Ламберт, Филлис

Филлис Ламберт
Phyllis Barbara Lambert
Имя при рождении:	Филлис Барбара Бронфман
Род деятельности:	архитектор, филантроп
Дата рождения:	24 января 1927(1927-01-24) (97 лет)
Место рождения:	Монреаль, Канада
Гражданство:	Канада Канада
Награды и премии:	Премия Вольфа (2016)

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Фи́ллис Ба́рбара Ла́мберт (англ. Phyllis Barbara Lambert, урождённая Бронфман; р. 24 января 1927, Монреаль, Канада) — канадский архитектор, филантроп.

Биография

Филлис Бронфман родилась 24 января 1927 года в Монреале в еврейской семье. Отец — Сэмюэл Бронфман (1889—1971), глава крупнейшего в мире винного производителя компании «Сигрэм» (The Seagram Company).

В 1954 году Филлис окончила колледж Вассар (Vassar) под Нью-Йорком, где изучала искусство, историю и философию. В это время, приехав в Париж, она увидела в местной прессе проект планирующегося небоскрёба «Сигрэм Билдинг» для новой корпоративной штаб-квартиры компании «Сигрэм» в Нью-Йорке, заказанный её отцом к 100-летию фирмы. Проект был выполнен архитектурной компанией Luckman & Pereira, к которой Бронфман обратился из-за её большого опыта в строительстве подобных крупных коммерческих проектов и приемлемой цены строительства и эксплуатации. Филлис, не имевшая архитектурного образования, немедленно позвонила отцу и убедила его отказаться от посредственного проекта. Бронфман поставил условием расторжения договора с Luckman & Pereira немедленный приезд дочери в Нью-Йорк и личное руководство ею поиском нового архитектора. Также Филлис должна была взять на себя обязанности директора планирования и строительства нового небоскрёба.

Вернувшись в Нью-Йорк, Филлис начала консультации с ведущими американскими специалистами по архитектуре и встретилась в том числе с архитектурным критиком журнала «Нью-Йоркер» Льюисом Мамфордом и основателем и первым директором музея современного искусства МоМА Альбертом Барром (Albert Barr, 1902—1981). Барр посоветовал ей обратиться за советом к главному куратору архитектурного отдела музея Филипу Джонсону, который как раз в это время собирался оставить своё место в музее ради собственной архитектурной практики.

Ламберт и Джонсон составили три списка. В первый список вошли те, кто «должны, но не могли» (архитекторы, которые подходили для выполнения проекта, но не обладали достаточным опытом): Пол Рудольф, Ээро Сааринен, Марсель Брюер, Йео Мин Пей и Луис Кан. Во второй список — те, кто «могли, но не должны» (крупные компетентные фирмы, не обладающие оригинальностью). В третий — те, кто «могли и должны»: Фрэнк Ллойд Райт, Ле Корбюзье и Людвиг Мис ван дер Роэ (Мис).

При выборе Миса Ламберт руководствовалась своими впечатлениями от крупнейшего осуществленного проекта Миса на момент планирования Сигрэм — двух жилых башен на Lake Shore Drive в Чикаго (1948—1951):

В этих тёмных мистических башнях чувствовалась поразительная мощь и сила чего-то одухотворенного! Вы знаете, если бы вы спросили, кто входил в архитектурный авангард 20-х и 30-х годов прошлого века, то это был бы длинный список, в который вошел бы и Мис. Но в 1954 году, мне кажется, Мис уже стоял особняком. Мис был авангард.

Райт (которому было уже 87 лет) и Корбюзье (которому было 67 лет; на год младше Миса) были отвергнуты Ламберт из-за их несговорчивых характеров, а Корбюзье ещё и из-за своей скульптурности:

Корбюзье мастер скульптурных форм и пространств, но мне кажется, что такие приёмы легко производят впечатление и также легко отталкивают. Мис же буквально увлекает вас внутрь. Вы просто не можете пройти мимо. В этом есть какая-то подсознательная сила, и чем дальше вы проникаете вглубь, тем сильнее оказывается впечатление от сногсшибательной красоты его пространств и последовательных и продуманных до мелочей деталей. Райт же в середине 50-х годов уже не олицетворял современность. Его справедливо прозвали самым великим архитектором 19-го века, но никак не 20-го. С Мисом же ассоциировалось будущее и новый высоко технологический язык современной архитектуры.

У Миса не было архитектурной лицензии штата Нью-Йорк для проектирования здания Сигрэм Билдинг. Поэтому компания, ведущая строительство, потребовала от него нанять своего представителя в Нью-Йорке для решения текущих вопросов. Не раздумывая, Мис назначил своим представителем Джонсона, отплатив последнему за многолетние успешные усилия по закреплению международной репутации Миса (Джонсон, в частности, в 1947 году провёл в МоМА первую персональную выставку Миса).

