Ламия
Поделись знанием:
«Скоро ли? Скоро ли? О, эти несносные улицы, лавки, калачи, фонари, извозчики!» думал Ростов, когда уже они записали свои отпуски на заставе и въехали в Москву.
– Денисов, приехали! Спит! – говорил он, всем телом подаваясь вперед, как будто он этим положением надеялся ускорить движение саней. Денисов не откликался.
– Вот он угол перекресток, где Захар извозчик стоит; вот он и Захар, и всё та же лошадь. Вот и лавочка, где пряники покупали. Скоро ли? Ну!
– К какому дому то? – спросил ямщик.
– Да вон на конце, к большому, как ты не видишь! Это наш дом, – говорил Ростов, – ведь это наш дом! Денисов! Денисов! Сейчас приедем.
Денисов поднял голову, откашлялся и ничего не ответил.
– Дмитрий, – обратился Ростов к лакею на облучке. – Ведь это у нас огонь?
– Так точно с и у папеньки в кабинете светится.
– Еще не ложились? А? как ты думаешь? Смотри же не забудь, тотчас достань мне новую венгерку, – прибавил Ростов, ощупывая новые усы. – Ну же пошел, – кричал он ямщику. – Да проснись же, Вася, – обращался он к Денисову, который опять опустил голову. – Да ну же, пошел, три целковых на водку, пошел! – закричал Ростов, когда уже сани были за три дома от подъезда. Ему казалось, что лошади не двигаются. Наконец сани взяли вправо к подъезду; над головой своей Ростов увидал знакомый карниз с отбитой штукатуркой, крыльцо, тротуарный столб. Он на ходу выскочил из саней и побежал в сени. Дом также стоял неподвижно, нерадушно, как будто ему дела не было до того, кто приехал в него. В сенях никого не было. «Боже мой! все ли благополучно?» подумал Ростов, с замиранием сердца останавливаясь на минуту и тотчас пускаясь бежать дальше по сеням и знакомым, покривившимся ступеням. Всё та же дверная ручка замка, за нечистоту которой сердилась графиня, также слабо отворялась. В передней горела одна сальная свеча.
Старик Михайла спал на ларе. Прокофий, выездной лакей, тот, который был так силен, что за задок поднимал карету, сидел и вязал из покромок лапти. Он взглянул на отворившуюся дверь, и равнодушное, сонное выражение его вдруг преобразилось в восторженно испуганное.
– Батюшки, светы! Граф молодой! – вскрикнул он, узнав молодого барина. – Что ж это? Голубчик мой! – И Прокофий, трясясь от волненья, бросился к двери в гостиную, вероятно для того, чтобы объявить, но видно опять раздумал, вернулся назад и припал к плечу молодого барина.
– Здоровы? – спросил Ростов, выдергивая у него свою руку.
– Слава Богу! Всё слава Богу! сейчас только покушали! Дай на себя посмотреть, ваше сиятельство!
– Всё совсем благополучно?
– Слава Богу, слава Богу!
Ростов, забыв совершенно о Денисове, не желая никому дать предупредить себя, скинул шубу и на цыпочках побежал в темную, большую залу. Всё то же, те же ломберные столы, та же люстра в чехле; но кто то уж видел молодого барина, и не успел он добежать до гостиной, как что то стремительно, как буря, вылетело из боковой двери и обняло и стало целовать его. Еще другое, третье такое же существо выскочило из другой, третьей двери; еще объятия, еще поцелуи, еще крики, слезы радости. Он не мог разобрать, где и кто папа, кто Наташа, кто Петя. Все кричали, говорили и целовали его в одно и то же время. Только матери не было в числе их – это он помнил.
– А я то, не знал… Николушка… друг мой!
– Вот он… наш то… Друг мой, Коля… Переменился! Нет свечей! Чаю!
– Да меня то поцелуй!
– Душенька… а меня то.
Соня, Наташа, Петя, Анна Михайловна, Вера, старый граф, обнимали его; и люди и горничные, наполнив комнаты, приговаривали и ахали.
Петя повис на его ногах. – А меня то! – кричал он. Наташа, после того, как она, пригнув его к себе, расцеловала всё его лицо, отскочила от него и держась за полу его венгерки, прыгала как коза всё на одном месте и пронзительно визжала.
