана», «Перепелочка», а на ежегодном конкурсе «Сабля Шамиля» несколько лет подряд занимал 1-е место. В 2006 г. ансамбль стал лауреатом фестиваля «Щунудаг» и обладателем диплома III степени республиканского конкурса «Очаг мой — родной Дагестан». В 2008 г. на V международном конкурсе молодых исполнителей в г. Сочи ансамбль занял II место.

Родной язык

Литературный язык стал складываться у лакцев ещё в XV в. В начале XVIII в., на лакский язык был переведён с персидского и арабского языков ряд произведений как историческая хроника «Дербент-наме» и медицинский трактат «Ханнал мурад» (Желание хана). Обучение детей в Кумухе лакской грамоте стало возможным в результате неутомимой деятельности П. К. Услара по составлению лакского букваря вышедшего в 1865 году. Первым преподавателем лакского языка был ученик и друг П. К. Услара уроженец села Куркли Абдулла Омаров. Услар писал что А. Омаров «молодой человек, весьма даровитый и трудолюбивый, с которым я мог свободно объясняться по русски. Теперь он без малейшего затруднения пишет на своем языке и усвоил грамматическое понимание его. На него вся надежда в отношении распространения письменности между лаками».

При советской власти лакский язык получил статус литературного языка, за ним были закреплены функции языка обучения и изучения. Лакский язык успешно стал функционировать как язык обучения в начальной школе, в средней школе, средних специальных и высших учебных заведениях. Были написаны учебники лакского языка Г.-Г. Гитинаевым, Али Каяевым, Г. Б. Муркелинским (впоследствии первый доктор филол. наук на Северном Кавказе) и др. Гарун Саидов (писатель послеоктябрьской эпохи, род. в селении Вачи в 1891, расстрелян деникинскими бандитами в Кумухе в 1919) основал лакскую газету «Илчи», был автором ряда стихотворных и прозаических произведений и первой социальной драмы на лакском яз. — «Калайчитал». Им написан сборник стихов «Звуки лакской чунгуры» (1927), повесть «В народ». Из лакских поэтов послеоктябрьского периода были Ахмед Каради Заку-Задэ (Курди), Ибрагим Халил Курбан Алиев, Абакар Мудунов, Магомед Башаев. Гадис Гаджиев и Муеддин (Мурада) Чаринов перевели на лакский язык некоторые работы Пушкина, Лермонтова, Гейне, Шекспира и др.

Народное искусство

Ремесло

Культура лакского народа богата берущими своё начало в глубине веков, так и современными традициями, фольклором и народными промыслами. Археологические данные свидетельствуют об обработке металла в Кумухе и соседних территориях с середины 1 тыс. до н. э. Согласно А. С. Пиралову, оружейный промысел в Дагестане возник в VII в., когда в Дагестан были переселены из Фарса оружейники, которые распространили оружейное дело в Казикумухском и Даргинском округах.

Искусство обработки драгоценных металлов кустарным способом встречается у многих народов Кавказа и в немалой степени у лаков. Например, в Казикумухском округе обработкой золота и серебра занимались в 55 аулах из 100. Ювелирными центрами Лакии были селения Кумух, Хурукра, Унчукатль, Кая, Куркли, Ницовкра, Дучи, Читур, Чуртах, Чара и др. Исследователи выделяют Кумух (Гази-Кумух), который славился оружейным искусством, мастерством в отделке различных изделий серебром, золотом, слоновой костью и эмалью. Лакские оружейники считались одними из лучших на Кавказе, из них тухумы Чаргада (ХVII—ХVIII вв.), Акиевы (XVIII в.), Гузуновы (ХVII—ХIХ, нач. XX вв.), Малла-Омаровы (XVII—ХХ вв.). В 1886 г., в Казикумухском округе насчитывалось 608 мастеров-серебряников и 276 кузнецов.

