Лактионов, Александр Иванович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Александр Иванович Лактионов
Жанр:

портрет, жанровая картина, пейзаж, натюрморт

Учёба:

ЛИЖСА имени И. Е. Репина

Стиль:

Социалистический реализм

Влияние:

А. С. Чиненова, И. И. Бродского, В. Е. Савинского

Влияние на:

А. М. Шилова

Награды:

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Звания:
Премии:
Работы на Викискладе

Алекса́ндр Ива́нович Лактио́нов (1910 — 1972) — советский живописец и график, педагог, профессор.

Академик АХ СССР (1958; член-корреспондент 1949). Народный художник РСФСР (1969). Лауреат Сталинской премии первой степени (1948) и Государственной премии РСФСР имени Репина (1971).





Биография

Александр Иванович Лактионов родился в Ростове-на-Дону 16 (29) мая 1910 года[1] в семье заводского кузнеца и прачки-надомницы. В 19 лет освоил ремесло каменщика, работал чертёжником. Учился в Ленинградской Академии художеств у И. И. Бродского (1932—1938), затем в аспирантуре этой академии у И. Э. Грабаря (1938—1944); среди его наставников особое влияние на молодого художника оказал именно И. И. Бродский, которому рекомендовали Лактионова М. В. Нестеров и И. Э. Грабарь. Следуя девизу Бродского «Ближе к натуре!», Лактионов не только осваивал приёмы современной ему живописи, но и специально изучал технику письма старых мастеров. В 1936—1944 гг. преподавал в ЛИЖСА, Ленинградском институте живописи, скульптуры и архитектуры (ныне Санкт-Петербургский государственный академический институт живописи, скульптуры и архитектуры имени И. Е. Репина), в 1967—1970 вёл занятия в Московском государственном заочном педагогическом институте[2], будучи с 1968 года его профессором. Поддерживал дружеские отношения с известной семьёй родовых иконописцев Клещёвых. Известен главным образом как жанрист и портретист, хотя в наследии художника присутствуют выполненные на высоком уровне пейзажи и натюрморты. Заслуженной популярностью пользуется его написанная в Загорске картина «Письмо с фронта» (1947, Третьяковская галерея), мастерски передающая цветовые и светотеневые свойства натурных планов, их переходы, а также настроение персонажей[3]. Известны произведения Александра Ивановича: «Портрет О. Н. Лактионовой» (1939), «Портрет И. И. Бродского» (1939—1940, квартира-музей И. И. Бродского), «Портрет Т.П. Мясоедовой-Бродской» (1939, Сочинский художественный музей), портреты актёров МХАТа В. И. Качалова, О. Л. Книппер-Чеховой, Н. П. Хмелёва (все — 1940), «Автопортрет» (1945), «Портрет академика И. П. Бардина» (1952, Донецкий художественный музей), «Портрет Н. С. Хрущёва» (литография, 50-е годы XX века), «Портрет космонавта В. М. Комарова» (1967, Третьяковская галерея); «Курсанты выпускают стенную газету» (1938), «Натюрморт. Игрушки» (1949), «Девушка за вышиваньем» (пастель, 50-е годы XX века), «Узкое» (1951), «В новую квартиру» (1952, Донецкий художественный музей), «Обеспеченная старость» (1958—1960).

Александр Иванович Лактионов умер от болезни сердца в Москве 15 марта 1972 года[1]. Похоронен на Новодевичьем кладбище (участок № 2).

Лактионов-художник не забыт: одни его горячо почитают, другие убеждённо не приемлют. При этом развёрнутая посмертная персональная выставка мастера была организована пока единожды (в Москве, в Академии художеств СССР) — через десять лет после его кончины, более четверти века назад. В настоящее время некоторые работы А. И. Лактионова экспонируются в музее Гуггенхайма.

В Москве, на ул. Тверской, д. 19, где он жил, установлена мемориальная доска с барельефом.

Признание и награды

Источники

  • Иванов П. Лицо современника // Искусство. 1965, № 8. С.5-10.
  • Лебедев А. Творчество А. И. Лактионова // Искусство. 1971, № 4. С.21-27.
  • Меос В. Э. Светлый снег памяти. — Уфа: Китап, 2008. — 263 с. ISBN 5295045315, ISBN 9785295045318
  • Меос В. Э. Жизнь и творчество А. И. [hallart.ru/index.php?view=article&catid=4%3Aknownnamesofartists&id=315%3Athe-life-and-work-of-ai-laktionova&tmpl=component&print=1&layout=default&page=&option=com_content&Itemid=44|А.И. Лактионова]
  • Николаева Е. В., Мямлин И. Г. Александр Иванович Лактионов. — Л: Художник РСФСР, 1978.
  • Иванов С. В. Неизвестный соцреализм. Ленинградская школа. — Санкт-Петербург: НП-Принт, 2007. ISBN 5-901724-21-6, ISBN 978-5-901724-21-7.
  • Щербаков Борис. Верность правде. — Огонёк, № 22 (2239), 30 мая 1970. с. 8 — 9
  • Щербаков Борис. Александр [www.artlib.ru/index.php?id=11&idp=0&fp=2&uid=1583&idg=0&sa=1&pid=217|Александр Лактионов]