Ламберт рассказывала про варианты проекта:

У Миса было всего три концептуальных варианта. Первый — квадратная в плане башня, что Мис даже не рассматривал. Второй — прямоугольная башня в плане с пропорциями 7:3 и повернутая под прямым углом к Парк авеню, что повторило бы Ливер-хаус. И наконец, третий, выбранный Мисом вариант — башня с пропорциями 5:3 и отступившая широкой стороной на 30 метров от Парк авеню. Тогда при планируемой высоте в 39 этажей башня бы заняла 25 % участка. Именно при таких соотношениях городской строительный код разрешал не использовать уступы даже для значительно более высоких башен.

Такая башня была бы слишком мала для компании, поэтому на месте снесённых малоэтажных домов, позволивших углубить участок, Мис предложил возвести шестиэтажный корпус во всю ширину блока, значительно увеличив общую площадь комплекса. Кроме того, Мис утолстил саму башню, добавив к ней дополнительный объем с пропорциями 1:3 со стороны заднего фасада и практически незаметный с Парк авеню.

После завершения строительства Сигрэм Билдинг Филлис Ламберт стала ученицей Миса в Иллинойском технологическом институте и стажировалась в его чикагском офисе. Впоследствии стала его близким другом, почитателем и хранителем его архива в Канадском центре архитектуры.

С 1979 года Филлис Ламберт возглавляет созданный ею в Монреале на собственные деньги Канадский центр архитектуры (The Canadian Center for Architecture, ССА), в состав которого входят крупнейший в мире архитектурный музей, исследовательский центр и библиотека. Ламберт занимается работой Центра визуальных искусств, основанного её родителями и построенного по её архитектурному проекту. Принимает участие в сохранении исторического наследия Монреаля и реставрации памятников архитектуры.

Куратор выставок

• «Мис в Америке» (Нью-Йорк, музей искусств Уитни)

Библиография

Публикации Филлис Ламберт

Книги

• Пэр Ричард, Коэн Жан-Луи, Ламберт Филлис. Потерянный авангард. Русская модернистская архитектура 1922—1932: Фотоальбом. — М.: Татлин, 2007. — 348 с. — ISBN 938-5-903433-02-5.

Интервью

• Белоголовский Владимир. [www.archi.ru/press/russia/4148/sigrem-bilding-zhiznennaya-poziciya-beseda-s-fillis-lambert Сигрэм Билдинг — жизненная позиция. Беседа с Филлис Ламберт] // Архитектурный вестник. — 2007. — № 3 (96).