Театр

В Дагестане функционирует Лакский государственный музыкально-драматический театр имени Э. Капиева, который берёт своё начало с любительского кружка лакской интеллигенции селения Кумух, открывшегося в 1914 году. В 1920 г. лакский театр назывался Советским театром имени Саида Габиева. В начале 1935 г. решением Обкома ВКП(б) и Совнаркома Дагестанской АССР был открыт Дагестанский Лакский драматический театр им. Э.Капиева. Основателями театра были И. Балугов, А. Джалалов, А. Алиев, А. Гунашев, Г. Буганов, З. Султанов, А. Гусейнов и М. Рамазанова. В 2001 г. спектакль «Парту-Патима» М. Алиева стал лауреатом Республиканской государственной премии в области театрального искусства им. Г. Цадасы (режиссёр В. Эфендиев). В 2004 г. министерство культуры РФ и Министерство культуры РД наградили Лакский театр дипломом фестиваля «Поэтический театр Дагестана», за жанровое обогащение театрального искусства Дагестана — постановку мюзикла «Колесо жизни». В Лакии проводятся смотры старинной лакской песни Щаза из Куркли, смотр самодеятельного художественного творчества посвящённый Парту Патиме, и фестиваль песни Шунудаг. Все мероприятия записываются на видео и демонстрируются по местному телеканалу «Лакия», а порой по дагестанскому телевидению.

Фольклор

В лакском фольклоре героический эпос восходит к эпохе феодализма. Подчеркиваются подвиги героев походов на грузин, участников борьбы с Ираном и Россией. К героическому эпосу относятся такие произведения как «Партувалил Патимат», «Моллачул Иса», «Даддакал Балай», «Казамиль Али», «Париль-Мисиду» и др. Лакской сказке характерны традиционные зачины — «Были не были» и концовки — «Так они дошли до цели». Широко распространены пословицы (учальартту), в которых отразилась «житейская мудрость» старого общества — «Не оставляй хлеба, хотя б ты был сыт, не оставляй бурку, хотя нет дождя». Для развлечения употребляются загадки (ссигри) — «В одной бочке два разных напитка» (яйцо), «От ходьбы не устает, от еды не наедается» (мельница). Поговорки (учай махъру), проходя мимо работающих, говорят — «вам будет удача», мимо молотящих — «да будет много», при каком-либо несчастном случае — «да охранит вас от несчастья», за столом лакцы говорят — «пусть дойдет до тебя добро» (къинсса бияннав).

Памятники

Каринские и Варейские наскальные изображения, остатки древнейшего городища, старинные каменные сооружения. В общей сложности в Лакском районе имеется 114 памятников истории, культуры и архитектуры. Из них 40 памятников архитектуры, 1 — монументального искусства. В Кумухе имеется древ­няя подземная система водоснабжения, шамхальское и йеменское кладбища, надгробная стела Муртазали-хана. В селе Чукна находится жилой дом Сулеймана Чупалова, который в начале XX века был главным судьей Дагестана и встречался в городе Дербенте с царем Николаем II, жилой дом поэтессы Шазы Курклинской в селе Куркли. Из крепостей существовавших в столице Лакии, привлекает внимание бастион, построенный на кумухской возвышенности Гурда (Гурда-бакIу). В этом бастионе жили Казикумухские правители. От Гурда произошло название лакского старинного холодного оружия гурда-тур.

Торжества

В 2002 году Лакский район отмечал свой 80-летний юбилей со дня образования. На юбилейных торжествах принимали участие первый заместитель председателя Правительства РД Мухтар Меджидов, летчик-космонавт, герой Советского Союза, депутат Государственной Думы Муса Манаров, Председатель НБ РД Банка России Сиражудин Ильясов, главы администраций городов и районов Дагестана и многие другие, были приглашены также известные исполнители лакской песни. Поздравить с юбилеем приехала и делегация Агульского района во главе с Юрием Исмаиловым. Глава МО «Лакский район» Юсуп Магомедов отметил: «Лакия — уникальнейшее образование на территории центральной части Нагорного Дагестана». В национальной библиотеке имени Р. Гамзатова состоялась презентация книги Мусаннипа Увайсова «Лакия». Презентацию посетили представители интеллигенции, ученые, видные деятели культуры, искусства, науки, образования Дагестана.

