Ламсдорф, Владимир Николаевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Владимир Николаевич Ламсдорф<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Владимир Ламсдорф (министр иностранных дел), ~ (~ 1900 годы)</td></tr>

Министр иностранных дел Российской империи
6 января 1901 года — 11 мая 1906 года
Монарх: Николай II
Предшественник: Михаил Муравьев
Преемник: Александр Извольский
 
Рождение: 25 декабря 1844 (6 января 1845)(1845-01-06)
Смерть: 6 (19) марта 1907(1907-03-19) (62 года)
Сан-Ремо, Италия
 
Награды:

Граф Влади́мир Никола́евич Ла́мсдорф (также Ламздорф или Ламбсдорф; 25 декабря 1844 (6 января 1845) — 6 (19) марта 1907, Сан-Ремо, Италия) — русский дипломат из остзейского дворянства, министр иностранных дел Российской империи в 19001906 годах.





Биография

Представитель рода Ламздорфов, православного вероисповедания, сын Николая Матвеевича Ламсдорфа. Учился в Александровском лицее, затем в Пажеском корпусе, который окончил в 1862 году.

Начал службу в 4-м отделении Собственной Е. И. В. Канцелярии. Поступив на службу в министерство иностранных дел в 1866 году, работал переводчиком, делопроизводителем Департамента внутренних сношений.

Сопровождал князя Горчакова на Берлинский конгресс, императора Александра III — на его встречи с Францем Иосифом и Вильгельмом I в Скерневицы (1884 год) и с первым из них в Кремзир (1885 год).

С 1879 года Ламсдорф — камергер и управляющий литографией МИД, с апреля 1881 года — 2-й советник министра и член Комитета шифров (лично занимался шифровкой особо важных телеграмм).

В 1882—1896 годах директор канцелярии министерства; ученик и ближайший помощник министра иностранных дел Н. К. Гирса. До конца 1880-х годов, как и министр Гирс, лично придерживался прогерманской ориентации, но после отказа правительства Вильгельма II в 1890 году возобновить тайный русско-германский «договор перестраховки» 1887 года, поддерживал линию на франко-русский союз.

В 1897 году был назначен товарищем (заместителем) министра иностранных дел М. Н. Муравьёва, который возложил на Ламздорфа большую часть текущей работы. Внес значительный вклад в подготовку 1-й Гаагской мирной конференции, за что 21 июля 1899 года был удостоен Высочайшей благодарности.

В июне 1900 года назначен управляющим министерством, а с 25 декабря 1900 года назначен министром иностранных дел. Его политика была продолжением политики его предшественника, графа Муравьёва. Старался распространить и укрепить влияние России на Балканах и на Дальнем Востоке, поддерживал Турцию, охраняя её от разложения.

В конце 1902 года, во время поездки в Белград, Софию и Вену заключил соглашение с Австрией о способах подавления македонского народного движения. В сентябре 1903 года сопровождал императора Николая II в его поездке в Вену и Мюрцштег, где была выработана дальнейшая программа действий в Македонии, состоявшая в подавлении революционного движения, но в то же время в понуждении Турции к определённым реформам. 11 (24) сентября 1903 года было опубликовано правительственное сообщение о македонском движении, осуждавшее его довольно строго. Политика Ламсдорфа увеличила отчуждение от России более радикальных элементов славянства на Балканах, начавшееся в 1890-х. 2 (15) октября 1904 года Ламздорфом и австрийским послом Эренталем была подписана декларация о взаимном нейтрайлитете[1].

На Дальнем Востоке Ламсдорф вёл политику постепенного расширения владений России. Вывод войск из Маньчжурии, как было согласовано договором 1902 года, не был полностью произведен Россией, что стало одной из причин войны с Японией (1904—1905). Выступал за умеренный курс дальневосточной политики (соглашение с Японией и мирное разрешение корейско-манчжурского вопроса).

После расторжения Шведско-норвежской унии, в октябре 1905 года Россия первой из иностранных государств признала независимость Норвегии и установила с ней дипломатические отношения[2].