Со всех сторон были блестящие слезами радости, любящие глаза, со всех сторон были губы, искавшие поцелуя.
Соня красная, как кумач, тоже держалась за его руку и вся сияла в блаженном взгляде, устремленном в его глаза, которых она ждала. Соне минуло уже 16 лет, и она была очень красива, особенно в эту минуту счастливого, восторженного оживления. Она смотрела на него, не спуская глаз, улыбаясь и задерживая дыхание. Он благодарно взглянул на нее; но всё еще ждал и искал кого то. Старая графиня еще не выходила. И вот послышались шаги в дверях. Шаги такие быстрые, что это не могли быть шаги его матери.
Но это была она в новом, незнакомом еще ему, сшитом без него платье. Все оставили его, и он побежал к ней. Когда они сошлись, она упала на его грудь рыдая. Она не могла поднять лица и только прижимала его к холодным снуркам его венгерки. Денисов, никем не замеченный, войдя в комнату, стоял тут же и, глядя на них, тер себе глаза.
– Василий Денисов, друг вашего сына, – сказал он, рекомендуясь графу, вопросительно смотревшему на него.
– Милости прошу. Знаю, знаю, – сказал граф, целуя и обнимая Денисова. – Николушка писал… Наташа, Вера, вот он Денисов.
Те же счастливые, восторженные лица обратились на мохнатую фигуру Денисова и окружили его.
– Голубчик, Денисов! – визгнула Наташа, не помнившая себя от восторга, подскочила к нему, обняла и поцеловала его. Все смутились поступком Наташи. Денисов тоже покраснел, но улыбнулся и взяв руку Наташи, поцеловал ее.
Денисова отвели в приготовленную для него комнату, а Ростовы все собрались в диванную около Николушки.
Старая графиня, не выпуская его руки, которую она всякую минуту целовала, сидела с ним рядом; остальные, столпившись вокруг них, ловили каждое его движенье, слово, взгляд, и не спускали с него восторженно влюбленных глаз. Брат и сестры спорили и перехватывали места друг у друга поближе к нему, и дрались за то, кому принести ему чай, платок, трубку.
Ростов был очень счастлив любовью, которую ему выказывали; но первая минута его встречи была так блаженна, что теперешнего его счастия ему казалось мало, и он всё ждал чего то еще, и еще, и еще.
На другое утро приезжие спали с дороги до 10 го часа.
В предшествующей комнате валялись сабли, сумки, ташки, раскрытые чемоданы, грязные сапоги. Вычищенные две пары со шпорами были только что поставлены у стенки. Слуги приносили умывальники, горячую воду для бритья и вычищенные платья. Пахло табаком и мужчинами.
– Гей, Г'ишка, т'убку! – крикнул хриплый голос Васьки Денисова. – Ростов, вставай!
Ростов, протирая слипавшиеся глаза, поднял спутанную голову с жаркой подушки.
– А что поздно? – Поздно, 10 й час, – отвечал Наташин голос, и в соседней комнате послышалось шуршанье крахмаленных платьев, шопот и смех девичьих голосов, и в чуть растворенную дверь мелькнуло что то голубое, ленты, черные волоса и веселые лица. Это была Наташа с Соней и Петей, которые пришли наведаться, не встал ли.
– Николенька, вставай! – опять послышался голос Наташи у двери.
– Сейчас!
В это время Петя, в первой комнате, увидав и схватив сабли, и испытывая тот восторг, который испытывают мальчики, при виде воинственного старшего брата, и забыв, что сестрам неприлично видеть раздетых мужчин, отворил дверь.
Ла́мия (лат. lamia, др.-греч. Λάμια) — общеупотребительное латинское слово, обозначающее ведьму; персонаж греческой мифологии, распространившийся в позднейших культурах.
Содержание
Греческая мифология
Согласно классическому греческому мифу[1], дочь Посейдона[2], Ламия, родила от Зевса Герофилу[3]. Ламия была возлюбленной Зевса, а Гера превратила её в зверя. Когда безумствует, Ламия вынимает глаза[4] и кладет их в чашу, чтобы заснуть; ест людей[5].