Отрывок, характеризующий Лакия

Стараясь как можно язвительнее оскорбить Вейротера в его авторском военном самолюбии, Ланжерон доказывал, что Бонапарте легко может атаковать, вместо того, чтобы быть атакованным, и вследствие того сделать всю эту диспозицию совершенно бесполезною. Вейротер на все возражения отвечал твердой презрительной улыбкой, очевидно вперед приготовленной для всякого возражения, независимо от того, что бы ему ни говорили.
– Ежели бы он мог атаковать нас, то он нынче бы это сделал, – сказал он.
– Вы, стало быть, думаете, что он бессилен, – сказал Ланжерон.
– Много, если у него 40 тысяч войска, – отвечал Вейротер с улыбкой доктора, которому лекарка хочет указать средство лечения.
– В таком случае он идет на свою погибель, ожидая нашей атаки, – с тонкой иронической улыбкой сказал Ланжерон, за подтверждением оглядываясь опять на ближайшего Милорадовича.
Но Милорадович, очевидно, в эту минуту думал менее всего о том, о чем спорили генералы.
– Ma foi, [Ей Богу,] – сказал он, – завтра всё увидим на поле сражения.
Вейротер усмехнулся опять тою улыбкой, которая говорила, что ему смешно и странно встречать возражения от русских генералов и доказывать то, в чем не только он сам слишком хорошо был уверен, но в чем уверены были им государи императоры.
– Неприятель потушил огни, и слышен непрерывный шум в его лагере, – сказал он. – Что это значит? – Или он удаляется, чего одного мы должны бояться, или он переменяет позицию (он усмехнулся). Но даже ежели бы он и занял позицию в Тюрасе, он только избавляет нас от больших хлопот, и распоряжения все, до малейших подробностей, остаются те же.
– Каким же образом?.. – сказал князь Андрей, уже давно выжидавший случая выразить свои сомнения.
Кутузов проснулся, тяжело откашлялся и оглянул генералов.
– Господа, диспозиция на завтра, даже на нынче (потому что уже первый час), не может быть изменена, – сказал он. – Вы ее слышали, и все мы исполним наш долг. А перед сражением нет ничего важнее… (он помолчал) как выспаться хорошенько.
Он сделал вид, что привстает. Генералы откланялись и удалились. Было уже за полночь. Князь Андрей вышел.

Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он.
«Да, очень может быть, завтра убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей любви к ней! Вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы, в которой он стоял с Несвицким, и стал ходить перед домом.
Ночь была туманная, и сквозь туман таинственно пробивался лунный свет. «Да, завтра, завтра! – думал он. – Завтра, может быть, всё будет кончено для меня, всех этих воспоминаний не будет более, все эти воспоминания не будут иметь для меня более никакого смысла. Завтра же, может быть, даже наверное, завтра, я это предчувствую, в первый раз мне придется, наконец, показать всё то, что я могу сделать». И ему представилось сражение, потеря его, сосредоточение боя на одном пункте и замешательство всех начальствующих лиц. И вот та счастливая минута, тот Тулон, которого так долго ждал он, наконец, представляется ему. Он твердо и ясно говорит свое мнение и Кутузову, и Вейротеру, и императорам. Все поражены верностью его соображения, но никто не берется исполнить его, и вот он берет полк, дивизию, выговаривает условие, чтобы уже никто не вмешивался в его распоряжения, и ведет свою дивизию к решительному пункту и один одерживает победу. А смерть и страдания? говорит другой голос. Но князь Андрей не отвечает этому голосу и продолжает свои успехи. Диспозиция следующего сражения делается им одним. Он носит звание дежурного по армии при Кутузове, но делает всё он один. Следующее сражение выиграно им одним. Кутузов сменяется, назначается он… Ну, а потом? говорит опять другой голос, а потом, ежели ты десять раз прежде этого не будешь ранен, убит или обманут; ну, а потом что ж? – «Ну, а потом, – отвечает сам себе князь Андрей, – я не знаю, что будет потом, не хочу и не могу знать: но ежели хочу этого, хочу славы, хочу быть известным людям, хочу быть любимым ими, то ведь я не виноват, что я хочу этого, что одного этого я хочу, для одного этого я живу. Да, для одного этого! Я никогда никому не скажу этого, но, Боже мой! что же мне делать, ежели я ничего не люблю, как только славу, любовь людскую. Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно. И как ни дороги, ни милы мне многие люди – отец, сестра, жена, – самые дорогие мне люди, – но, как ни страшно и неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю и не буду знать, за любовь вот этих людей», подумал он, прислушиваясь к говору на дворе Кутузова. На дворе Кутузова слышались голоса укладывавшихся денщиков; один голос, вероятно, кучера, дразнившего старого Кутузовского повара, которого знал князь Андрей, и которого звали Титом, говорил: «Тит, а Тит?»
– Ну, – отвечал старик.
– Тит, ступай молотить, – говорил шутник.
– Тьфу, ну те к чорту, – раздавался голос, покрываемый хохотом денщиков и слуг.
«И все таки я люблю и дорожу только торжеством над всеми ими, дорожу этой таинственной силой и славой, которая вот тут надо мной носится в этом тумане!»