В связи с начавшейся в России революцией 1905—1907 годов Ламздорф стремился к объединению действий монархических режимов, в первую очередь России и Германии: в январе 1906 он попытался наладить постоянные контакты между полицейскими службами двух стран. Перед ведомством Ламздорфа стояла также задача борьбы с доставкой оружия для революционеров из-за границы, в связи с чем оно делало неоднократные представления правительствам сопредельных стран, а также Великобритании, Бельгии и других европейских государств с просьбой установить таможенный надзор, который исключал бы отправку оружия в Россию. Автор «Записки об анархистах» — секретного «меморандума о тайных корнях революционного движения в России, находящихся за границей»[3].

В октябре 1905 года Ламздорф вошёл в кабинет С. Ю. Витте, вместе с которым настоял на том, чтобы Бьёркский договор с Германией, заключённый Николаем II без присутствия Ламздорфа, не обрел действительной силы. В мае 1906 года Ламсдорф получил отставку с назначением членом Государственного совета. Замена Ламздорфа, не желавшего считаться ни с какими «демократическими» учреждениями на Извольского, стремившегося, наоборот, предстать перед парламентом в качестве первого «конституционного» министра иностранных дел была связана с переходом к конституционному строю после революции 1905 года.[4]

Личная жизнь

Неприятели графа Ламсдорфа, чтобы навредить его репутации, привлекали внимание к его нетрадиционной сексуальной ориентации. Например, А. С. Суворин неприязненно писал в дневнике:

Царь называет графа Ламздорфа «мадам», его любовника Савицкого повышает в придворных чинах. Ламздорф хвастается тем, что он 30 лет (!) провел в коридорах Министерства иностранных дел. Так как он педераст, и мужчины для него девки, то он 30 лет провел как бы в борделе. Полезно и приятно![5]

Сочинения

  • Ламздорф В.Н. [library6.com/index.php/library6/item/ламздорф-вн-дневник Дневник. 1886-1890.]. — М.: ГИЗ, 1926. — 395 с.
  • Ламздорф В.Н. [library6.com/index.php/library6/item/ламздорф-вн-дневник Дневник. 1891-1892.]. — М.: Academia, 1934. — 407 с.
  • Ламздорф В. Н. Дневник. 1894—1896. Под общей редакцией и с предисловием В. И. Бовыкина. Перевод рукописи с фр., нем. и англ., введение, составление и комментарии И. А. Дьяконовой. М., Международные отношения, 1991. 456 с.

Напишите отзыв о статье "Ламсдорф, Владимир Николаевич"

Литература

  • История дипломатии, 2 изд., т. 2, М., 1963;
  • Романов Б. А., Очерки дипломатической истории русско-японской войны. 1895—1907, 2 изд., М.—Л., 1955.
  • Лошаков А. Ю. Граф Владимир Николаевич Ламздорф // Вопросы истории. — 2014. — № 3. — С. 20—47.

Примечания

  1. [www.hrono.info/dokum/190_dok/19051015avstr.html Декларация России и Австро-Венгрии о взаимном нейтралитете]
  2. [www.ln.mid.ru/ns-reuro.nsf/348bd0da1d5a7185432569e700419c7a/7743cca1d985e2af43256db10050b46e?OpenDocument Королевство Норвегия.]
  3. [begunov.spb.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=218 Меморандум Ламздорфа. 1906 г. на сайте begunov.spb.ru]
  4. Таубе М. А. «Зарницы»: воспоминания о трагической судьбе предреволюционной России (1900—1917). М., 2006. Стр. 96.
  5. А. С. Суворин. «Дневник». Москва: Новости, 1992. Стр. 377.
Предшественник:
Михаил Николаевич Муравьев
Министр иностранных дел России
19001906
Преемник:
Александр Петрович Извольский

Отрывок, характеризующий Ламсдорф, Владимир Николаевич

– Наше дело исполнять свой долг, рубиться и не думать, вот и всё, – заключил он.
– И пить, – сказал один из офицеров, не желавший ссориться.
– Да, и пить, – подхватил Николай. – Эй ты! Еще бутылку! – крикнул он.