Отрывок, характеризующий Ламберт, Филлис

Он вышел, и звонкий, но негромкий смех сестры с родинкой послышался за ним.
На другой день приехал князь Василий и поместился в доме графа. Он призвал к себе Пьера и сказал ему:
– Mon cher, si vous vous conduisez ici, comme a Petersbourg, vous finirez tres mal; c'est tout ce que je vous dis. [Мой милый, если вы будете вести себя здесь, как в Петербурге, вы кончите очень дурно; больше мне нечего вам сказать.] Граф очень, очень болен: тебе совсем не надо его видеть.
С тех пор Пьера не тревожили, и он целый день проводил один наверху, в своей комнате.
В то время как Борис вошел к нему, Пьер ходил по своей комнате, изредка останавливаясь в углах, делая угрожающие жесты к стене, как будто пронзая невидимого врага шпагой, и строго взглядывая сверх очков и затем вновь начиная свою прогулку, проговаривая неясные слова, пожимая плечами и разводя руками.
– L'Angleterre a vecu, [Англии конец,] – проговорил он, нахмуриваясь и указывая на кого то пальцем. – M. Pitt comme traitre a la nation et au droit des gens est condamiene a… [Питт, как изменник нации и народному праву, приговаривается к…] – Он не успел договорить приговора Питту, воображая себя в эту минуту самим Наполеоном и вместе с своим героем уже совершив опасный переезд через Па де Кале и завоевав Лондон, – как увидал входившего к нему молодого, стройного и красивого офицера. Он остановился. Пьер оставил Бориса четырнадцатилетним мальчиком и решительно не помнил его; но, несмотря на то, с свойственною ему быстрою и радушною манерой взял его за руку и дружелюбно улыбнулся.
– Вы меня помните? – спокойно, с приятной улыбкой сказал Борис. – Я с матушкой приехал к графу, но он, кажется, не совсем здоров.
– Да, кажется, нездоров. Его всё тревожат, – отвечал Пьер, стараясь вспомнить, кто этот молодой человек.
Борис чувствовал, что Пьер не узнает его, но не считал нужным называть себя и, не испытывая ни малейшего смущения, смотрел ему прямо в глаза.
– Граф Ростов просил вас нынче приехать к нему обедать, – сказал он после довольно долгого и неловкого для Пьера молчания.
– А! Граф Ростов! – радостно заговорил Пьер. – Так вы его сын, Илья. Я, можете себе представить, в первую минуту не узнал вас. Помните, как мы на Воробьевы горы ездили c m me Jacquot… [мадам Жако…] давно.
– Вы ошибаетесь, – неторопливо, с смелою и несколько насмешливою улыбкой проговорил Борис. – Я Борис, сын княгини Анны Михайловны Друбецкой. Ростова отца зовут Ильей, а сына – Николаем. И я m me Jacquot никакой не знал.
Пьер замахал руками и головой, как будто комары или пчелы напали на него.
– Ах, ну что это! я всё спутал. В Москве столько родных! Вы Борис…да. Ну вот мы с вами и договорились. Ну, что вы думаете о булонской экспедиции? Ведь англичанам плохо придется, ежели только Наполеон переправится через канал? Я думаю, что экспедиция очень возможна. Вилльнев бы не оплошал!
Борис ничего не знал о булонской экспедиции, он не читал газет и о Вилльневе в первый раз слышал.
– Мы здесь в Москве больше заняты обедами и сплетнями, чем политикой, – сказал он своим спокойным, насмешливым тоном. – Я ничего про это не знаю и не думаю. Москва занята сплетнями больше всего, – продолжал он. – Теперь говорят про вас и про графа.
Пьер улыбнулся своей доброю улыбкой, как будто боясь за своего собеседника, как бы он не сказал чего нибудь такого, в чем стал бы раскаиваться. Но Борис говорил отчетливо, ясно и сухо, прямо глядя в глаза Пьеру.
– Москве больше делать нечего, как сплетничать, – продолжал он. – Все заняты тем, кому оставит граф свое состояние, хотя, может быть, он переживет всех нас, чего я от души желаю…
– Да, это всё очень тяжело, – подхватил Пьер, – очень тяжело. – Пьер всё боялся, что этот офицер нечаянно вдастся в неловкий для самого себя разговор.
– А вам должно казаться, – говорил Борис, слегка краснея, но не изменяя голоса и позы, – вам должно казаться, что все заняты только тем, чтобы получить что нибудь от богача.
«Так и есть», подумал Пьер.
– А я именно хочу сказать вам, чтоб избежать недоразумений, что вы очень ошибетесь, ежели причтете меня и мою мать к числу этих людей. Мы очень бедны, но я, по крайней мере, за себя говорю: именно потому, что отец ваш богат, я не считаю себя его родственником, и ни я, ни мать никогда ничего не будем просить и не примем от него.
Пьер долго не мог понять, но когда понял, вскочил с дивана, ухватил Бориса за руку снизу с свойственною ему быстротой и неловкостью и, раскрасневшись гораздо более, чем Борис, начал говорить с смешанным чувством стыда и досады.
– Вот это странно! Я разве… да и кто ж мог думать… Я очень знаю…
Но Борис опять перебил его:
– Я рад, что высказал всё. Может быть, вам неприятно, вы меня извините, – сказал он, успокоивая Пьера, вместо того чтоб быть успокоиваемым им, – но я надеюсь, что не оскорбил вас. Я имею правило говорить всё прямо… Как же мне передать? Вы приедете обедать к Ростовым?
И Борис, видимо свалив с себя тяжелую обязанность, сам выйдя из неловкого положения и поставив в него другого, сделался опять совершенно приятен.
– Нет, послушайте, – сказал Пьер, успокоиваясь. – Вы удивительный человек. То, что вы сейчас сказали, очень хорошо, очень хорошо. Разумеется, вы меня не знаете. Мы так давно не видались…детьми еще… Вы можете предполагать во мне… Я вас понимаю, очень понимаю. Я бы этого не сделал, у меня недостало бы духу, но это прекрасно. Я очень рад, что познакомился с вами. Странно, – прибавил он, помолчав и улыбаясь, – что вы во мне предполагали! – Он засмеялся. – Ну, да что ж? Мы познакомимся с вами лучше. Пожалуйста. – Он пожал руку Борису. – Вы знаете ли, я ни разу не был у графа. Он меня не звал… Мне его жалко, как человека… Но что же делать?
– И вы думаете, что Наполеон успеет переправить армию? – спросил Борис, улыбаясь.
Пьер понял, что Борис хотел переменить разговор, и, соглашаясь с ним, начал излагать выгоды и невыгоды булонского предприятия.
Лакей пришел вызвать Бориса к княгине. Княгиня уезжала. Пьер обещался приехать обедать затем, чтобы ближе сойтись с Борисом, крепко жал его руку, ласково глядя ему в глаза через очки… По уходе его Пьер долго еще ходил по комнате, уже не пронзая невидимого врага шпагой, а улыбаясь при воспоминании об этом милом, умном и твердом молодом человеке.
Как это бывает в первой молодости и особенно в одиноком положении, он почувствовал беспричинную нежность к этому молодому человеку и обещал себе непременно подружиться с ним.
Князь Василий провожал княгиню. Княгиня держала платок у глаз, и лицо ее было в слезах.
– Это ужасно! ужасно! – говорила она, – но чего бы мне ни стоило, я исполню свой долг. Я приеду ночевать. Его нельзя так оставить. Каждая минута дорога. Я не понимаю, чего мешкают княжны. Может, Бог поможет мне найти средство его приготовить!… Adieu, mon prince, que le bon Dieu vous soutienne… [Прощайте, князь, да поддержит вас Бог.]
– Adieu, ma bonne, [Прощайте, моя милая,] – отвечал князь Василий, повертываясь от нее.
– Ах, он в ужасном положении, – сказала мать сыну, когда они опять садились в карету. – Он почти никого не узнает.
– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.


Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».