Ростов в эту ночь был со взводом во фланкёрской цепи, впереди отряда Багратиона. Гусары его попарно были рассыпаны в цепи; сам он ездил верхом по этой линии цепи, стараясь преодолеть сон, непреодолимо клонивший его. Назади его видно было огромное пространство неясно горевших в тумане костров нашей армии; впереди его была туманная темнота. Сколько ни вглядывался Ростов в эту туманную даль, он ничего не видел: то серелось, то как будто чернелось что то; то мелькали как будто огоньки, там, где должен быть неприятель; то ему думалось, что это только в глазах блестит у него. Глаза его закрывались, и в воображении представлялся то государь, то Денисов, то московские воспоминания, и он опять поспешно открывал глаза и близко перед собой он видел голову и уши лошади, на которой он сидел, иногда черные фигуры гусар, когда он в шести шагах наезжал на них, а вдали всё ту же туманную темноту. «Отчего же? очень может быть, – думал Ростов, – что государь, встретив меня, даст поручение, как и всякому офицеру: скажет: „Поезжай, узнай, что там“. Много рассказывали же, как совершенно случайно он узнал так какого то офицера и приблизил к себе. Что, ежели бы он приблизил меня к себе! О, как бы я охранял его, как бы я говорил ему всю правду, как бы я изобличал его обманщиков», и Ростов, для того чтобы живо представить себе свою любовь и преданность государю, представлял себе врага или обманщика немца, которого он с наслаждением не только убивал, но по щекам бил в глазах государя. Вдруг дальний крик разбудил Ростова. Он вздрогнул и открыл глаза.
«Где я? Да, в цепи: лозунг и пароль – дышло, Ольмюц. Экая досада, что эскадрон наш завтра будет в резервах… – подумал он. – Попрошусь в дело. Это, может быть, единственный случай увидеть государя. Да, теперь недолго до смены. Объеду еще раз и, как вернусь, пойду к генералу и попрошу его». Он поправился на седле и тронул лошадь, чтобы еще раз объехать своих гусар. Ему показалось, что было светлей. В левой стороне виднелся пологий освещенный скат и противоположный, черный бугор, казавшийся крутым, как стена. На бугре этом было белое пятно, которого никак не мог понять Ростов: поляна ли это в лесу, освещенная месяцем, или оставшийся снег, или белые дома? Ему показалось даже, что по этому белому пятну зашевелилось что то. «Должно быть, снег – это пятно; пятно – une tache», думал Ростов. «Вот тебе и не таш…»
«Наташа, сестра, черные глаза. На… ташка (Вот удивится, когда я ей скажу, как я увидал государя!) Наташку… ташку возьми…» – «Поправей то, ваше благородие, а то тут кусты», сказал голос гусара, мимо которого, засыпая, проезжал Ростов. Ростов поднял голову, которая опустилась уже до гривы лошади, и остановился подле гусара. Молодой детский сон непреодолимо клонил его. «Да, бишь, что я думал? – не забыть. Как с государем говорить буду? Нет, не то – это завтра. Да, да! На ташку, наступить… тупить нас – кого? Гусаров. А гусары в усы… По Тверской ехал этот гусар с усами, еще я подумал о нем, против самого Гурьева дома… Старик Гурьев… Эх, славный малый Денисов! Да, всё это пустяки. Главное теперь – государь тут. Как он на меня смотрел, и хотелось ему что то сказать, да он не смел… Нет, это я не смел. Да это пустяки, а главное – не забывать, что я нужное то думал, да. На – ташку, нас – тупить, да, да, да. Это хорошо». – И он опять упал головой на шею лошади. Вдруг ему показалось, что в него стреляют. «Что? Что? Что!… Руби! Что?…» заговорил, очнувшись, Ростов. В то мгновение, как он открыл глаза, Ростов услыхал перед собою там, где был неприятель, протяжные крики тысячи голосов. Лошади его и гусара, стоявшего подле него, насторожили уши на эти крики. На том месте, с которого слышались крики, зажегся и потух один огонек, потом другой, и по всей линии французских войск на горе зажглись огни, и крики всё более и более усиливались. Ростов слышал звуки французских слов, но не мог их разобрать. Слишком много гудело голосов. Только слышно было: аааа! и рррр!