В 1808 году император Александр ездил в Эрфурт для нового свидания с императором Наполеоном, и в высшем Петербургском обществе много говорили о величии этого торжественного свидания.
В 1809 году близость двух властелинов мира, как называли Наполеона и Александра, дошла до того, что, когда Наполеон объявил в этом году войну Австрии, то русский корпус выступил за границу для содействия своему прежнему врагу Бонапарте против прежнего союзника, австрийского императора; до того, что в высшем свете говорили о возможности брака между Наполеоном и одной из сестер императора Александра. Но, кроме внешних политических соображений, в это время внимание русского общества с особенной живостью обращено было на внутренние преобразования, которые были производимы в это время во всех частях государственного управления.
Жизнь между тем, настоящая жизнь людей с своими существенными интересами здоровья, болезни, труда, отдыха, с своими интересами мысли, науки, поэзии, музыки, любви, дружбы, ненависти, страстей, шла как и всегда независимо и вне политической близости или вражды с Наполеоном Бонапарте, и вне всех возможных преобразований.
Князь Андрей безвыездно прожил два года в деревне. Все те предприятия по именьям, которые затеял у себя Пьер и не довел ни до какого результата, беспрестанно переходя от одного дела к другому, все эти предприятия, без выказыванья их кому бы то ни было и без заметного труда, были исполнены князем Андреем.
Он имел в высшей степени ту недостававшую Пьеру практическую цепкость, которая без размахов и усилий с его стороны давала движение делу.
Одно именье его в триста душ крестьян было перечислено в вольные хлебопашцы (это был один из первых примеров в России), в других барщина заменена оброком. В Богучарово была выписана на его счет ученая бабка для помощи родильницам, и священник за жалованье обучал детей крестьянских и дворовых грамоте.
Одну половину времени князь Андрей проводил в Лысых Горах с отцом и сыном, который был еще у нянек; другую половину времени в богучаровской обители, как называл отец его деревню. Несмотря на выказанное им Пьеру равнодушие ко всем внешним событиям мира, он усердно следил за ними, получал много книг, и к удивлению своему замечал, когда к нему или к отцу его приезжали люди свежие из Петербурга, из самого водоворота жизни, что эти люди, в знании всего совершающегося во внешней и внутренней политике, далеко отстали от него, сидящего безвыездно в деревне.
Кроме занятий по именьям, кроме общих занятий чтением самых разнообразных книг, князь Андрей занимался в это время критическим разбором наших двух последних несчастных кампаний и составлением проекта об изменении наших военных уставов и постановлений.
Весною 1809 года, князь Андрей поехал в рязанские именья своего сына, которого он был опекуном.
Пригреваемый весенним солнцем, он сидел в коляске, поглядывая на первую траву, первые листья березы и первые клубы белых весенних облаков, разбегавшихся по яркой синеве неба. Он ни о чем не думал, а весело и бессмысленно смотрел по сторонам.
Проехали перевоз, на котором он год тому назад говорил с Пьером. Проехали грязную деревню, гумны, зеленя, спуск, с оставшимся снегом у моста, подъём по размытой глине, полосы жнивья и зеленеющего кое где кустарника и въехали в березовый лес по обеим сторонам дороги. В лесу было почти жарко, ветру не слышно было. Береза вся обсеянная зелеными клейкими листьями, не шевелилась и из под прошлогодних листьев, поднимая их, вылезала зеленея первая трава и лиловые цветы. Рассыпанные кое где по березнику мелкие ели своей грубой вечной зеленью неприятно напоминали о зиме. Лошади зафыркали, въехав в лес и виднее запотели.
Лакей Петр что то сказал кучеру, кучер утвердительно ответил. Но видно Петру мало было сочувствования кучера: он повернулся на козлах к барину.
– Ваше сиятельство, лёгко как! – сказал он, почтительно улыбаясь.
– Что!
– Лёгко, ваше сиятельство.
«Что он говорит?» подумал князь Андрей. «Да, об весне верно, подумал он, оглядываясь по сторонам. И то зелено всё уже… как скоро! И береза, и черемуха, и ольха уж начинает… А дуб и не заметно. Да, вот он, дуб».
На краю дороги стоял дуб. Вероятно в десять раз старше берез, составлявших лес, он был в десять раз толще и в два раза выше каждой березы. Это был огромный в два обхвата дуб с обломанными, давно видно, суками и с обломанной корой, заросшей старыми болячками. С огромными своими неуклюжими, несимметрично растопыренными, корявыми руками и пальцами, он старым, сердитым и презрительным уродом стоял между улыбающимися березами. Только он один не хотел подчиняться обаянию весны и не хотел видеть ни весны, ни солнца.
«Весна, и любовь, и счастие!» – как будто говорил этот дуб, – «и как не надоест вам всё один и тот же глупый и бессмысленный обман. Всё одно и то же, и всё обман! Нет ни весны, ни солнца, ни счастия. Вон смотрите, сидят задавленные мертвые ели, всегда одинакие, и вон и я растопырил свои обломанные, ободранные пальцы, где ни выросли они – из спины, из боков; как выросли – так и стою, и не верю вашим надеждам и обманам».
Князь Андрей несколько раз оглянулся на этот дуб, проезжая по лесу, как будто он чего то ждал от него. Цветы и трава были и под дубом, но он всё так же, хмурясь, неподвижно, уродливо и упорно, стоял посреди их.
«Да, он прав, тысячу раз прав этот дуб, думал князь Андрей, пускай другие, молодые, вновь поддаются на этот обман, а мы знаем жизнь, – наша жизнь кончена!» Целый новый ряд мыслей безнадежных, но грустно приятных в связи с этим дубом, возник в душе князя Андрея. Во время этого путешествия он как будто вновь обдумал всю свою жизнь, и пришел к тому же прежнему успокоительному и безнадежному заключению, что ему начинать ничего было не надо, что он должен доживать свою жизнь, не делая зла, не тревожась и ничего не желая.