Напишите отзыв о статье "Лактионов, Александр Иванович"

Примечания

  1. 1 2 Большая советская энциклопедия. Гл. ред. А. М. Прохоров, 3-е изд. Т. 14. Куна — Ломами. 1973. 624 стр., илл.; 38 л. илл. и карт. 1 грампластинка.
  2. С 2006 г. это Московский государственный гуманитарный университет имени М. А. Шолохова
  3. Существуют авторские копии картины. Оригинал пострадал при доставке в трюме морского судна для показа в США и подвергся серьёзному восстановлению — см. Меос В. Э. «Жизнь и творчество А. И. Лактионова»

См. также

Отрывок, характеризующий Лактионов, Александр Иванович

– Да, нынешнее событие есть эра, величайшая эра в нашей истории, – заключил он.
Князь Андрей слушал рассказ об открытии государственного совета, которого он ожидал с таким нетерпением и которому приписывал такую важность, и удивлялся, что событие это теперь, когда оно совершилось, не только не трогало его, но представлялось ему более чем ничтожным. Он с тихой насмешкой слушал восторженный рассказ Бицкого. Самая простая мысль приходила ему в голову: «Какое дело мне и Бицкому, какое дело нам до того, что государю угодно было сказать в совете! Разве всё это может сделать меня счастливее и лучше?»
И это простое рассуждение вдруг уничтожило для князя Андрея весь прежний интерес совершаемых преобразований. В этот же день князь Андрей должен был обедать у Сперанского «en petit comite«, [в маленьком собрании,] как ему сказал хозяин, приглашая его. Обед этот в семейном и дружеском кругу человека, которым он так восхищался, прежде очень интересовал князя Андрея, тем более что до сих пор он не видал Сперанского в его домашнем быту; но теперь ему не хотелось ехать.
В назначенный час обеда, однако, князь Андрей уже входил в собственный, небольшой дом Сперанского у Таврического сада. В паркетной столовой небольшого домика, отличавшегося необыкновенной чистотой (напоминающей монашескую чистоту) князь Андрей, несколько опоздавший, уже нашел в пять часов собравшееся всё общество этого petit comite, интимных знакомых Сперанского. Дам не было никого кроме маленькой дочери Сперанского (с длинным лицом, похожим на отца) и ее гувернантки. Гости были Жерве, Магницкий и Столыпин. Еще из передней князь Андрей услыхал громкие голоса и звонкий, отчетливый хохот – хохот, похожий на тот, каким смеются на сцене. Кто то голосом, похожим на голос Сперанского, отчетливо отбивал: ха… ха… ха… Князь Андрей никогда не слыхал смеха Сперанского, и этот звонкий, тонкий смех государственного человека странно поразил его.
Князь Андрей вошел в столовую. Всё общество стояло между двух окон у небольшого стола с закуской. Сперанский в сером фраке с звездой, очевидно в том еще белом жилете и высоком белом галстухе, в которых он был в знаменитом заседании государственного совета, с веселым лицом стоял у стола. Гости окружали его. Магницкий, обращаясь к Михайлу Михайловичу, рассказывал анекдот. Сперанский слушал, вперед смеясь тому, что скажет Магницкий. В то время как князь Андрей вошел в комнату, слова Магницкого опять заглушились смехом. Громко басил Столыпин, пережевывая кусок хлеба с сыром; тихим смехом шипел Жерве, и тонко, отчетливо смеялся Сперанский.
Сперанский, всё еще смеясь, подал князю Андрею свою белую, нежную руку.
– Очень рад вас видеть, князь, – сказал он. – Минутку… обратился он к Магницкому, прерывая его рассказ. – У нас нынче уговор: обед удовольствия, и ни слова про дела. – И он опять обратился к рассказчику, и опять засмеялся.
Князь Андрей с удивлением и грустью разочарования слушал его смех и смотрел на смеющегося Сперанского. Это был не Сперанский, а другой человек, казалось князю Андрею. Всё, что прежде таинственно и привлекательно представлялось князю Андрею в Сперанском, вдруг стало ему ясно и непривлекательно.
