Лампхун (провинция)

Лампхун
тайск. ลำพูน

Герб
Страна	Таиланд
Статус	Провинция
Включает	8 районов
Административный центр	Лампхун
Население (2010)	406 178 (62-е место)
Плотность	90,08 чел./км² (50-е место)
Площадь	4 508,9 км² (48-е место)
Часовой пояс	UTC+7
Код ISO 3166-2	TH-51

Лампхун (тайск. ลำพูน Lamphun) — провинция Таиланда, расположенная на севере страны, в долине реки Пинг в 670 километрах от Бангкока.

Практически со всех сторон Лампхун окружена горными цепями. Символом провинции является храм Ва Пхра Тхат Харипунчай, который являлся главным храмом Лампхуна во времена, когда здесь проживали Моны.

Географическое положение

Соседние провинции
			Чиангмай
					Лампанг
				Так

Климат

Погода Северного Таиланда, включая Лампхун, имеет три отличительных сезона: холодный сезон (с декабря по февраль), жаркий сезон (с апреля по июнь) и дождливый сезон (с мая по ноябрь). Лампхун известен как «холодная столица», и по сравнению с высокой температурой Бангкока, климат здесь намного приятнее.

Климат Лампхун (1961-1990)
Показатель	Янв.	Фев.	Март	Апр.	Май	Июнь	Июль	Авг.	Сен.	Окт.	Нояб.	Дек.	Год
Средний максимум, °C	30	34	37	38	35	33	33	33	32	31	30	29	32,9
Средний минимум, °C	14	16	19	23	24	24	24	24	24	23	20	14	20,8
Норма осадков, мм	3	2	5	41	162	136	112	140	192	121	64	4	982

История

Согласно легенде, более чем 1400 лет тому назад, в период существования царства Дваравати город носил название Харипунчай и был самым северным форпостом королевства Мон. Первым правителем города была королева Чамтьюи из древнего рода Монов.

В XII веке Харипунчай находился под осадой кхмерских войск, но так и не сдался. Тем не менее в 1281 году король Менграй все же захватил город и присоединил его к своему королевству Ланна. В XVI веке территория провинции стала принадлежать бирманцам, и это продолжалось на протяжении двух веков. В XVIII веке, объединившись с восставшими из Тхонбури и Бангкока, регион был освобожден от бирманского гнета, и в итоге, в конце XIX века Лампхун стал провинцией Сиама, а потом и королевства Таиланд.

Административное деление

Территория провинции Лампхун делится на 8 районов (ампхе):

1. Столичный район (мы́анг) Лампху́н - Mueang Lamphun (เมืองลำพูน)
2. Метха́ - Mae Tha (แม่ทา)
3. Банхо́нг - Ban Hong (บ้านโฮ่ง)
4. Ли - Li (ลี้)
5. Тху́нгхуачанг - Thung Hua Chang (ทุ่งหัวช้าง)
6. Па́санг - Pa Sang (ป่าซาง)
7. Бантхи́ - Ban Thi (บ้านธิ)
8. Ви́енгнонглонг - Wiang Nong Long (เวียงหนองล่อง)

Достопримечательности

Главным символом города является 46-метровое сооружение, которое называется Чеди, и находится в Ва Пхра Тхат Харипунчай. Это сооружение украшено арками, кирпичными конструкциями, а на входе располагаются скульптуры двух львов. Вблизи главного храма города располагается Национальной музей Харипунчай, в котором представлены экспозиции результатов археологических раскопок, в том числе — утварь, предметы искусства. В городе есть общественный парк, в котором находится статуя первого правителя Харипунчай — Пра Нанг Чамтхеви. Еще одна городская статуя посвящена основателю Харипунчай — Сутхеве Руэси. Считается, что он пригласил Пра Нанг Чамтхеви, дочь короля Лопбури, взойти на престол, а также с его помощью в стране укоренился буддизм.

Отрывок, характеризующий Лампхун (провинция)

В настоящей русской литературе, от гимназиста до ученого историка, нет человека, который не бросил бы своего камушка в Александра I за неправильные поступки его в этот период царствования.
«Он должен был поступить так то и так то. В таком случае он поступил хорошо, в таком дурно. Он прекрасно вел себя в начале царствования и во время 12 го года; но он поступил дурно, дав конституцию Польше, сделав Священный Союз, дав власть Аракчееву, поощряя Голицына и мистицизм, потом поощряя Шишкова и Фотия. Он сделал дурно, занимаясь фронтовой частью армии; он поступил дурно, раскассировав Семеновский полк, и т. д.».
Надо бы исписать десять листов для того, чтобы перечислить все те упреки, которые делают ему историки на основании того знания блага человечества, которым они обладают.
Что значат эти упреки?
Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.
Но положим, что так называемая наука имеет возможность примирить все противоречия и имеет для исторических лиц и событий неизменное мерило хорошего и дурного.
Положим, что Александр мог сделать все иначе. Положим, что он мог, по предписанию тех, которые обвиняют его, тех, которые профессируют знание конечной цели движения человечества, распорядиться по той программе народности, свободы, равенства и прогресса (другой, кажется, нет), которую бы ему дали теперешние обвинители. Положим, что эта программа была бы возможна и составлена и что Александр действовал бы по ней. Что же сталось бы тогда с деятельностью всех тех людей, которые противодействовали тогдашнему направлению правительства, – с деятельностью, которая, по мнению историков, хороша и полезна? Деятельности бы этой не было; жизни бы не было; ничего бы не было.
Если допустить, что жизнь человеческая может управляться разумом, – то уничтожится возможность жизни.


Если допустить, как то делают историки, что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или в общем прогрессе, или в чем бы то ни было, то невозможно объяснить явлений истории без понятий о случае и о гении.
Если цель европейских войн начала нынешнего столетия состояла в величии России, то эта цель могла быть достигнута без всех предшествовавших войн и без нашествия. Если цель – величие Франции, то эта цель могла быть достигнута и без революции, и без империи. Если цель – распространение идей, то книгопечатание исполнило бы это гораздо лучше, чем солдаты. Если цель – прогресс цивилизации, то весьма легко предположить, что, кроме истребления людей и их богатств, есть другие более целесообразные пути для распространения цивилизации.