По версии, видимо, историка Дурида, дочь Бела и Ливии, которую полюбил Зевс, а Гера лишила её разума, и она убила своих детей[6]. Ламия была царицей Ливии, любимой Зевсом и родившей ему нескольких детей. Гера из мести превратила красоту Ламии в безобразие, а детей убила. В отчаянии Ламия стала отнимать детей у других матерей. Ламия может возвращать свою прежнюю красоту, чтобы соблазнять мужчин и пить их кровь.
По другому сказанию, чудовище-Ламия, также называемое Сибарида, жило в пещере на горе Корфида, у подножия Парнаса. С грязью между ног[7]. Её убил Еврибат из земли куретов. Она ударилась головой о выступ скалы, и там забил источник Сибарида[8]. Поедала детей[9].
Пьесу Еврипида «Ламия» (где говорилось о ливийской сивилле) упоминает Лактанций[10].
Позднейшая традиция
Статуи Ламий были в Риме[11], но ещё и в Греции.
Ламиями называются также вампиры, по народному представлению греков Нового времени привлекающие, под видом прекрасных дев, юношей и высасывающие у них кровь. Такими же существами были Эмпуса и Мормолика.
Слово «lamia» использовалось в «Вульгате» как эквивалент еврейского имени Лилит. Слово имеет многочисленные ассоциации в фольклоре и легендах. В сочинениях демонологов «lamia» обозначала вампира или ночной кошмар. Ламиями также назывались существа, подобные сиренам или нереидам, в баскской мифологии - см. en:Lamia (Basque mythology).
Ламия в культуре Нового и Новейшего времени
 |
Список примеров в этой статье или её разделе не основывается на авторитетных источниках непосредственно о предмете статьи или её раздела. Добавьте ссылки на источники, предметом рассмотрения которых является тема настоящей статьи (или раздела) в целом, и содержащие данные элементы списка как примеры. В противном случае раздел может быть удалён.
Эта отметка стоит с 4 февраля 2012 года. |
Литература
- Колдунья по имени Ламия является героиней одноимённой поэмы Джона Китса.
- Ламия Брон — героиня романов Дэна Симмонса «Гиперион» и «Падение Гипериона».
- Ламия — персонаж романа Нила Геймана «Задверье» (или «Никогде» в другом переводе, оригинальное — «Neverwhere»), одна из «бархатных» — эти бледные женщины носили черные бархатные одежды и питались теплом чужих тел, часто забирая вместе с теплом и жизнь.
- Ламии — немногочисленная разумная раса, аналог басков, в романе А. Ю. Пехова «Под знаком Мантикоры».
- Ламии описаны в романе «Сердце Пармы» Алексея Иванова. Там они предстают женщинами-оборотнями, исполняющими предначертанное Богами Судьбы и управляющими дикими зверями.
- Ламии фигурируют в романе «Малая Глуша» Марии Галиной.
- Ламиями назывались красивые девушки небольшого роста, обладающие магическими способностями, в романе Ника Перумова «Враг неведом».
- В романе Анны Кэтрин «Соль и серебро» охотники носят одежду из кожи ламии.
- В книгах Лизы Джейн Смит «Царство Ночи» ламиями назывались вампиры, которые могли есть, пить и воспроизводить себе подобных. Самой первой ламией была Майя.
- В книгах Лорел Гамильтон ламии — бессмертные полулюди-полузмеи.
- Ламия - персонаж поэмы Глушкова С. О. "Ламия или история одной любви". В произведении, ламия представлена девушкой, которая убивала детей и взрослых.
- Ламиями назывались ведьмы из серии книг "Ученик Ведьмака" Джозефа Дилейни. В книгах описывается, что они избегают солнечного света, но ночью охотятся на людей и пьют их кровь. Они могут менять облик и делятся на две категории: дикие и домашние.
Кино
- Ламия (чёрный козёл) — демон, преследующий главную героиню в фильме Сэма Рейми «Затащи меня в Ад».
- Ламия — монстр, на которого охотились братья Сэм и Дин Винчестеры в 4 серии («Уикэнд у Бобби») 6 сезона сериала «Сверхъестественное».