По опекунским делам рязанского именья, князю Андрею надо было видеться с уездным предводителем. Предводителем был граф Илья Андреич Ростов, и князь Андрей в середине мая поехал к нему.
Был уже жаркий период весны. Лес уже весь оделся, была пыль и было так жарко, что проезжая мимо воды, хотелось купаться.
Князь Андрей, невеселый и озабоченный соображениями о том, что и что ему нужно о делах спросить у предводителя, подъезжал по аллее сада к отрадненскому дому Ростовых. Вправо из за деревьев он услыхал женский, веселый крик, и увидал бегущую на перерез его коляски толпу девушек. Впереди других ближе, подбегала к коляске черноволосая, очень тоненькая, странно тоненькая, черноглазая девушка в желтом ситцевом платье, повязанная белым носовым платком, из под которого выбивались пряди расчесавшихся волос. Девушка что то кричала, но узнав чужого, не взглянув на него, со смехом побежала назад.
Князю Андрею вдруг стало от чего то больно. День был так хорош, солнце так ярко, кругом всё так весело; а эта тоненькая и хорошенькая девушка не знала и не хотела знать про его существование и была довольна, и счастлива какой то своей отдельной, – верно глупой – но веселой и счастливой жизнию. «Чему она так рада? о чем она думает! Не об уставе военном, не об устройстве рязанских оброчных. О чем она думает? И чем она счастлива?» невольно с любопытством спрашивал себя князь Андрей.
Граф Илья Андреич в 1809 м году жил в Отрадном всё так же как и прежде, то есть принимая почти всю губернию, с охотами, театрами, обедами и музыкантами. Он, как всякому новому гостю, был рад князю Андрею, и почти насильно оставил его ночевать.
В продолжение скучного дня, во время которого князя Андрея занимали старшие хозяева и почетнейшие из гостей, которыми по случаю приближающихся именин был полон дом старого графа, Болконский несколько раз взглядывая на Наташу чему то смеявшуюся и веселившуюся между другой молодой половиной общества, всё спрашивал себя: «о чем она думает? Чему она так рада!».
Вечером оставшись один на новом месте, он долго не мог заснуть. Он читал, потом потушил свечу и опять зажег ее. В комнате с закрытыми изнутри ставнями было жарко. Он досадовал на этого глупого старика (так он называл Ростова), который задержал его, уверяя, что нужные бумаги в городе, не доставлены еще, досадовал на себя за то, что остался.
Князь Андрей встал и подошел к окну, чтобы отворить его. Как только он открыл ставни, лунный свет, как будто он настороже у окна давно ждал этого, ворвался в комнату. Он отворил окно. Ночь была свежая и неподвижно светлая. Перед самым окном был ряд подстриженных дерев, черных с одной и серебристо освещенных с другой стороны. Под деревами была какая то сочная, мокрая, кудрявая растительность с серебристыми кое где листьями и стеблями. Далее за черными деревами была какая то блестящая росой крыша, правее большое кудрявое дерево, с ярко белым стволом и сучьями, и выше его почти полная луна на светлом, почти беззвездном, весеннем небе. Князь Андрей облокотился на окно и глаза его остановились на этом небе.