За столом разговор ни на мгновение не умолкал и состоял как будто бы из собрания смешных анекдотов. Еще Магницкий не успел докончить своего рассказа, как уж кто то другой заявил свою готовность рассказать что то, что было еще смешнее. Анекдоты большею частью касались ежели не самого служебного мира, то лиц служебных. Казалось, что в этом обществе так окончательно было решено ничтожество этих лиц, что единственное отношение к ним могло быть только добродушно комическое. Сперанский рассказал, как на совете сегодняшнего утра на вопрос у глухого сановника о его мнении, сановник этот отвечал, что он того же мнения. Жерве рассказал целое дело о ревизии, замечательное по бессмыслице всех действующих лиц. Столыпин заикаясь вмешался в разговор и с горячностью начал говорить о злоупотреблениях прежнего порядка вещей, угрожая придать разговору серьезный характер. Магницкий стал трунить над горячностью Столыпина, Жерве вставил шутку и разговор принял опять прежнее, веселое направление.
Очевидно, Сперанский после трудов любил отдохнуть и повеселиться в приятельском кружке, и все его гости, понимая его желание, старались веселить его и сами веселиться. Но веселье это казалось князю Андрею тяжелым и невеселым. Тонкий звук голоса Сперанского неприятно поражал его, и неумолкавший смех своей фальшивой нотой почему то оскорблял чувство князя Андрея. Князь Андрей не смеялся и боялся, что он будет тяжел для этого общества. Но никто не замечал его несоответственности общему настроению. Всем было, казалось, очень весело.
Он несколько раз желал вступить в разговор, но всякий раз его слово выбрасывалось вон, как пробка из воды; и он не мог шутить с ними вместе.
Ничего не было дурного или неуместного в том, что они говорили, всё было остроумно и могло бы быть смешно; но чего то, того самого, что составляет соль веселья, не только не было, но они и не знали, что оно бывает.
После обеда дочь Сперанского с своей гувернанткой встали. Сперанский приласкал дочь своей белой рукой, и поцеловал ее. И этот жест показался неестественным князю Андрею.
Мужчины, по английски, остались за столом и за портвейном. В середине начавшегося разговора об испанских делах Наполеона, одобряя которые, все были одного и того же мнения, князь Андрей стал противоречить им. Сперанский улыбнулся и, очевидно желая отклонить разговор от принятого направления, рассказал анекдот, не имеющий отношения к разговору. На несколько мгновений все замолкли.
Посидев за столом, Сперанский закупорил бутылку с вином и сказав: «нынче хорошее винцо в сапожках ходит», отдал слуге и встал. Все встали и также шумно разговаривая пошли в гостиную. Сперанскому подали два конверта, привезенные курьером. Он взял их и прошел в кабинет. Как только он вышел, общее веселье замолкло и гости рассудительно и тихо стали переговариваться друг с другом.
– Ну, теперь декламация! – сказал Сперанский, выходя из кабинета. – Удивительный талант! – обратился он к князю Андрею. Магницкий тотчас же стал в позу и начал говорить французские шутливые стихи, сочиненные им на некоторых известных лиц Петербурга, и несколько раз был прерываем аплодисментами. Князь Андрей, по окончании стихов, подошел к Сперанскому, прощаясь с ним.
– Куда вы так рано? – сказал Сперанский.
– Я обещал на вечер…
Они помолчали. Князь Андрей смотрел близко в эти зеркальные, непропускающие к себе глаза и ему стало смешно, как он мог ждать чего нибудь от Сперанского и от всей своей деятельности, связанной с ним, и как мог он приписывать важность тому, что делал Сперанский. Этот аккуратный, невеселый смех долго не переставал звучать в ушах князя Андрея после того, как он уехал от Сперанского.
Вернувшись домой, князь Андрей стал вспоминать свою петербургскую жизнь за эти четыре месяца, как будто что то новое. Он вспоминал свои хлопоты, искательства, историю своего проекта военного устава, который был принят к сведению и о котором старались умолчать единственно потому, что другая работа, очень дурная, была уже сделана и представлена государю; вспомнил о заседаниях комитета, членом которого был Берг; вспомнил, как в этих заседаниях старательно и продолжительно обсуживалось всё касающееся формы и процесса заседаний комитета, и как старательно и кратко обходилось всё что касалось сущности дела. Он вспомнил о своей законодательной работе, о том, как он озабоченно переводил на русский язык статьи римского и французского свода, и ему стало совестно за себя. Потом он живо представил себе Богучарово, свои занятия в деревне, свою поездку в Рязань, вспомнил мужиков, Дрона старосту, и приложив к ним права лиц, которые он распределял по параграфам, ему стало удивительно, как он мог так долго заниматься такой праздной работой.