- Ламия — героиня фильма, сначала преследовавшая, а потом подвергнувшаяся сексуальности двух мужчин в фильме «Секс-миссия».
- Ламия — имя девушки, которая зачаровала рыцарей. По легенде в сериале ламия — магическое существо, которое появилось, когда ведьмы смешали кровь девушки с кровью змеи. Имеют большую силу и могут контролировать ум мужчин и вытягивать их силу с помощью объятий. Ламии научились изменяться по собственному желанию и становиться монстрами. Единстванная цель их — убивать. («Мерлин (телесериал)» 4 сезон, 8 серия)
- В аниме и манге Rosario+Vampire учительница математики в истинной форме также была Ламией. Отличалась склонностью к мазохизму и использовала хвост для того, чтобы вытягивать энергию студентов.
- Ламией зовут старшую из трёх злых ведьм в фильме «Звёздная пыль».
- В аниме и манге "Monster Musume no Iru Nichijou" ламии - раса зверелюдей, полулюдей-полузмей, к которой принадлежит одна из главных героинь. В Monster Musume ламии очень умные, страстные и в совершенстве владеют искусством обольщения, а также приготовления ядов и афродизиаков. Холоднокровные, видят в тепловом диапазоне, вялые по утрам. Бывают только женского пола, а для размножения привлекают мужчин Homo Sapiens. Если мужчина им понравится - то он может стать Общим Мужем для всего селения.
Музыка
- Песня группы «Iron Maiden» «Prodigal Son» (альбом «Killers») в переводе представляет собой разговор с Ламией («Listen to me Lamia, listen to what I’ve got to say…»).
- В альбоме «Enter The Moonlight Gate» (1997) шведской группы Lord Belial четвёртый трек — «Lamia».
- В концептуальном альбоме Genesis — The Lamb Lies Down on Broadway (1974) один из лиричнейших треков назван Lamia. Ламии пьют кровь Раэля (главного героя) и умирают, отравленные ею.
- В альбоме «Second Rose» (2008) итальянской группы Domina noctis есть песня «Lamia».
- В альбоме "Asgard" (2013) немецкой группы Centhron есть пеня "Lamia"
- В альбоме "Luciferland" итальянской группы Mandragora Scream есть песня "Lamia"
Игры
- Ламия — одно из семейств вампиров в известной настольной игре Warhammer Fantasy Battles.
- В настольной игре Warhammer 40,000 ламианами (Lhamaean) называются наложницы из свиты архонтов темных эльдаров, сведущие в искусстве убийства при помощи ядов.
- Ламия — группа существ в карточной стратегии «Демиурги».
- Ламии — женщины-змеи в онлайн-игре «Аллоды Онлайн», обитают на Тенебре, аллодах эльфов.
- Ламия встречается в играх и книгах по вселенной Ведьмака.
- Ламия — полуженщина-полузмея в серии игр Final Fantasy.
- Ламия — враждебное существо в TES 2: Daggerfall.
- Ламии — враждебные существа в игре Titan Quest: Immortal Throne, выглядят как кошки-кентавры.
Астрономия
В честь Ламии назван астероид (117) Ломия, открытый в 1871 году.
См. также
- Бука (страшилище)
- Ламия — древний город в Фессалии.
Напишите отзыв о статье "Ламия"
Примечания
- ↑ Мифы народов мира. М., 1991-92. В 2 т. Т.2. С.36
- ↑ Павсаний. Описание Эллады X 12, 1
- ↑ Евмел. Коринфиака, фр.8 Бернабе; Климент. Строматы I 70, 3
- ↑ Плутарх. О любопытстве 2
- ↑ Гераклит-аллегорист. О невероятном 34
- ↑ Диодор Сицилийский. Историческая библиотека XX 41, 3-6, схолии к Аристофану. Осы 1035, Мир 758 // Комм. 37 к Гераклиту-аллегористу
- ↑ Аристофан. Осы 1035; Мир 758
- ↑ Антонин Либерал. Метаморфозы 8
- ↑ Гораций. Наука поэзии 340
- ↑ Лактанций. Божественные установления I 6, 8
- ↑ Луцилий. Сатиры XV 1 (фр.520 Маркс)
- [bestiary.us/lamia.php Ламия] на сайте «Энциклопедия вымышленных существ»
При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).