– Что это? Ты как думаешь? – обратился Ростов к гусару, стоявшему подле него. – Ведь это у неприятеля?
Гусар ничего не ответил.
– Что ж, ты разве не слышишь? – довольно долго подождав ответа, опять спросил Ростов.
– А кто ё знает, ваше благородие, – неохотно отвечал гусар.
– По месту должно быть неприятель? – опять повторил Ростов.
– Може он, а може, и так, – проговорил гусар, – дело ночное. Ну! шали! – крикнул он на свою лошадь, шевелившуюся под ним.
Лошадь Ростова тоже торопилась, била ногой по мерзлой земле, прислушиваясь к звукам и приглядываясь к огням. Крики голосов всё усиливались и усиливались и слились в общий гул, который могла произвести только несколько тысячная армия. Огни больше и больше распространялись, вероятно, по линии французского лагеря. Ростову уже не хотелось спать. Веселые, торжествующие крики в неприятельской армии возбудительно действовали на него: Vive l'empereur, l'empereur! [Да здравствует император, император!] уже ясно слышалось теперь Ростову.
– А недалеко, – должно быть, за ручьем? – сказал он стоявшему подле него гусару.
Гусар только вздохнул, ничего не отвечая, и прокашлялся сердито. По линии гусар послышался топот ехавшего рысью конного, и из ночного тумана вдруг выросла, представляясь громадным слоном, фигура гусарского унтер офицера.
– Ваше благородие, генералы! – сказал унтер офицер, подъезжая к Ростову.
Ростов, продолжая оглядываться на огни и крики, поехал с унтер офицером навстречу нескольким верховым, ехавшим по линии. Один был на белой лошади. Князь Багратион с князем Долгоруковым и адъютантами выехали посмотреть на странное явление огней и криков в неприятельской армии. Ростов, подъехав к Багратиону, рапортовал ему и присоединился к адъютантам, прислушиваясь к тому, что говорили генералы.
– Поверьте, – говорил князь Долгоруков, обращаясь к Багратиону, – что это больше ничего как хитрость: он отступил и в арьергарде велел зажечь огни и шуметь, чтобы обмануть нас.
– Едва ли, – сказал Багратион, – с вечера я их видел на том бугре; коли ушли, так и оттуда снялись. Г. офицер, – обратился князь Багратион к Ростову, – стоят там еще его фланкёры?
– С вечера стояли, а теперь не могу знать, ваше сиятельство. Прикажите, я съезжу с гусарами, – сказал Ростов.
Багратион остановился и, не отвечая, в тумане старался разглядеть лицо Ростова.
– А что ж, посмотрите, – сказал он, помолчав немного.
– Слушаю с.
Ростов дал шпоры лошади, окликнул унтер офицера Федченку и еще двух гусар, приказал им ехать за собою и рысью поехал под гору по направлению к продолжавшимся крикам. Ростову и жутко и весело было ехать одному с тремя гусарами туда, в эту таинственную и опасную туманную даль, где никто не был прежде его. Багратион закричал ему с горы, чтобы он не ездил дальше ручья, но Ростов сделал вид, как будто не слыхал его слов, и, не останавливаясь, ехал дальше и дальше, беспрестанно обманываясь, принимая кусты за деревья и рытвины за людей и беспрестанно объясняя свои обманы. Спустившись рысью под гору, он