Ламбер де Герен, Жозеф Гаспар

См. также: Герен

Жозе́ф Гаспа́р Ламбе́р де Гере́н (фр. Joseph-Gaspard Lambert de Guerin) — российский инженер-генерал французского происхождения, пользовавшийся благосклонностью и доверием царя Петра I.

Зная инженерное искусство, он в 1701 году поступил на русскую службу по договору, заключенному с ним в Варшаве князем Г. Ф. Долгоруковым, который состоял русским послом при польском короле Августе II.

19 декабря 1701 года прибыл в Россию, в следующем году сопровождал Петра в Архангельск, затем участвовал в осаде Нотебурга. В 1703 году руководил осадой Ниеншанца в должности инженер-генерала (с чином полковника), позже вместе с Петром I выбирал место для постройки Санкт-Петербурга, начертил план Петропавловской крепости, которая и была построена по этому плану почти без изменений. В признание заслуг сделан кавалером ордена Святого Андрея Первозванного (1703).

В 1704 году командовал при осаде и взятии Нарвы. В 1706 году, сопровождая русского царя в Польшу, остался в Гродно, затем получил разрешение поехать в Данциг, Берлин и Копенгаген с целью поиска для русских войск инженерных офицеров. Вернуться в Россию он отказался, оправдываясь нерасположением к нему некоторых вельмож. Рассерженный бегством Ламбера, Пётр запретил ему носить пожалованный орден св. Андрея Первозваннаго и приказал его задержать.

В 1711 году Ламбер был арестован в Пруссии русским посольством как дезертир, но сумел бежать и укрылся в Италии, откуда неоднократно, но безуспешно просил Петра о возвращении его на русскую службу в течение 5 лет, причём Петр не раз указывал на него как на пример бесхарактерности и неблагодарности. Дальнейшая судьба Ламбера неизвестна.

Литература

• Военная энциклопедия / Под ред. В. Ф. Новицкого и др. — СПб.: т-во И. В. Сытина, 1911—1915.

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Ламбер де Герен, Жозеф Гаспар

После деревни и в том серьезном настроении, в котором находилась Наташа, всё это было дико и удивительно ей. Она не могла следить за ходом оперы, не могла даже слышать музыку: она видела только крашеные картоны и странно наряженных мужчин и женщин, при ярком свете странно двигавшихся, говоривших и певших; она знала, что всё это должно было представлять, но всё это было так вычурно фальшиво и ненатурально, что ей становилось то совестно за актеров, то смешно на них. Она оглядывалась вокруг себя, на лица зрителей, отыскивая в них то же чувство насмешки и недоумения, которое было в ней; но все лица были внимательны к тому, что происходило на сцене и выражали притворное, как казалось Наташе, восхищение. «Должно быть это так надобно!» думала Наташа. Она попеременно оглядывалась то на эти ряды припомаженных голов в партере, то на оголенных женщин в ложах, в особенности на свою соседку Элен, которая, совершенно раздетая, с тихой и спокойной улыбкой, не спуская глаз, смотрела на сцену, ощущая яркий свет, разлитый по всей зале и теплый, толпою согретый воздух. Наташа мало по малу начинала приходить в давно не испытанное ею состояние опьянения. Она не помнила, что она и где она и что перед ней делается. Она смотрела и думала, и самые странные мысли неожиданно, без связи, мелькали в ее голове. То ей приходила мысль вскочить на рампу и пропеть ту арию, которую пела актриса, то ей хотелось зацепить веером недалеко от нее сидевшего старичка, то перегнуться к Элен и защекотать ее.
В одну из минут, когда на сцене всё затихло, ожидая начала арии, скрипнула входная дверь партера, на той стороне где была ложа Ростовых, и зазвучали шаги запоздавшего мужчины. «Вот он Курагин!» прошептал Шиншин. Графиня Безухова улыбаясь обернулась к входящему. Наташа посмотрела по направлению глаз графини Безуховой и увидала необыкновенно красивого адъютанта, с самоуверенным и вместе учтивым видом подходящего к их ложе. Это был Анатоль Курагин, которого она давно видела и заметила на петербургском бале. Он был теперь в адъютантском мундире с одной эполетой и эксельбантом. Он шел сдержанной, молодецкой походкой, которая была бы смешна, ежели бы он не был так хорош собой и ежели бы на прекрасном лице не было бы такого выражения добродушного довольства и веселия. Несмотря на то, что действие шло, он, не торопясь, слегка побрякивая шпорами и саблей, плавно и высоко неся свою надушенную красивую голову, шел по ковру коридора. Взглянув на Наташу, он подошел к сестре, положил руку в облитой перчатке на край ее ложи, тряхнул ей головой и наклонясь спросил что то, указывая на Наташу.