Отрывок, характеризующий Ламия
В начале 1806 года Николай Ростов вернулся в отпуск. Денисов ехал тоже домой в Воронеж, и Ростов уговорил его ехать с собой до Москвы и остановиться у них в доме. На предпоследней станции, встретив товарища, Денисов выпил с ним три бутылки вина и подъезжая к Москве, несмотря на ухабы дороги, не просыпался, лежа на дне перекладных саней, подле Ростова, который, по мере приближения к Москве, приходил все более и более в нетерпение.«Скоро ли? Скоро ли? О, эти несносные улицы, лавки, калачи, фонари, извозчики!» думал Ростов, когда уже они записали свои отпуски на заставе и въехали в Москву.
– Денисов, приехали! Спит! – говорил он, всем телом подаваясь вперед, как будто он этим положением надеялся ускорить движение саней. Денисов не откликался.
– Вот он угол перекресток, где Захар извозчик стоит; вот он и Захар, и всё та же лошадь. Вот и лавочка, где пряники покупали. Скоро ли? Ну!
– К какому дому то? – спросил ямщик.
– Да вон на конце, к большому, как ты не видишь! Это наш дом, – говорил Ростов, – ведь это наш дом! Денисов! Денисов! Сейчас приедем.
Денисов поднял голову, откашлялся и ничего не ответил.
– Дмитрий, – обратился Ростов к лакею на облучке. – Ведь это у нас огонь?
– Так точно с и у папеньки в кабинете светится.
– Еще не ложились? А? как ты думаешь? Смотри же не забудь, тотчас достань мне новую венгерку, – прибавил Ростов, ощупывая новые усы. – Ну же пошел, – кричал он ямщику. – Да проснись же, Вася, – обращался он к Денисову, который опять опустил голову. – Да ну же, пошел, три целковых на водку, пошел! – закричал Ростов, когда уже сани были за три дома от подъезда. Ему казалось, что лошади не двигаются. Наконец сани взяли вправо к подъезду; над головой своей Ростов увидал знакомый карниз с отбитой штукатуркой, крыльцо, тротуарный столб. Он на ходу выскочил из саней и побежал в сени. Дом также стоял неподвижно, нерадушно, как будто ему дела не было до того, кто приехал в него. В сенях никого не было. «Боже мой! все ли благополучно?» подумал Ростов, с замиранием сердца останавливаясь на минуту и тотчас пускаясь бежать дальше по сеням и знакомым, покривившимся ступеням. Всё та же дверная ручка замка, за нечистоту которой сердилась графиня, также слабо отворялась. В передней горела одна сальная свеча.
Старик Михайла спал на ларе. Прокофий, выездной лакей, тот, который был так силен, что за задок поднимал карету, сидел и вязал из покромок лапти. Он взглянул на отворившуюся дверь, и равнодушное, сонное выражение его вдруг преобразилось в восторженно испуганное.
– Батюшки, светы! Граф молодой! – вскрикнул он, узнав молодого барина. – Что ж это? Голубчик мой! – И Прокофий, трясясь от волненья, бросился к двери в гостиную, вероятно для того, чтобы объявить, но видно опять раздумал, вернулся назад и припал к плечу молодого барина.
– Здоровы? – спросил Ростов, выдергивая у него свою руку.
– Слава Богу! Всё слава Богу! сейчас только покушали! Дай на себя посмотреть, ваше сиятельство!
– Всё совсем благополучно?
– Слава Богу, слава Богу!
Ростов, забыв совершенно о Денисове, не желая никому дать предупредить себя, скинул шубу и на цыпочках побежал в темную, большую залу. Всё то же, те же ломберные столы, та же люстра в чехле; но кто то уж видел молодого барина, и не успел он добежать до гостиной, как что то стремительно, как буря, вылетело из боковой двери и обняло и стало целовать его. Еще другое, третье такое же существо выскочило из другой, третьей двери; еще объятия, еще поцелуи, еще крики, слезы радости. Он не мог разобрать, где и кто папа, кто Наташа, кто Петя. Все кричали, говорили и целовали его в одно и то же время. Только матери не было в числе их – это он помнил.