уже не видал ни наших, ни неприятельских огней, но громче, яснее слышал крики французов. В лощине он увидал перед собой что то вроде реки, но когда он доехал до нее, он узнал проезженную дорогу. Выехав на дорогу, он придержал лошадь в нерешительности: ехать по ней, или пересечь ее и ехать по черному полю в гору. Ехать по светлевшей в тумане дороге было безопаснее, потому что скорее можно было рассмотреть людей. «Пошел за мной», проговорил он, пересек дорогу и стал подниматься галопом на гору, к тому месту, где с вечера стоял французский пикет.
– Ваше благородие, вот он! – проговорил сзади один из гусар.
И не успел еще Ростов разглядеть что то, вдруг зачерневшееся в тумане, как блеснул огонек, щелкнул выстрел, и пуля, как будто жалуясь на что то, зажужжала высоко в тумане и вылетела из слуха. Другое ружье не выстрелило, но блеснул огонек на полке. Ростов повернул лошадь и галопом поехал назад. Еще раздались в разных промежутках четыре выстрела, и на разные тоны запели пули где то в тумане. Ростов придержал лошадь, повеселевшую так же, как он, от выстрелов, и поехал шагом. «Ну ка еще, ну ка еще!» говорил в его душе какой то веселый голос. Но выстрелов больше не было.
Только подъезжая к Багратиону, Ростов опять пустил свою лошадь в галоп и, держа руку у козырька, подъехал к нему.
Долгоруков всё настаивал на своем мнении, что французы отступили и только для того, чтобы обмануть нас, разложили огни.
– Что же это доказывает? – говорил он в то время, как Ростов подъехал к ним. – Они могли отступить и оставить пикеты.
– Видно, еще не все ушли, князь, – сказал Багратион. – До завтрашнего утра, завтра всё узнаем.
– На горе пикет, ваше сиятельство, всё там же, где был с вечера, – доложил Ростов, нагибаясь вперед, держа руку у козырька и не в силах удержать улыбку веселья, вызванного в нем его поездкой и, главное, звуками пуль.
– Хорошо, хорошо, – сказал Багратион, – благодарю вас, г. офицер.
– Ваше сиятельство, – сказал Ростов, – позвольте вас просить.
– Что такое?
– Завтра эскадрон наш назначен в резервы; позвольте вас просить прикомандировать меня к 1 му эскадрону.
– Как фамилия?
– Граф Ростов.
– А, хорошо. Оставайся при мне ординарцем.
– Ильи Андреича сын? – сказал Долгоруков.
Но Ростов не отвечал ему.
– Так я буду надеяться, ваше сиятельство.
– Я прикажу.
«Завтра, очень может быть, пошлют с каким нибудь приказанием к государю, – подумал он. – Слава Богу».

Крики и огни в неприятельской армии происходили оттого, что в то время, как по войскам читали приказ Наполеона, сам император верхом объезжал свои бивуаки. Солдаты, увидав императора, зажигали пуки соломы и с криками: vive l'empereur! бежали за ним. Приказ Наполеона был следующий:
«Солдаты! Русская армия выходит против вас, чтобы отмстить за австрийскую, ульмскую армию. Это те же баталионы, которые вы разбили при Голлабрунне и которые вы с тех пор преследовали постоянно до этого места. Позиции, которые мы занимаем, – могущественны, и пока они будут итти, чтоб обойти меня справа, они выставят мне фланг! Солдаты! Я сам буду руководить вашими баталионами. Я буду держаться далеко от огня, если вы, с вашей обычной храбростью, внесете в ряды неприятельские беспорядок и смятение; но если победа будет хоть одну минуту сомнительна, вы увидите вашего императора, подвергающегося первым ударам неприятеля, потому что не может быть колебания в победе, особенно в тот день, в который идет речь о чести французской пехоты, которая так необходима для чести своей нации.