– А я то, не знал… Николушка… друг мой!
– Вот он… наш то… Друг мой, Коля… Переменился! Нет свечей! Чаю!
– Да меня то поцелуй!
– Душенька… а меня то.
Соня, Наташа, Петя, Анна Михайловна, Вера, старый граф, обнимали его; и люди и горничные, наполнив комнаты, приговаривали и ахали.
Петя повис на его ногах. – А меня то! – кричал он. Наташа, после того, как она, пригнув его к себе, расцеловала всё его лицо, отскочила от него и держась за полу его венгерки, прыгала как коза всё на одном месте и пронзительно визжала.
Со всех сторон были блестящие слезами радости, любящие глаза, со всех сторон были губы, искавшие поцелуя.
Соня красная, как кумач, тоже держалась за его руку и вся сияла в блаженном взгляде, устремленном в его глаза, которых она ждала. Соне минуло уже 16 лет, и она была очень красива, особенно в эту минуту счастливого, восторженного оживления. Она смотрела на него, не спуская глаз, улыбаясь и задерживая дыхание. Он благодарно взглянул на нее; но всё еще ждал и искал кого то. Старая графиня еще не выходила. И вот послышались шаги в дверях. Шаги такие быстрые, что это не могли быть шаги его матери.
Но это была она в новом, незнакомом еще ему, сшитом без него платье. Все оставили его, и он побежал к ней. Когда они сошлись, она упала на его грудь рыдая. Она не могла поднять лица и только прижимала его к холодным снуркам его венгерки. Денисов, никем не замеченный, войдя в комнату, стоял тут же и, глядя на них, тер себе глаза.
– Василий Денисов, друг вашего сына, – сказал он, рекомендуясь графу, вопросительно смотревшему на него.
– Милости прошу. Знаю, знаю, – сказал граф, целуя и обнимая Денисова. – Николушка писал… Наташа, Вера, вот он Денисов.
Те же счастливые, восторженные лица обратились на мохнатую фигуру Денисова и окружили его.
– Голубчик, Денисов! – визгнула Наташа, не помнившая себя от восторга, подскочила к нему, обняла и поцеловала его. Все смутились поступком Наташи. Денисов тоже покраснел, но улыбнулся и взяв руку Наташи, поцеловал ее.
Денисова отвели в приготовленную для него комнату, а Ростовы все собрались в диванную около Николушки.
Старая графиня, не выпуская его руки, которую она всякую минуту целовала, сидела с ним рядом; остальные, столпившись вокруг них, ловили каждое его движенье, слово, взгляд, и не спускали с него восторженно влюбленных глаз. Брат и сестры спорили и перехватывали места друг у друга поближе к нему, и дрались за то, кому принести ему чай, платок, трубку.
Ростов был очень счастлив любовью, которую ему выказывали; но первая минута его встречи была так блаженна, что теперешнего его счастия ему казалось мало, и он всё ждал чего то еще, и еще, и еще.
На другое утро приезжие спали с дороги до 10 го часа.
В предшествующей комнате валялись сабли, сумки, ташки, раскрытые чемоданы, грязные сапоги. Вычищенные две пары со шпорами были только что поставлены у стенки. Слуги приносили умывальники, горячую воду для бритья и вычищенные платья. Пахло табаком и мужчинами.
– Гей, Г'ишка, т'убку! – крикнул хриплый голос Васьки Денисова. – Ростов, вставай!
Ростов, протирая слипавшиеся глаза, поднял спутанную голову с жаркой подушки.
– А что поздно? – Поздно, 10 й час, – отвечал Наташин голос, и в соседней комнате послышалось шуршанье крахмаленных платьев, шопот и смех девичьих голосов, и в чуть растворенную дверь мелькнуло что то голубое, ленты, черные волоса и веселые лица. Это была Наташа с Соней и Петей, которые пришли наведаться, не встал ли.
– Николенька, вставай! – опять послышался голос Наташи у двери.
– Сейчас!
В это время Петя, в первой комнате, увидав и схватив сабли, и испытывая тот восторг, который испытывают мальчики, при виде воинственного старшего брата, и забыв, что сестрам неприлично видеть раздетых мужчин, отворил дверь.
