Ландшафты Астраханской области

Общие сведения

Ландшафтная структура Астраханской области представлена 8 ландшафтами. В полупустынной зоне сформировались Волго-Сарпинский и Баскунчакский ландшафты. Пустынная зона представлена Волжско-Уральским, Волжско-Приергенинским, Западным и Восточным ильменно-бугровым ландшафтами. К внутризональным ландшафтам относится Волго-Ахтубинская пойма и дельта реки Волга. В каждом ландшафте выделяются несколько местностей с характерным для них набором урочищ.

Баскунчакский ландшафт

Баскунчакский ландшафт отличается активным проявлением солянокупольной тектоники с выходом на поверхность палеозойских отложений. В северной части района на суглинках и супесях сформировались светло-каштановые и бурые полупустынные почвы. На их поверхности получили развитие полынно-злаковые полупустынные растительные сообщества со злаково-разнотравными лугами по лиманам и чернополынниками по солонцам.

Своеобразная местность отмечается в окрестностях солёного озера Баскунчак и располагающейся рядом горы Большое Богдо. Здесь paспространены волнисто-равнинные западинные урочища с карстовыми воронками, котловинами, пещерами. Природные комплексы эрозионного происхождения представлены многочисленными урочищами оврагов и балок. Последние обычно заканчиваются конусами выноса в прибрежной зоне озера. Отмечаются также урочища соровых солончаков.

Озеро Баскунчак является крупнейшим месторождением поваренной соли в России. Её добыча и переработка, существующий музей соленомысла могут привлечь определённую часть отдыхающих. Вокруг озера содержатся значительные запасы грязей, обладающих лечебными свойствами. Наличие лечебной грязи, обилие солнца, незначительное количество осадков, сухой воздух, насыщенный ароматом полыни, чабреца и других лечебных трав создают предпосылки для организации в окрестностях озера Баскунчака санаторно-курортного лечения.

Большой интерес для развития рекреации в данном ландшафте представляет гора Большое Богдо. Её появление связано с интенсивным проявлением солянокупольных тектонических процессов. При абсолютной высоте чуть больше 150 м Большое Богдо на фоне окружающей её равнины выглядит внушительным горным сооружением.

Протяжённость горы с северо-запада на юго-восток составляет около 5 км. Западный склон более пологий, восточный имеет значительную крутизну. Сложное урочище Большое Богдо можно считать уникальным не только на Прикаспийской низменности, но и на всей Русской равнине. Это объясняется тем, что в обрывах её восточных склонов на дневную поверхность выходят древнейшие слои горных пород триасового и пермского периодов. В отложениях горы учёные находят останки древних земноводных: лабиринтодонтов, паротозавров, ветлугозавров, тремотозавров. В недрах горы обнаружены медная руда, сера, бурый железняк, известняк, мел, кварцит, яшма, различные минеральные краски. В результате породы, выходящие на поверхность, пестрят всеми цветами радуги.

Особенности ландшафта предопределили своеобразие растительного и животного мира, резко отличающегося от соседних полупустынных комплексов большим разнообразием видов и сообществ. Флора окрестностей озера Баскунчака и горы Большое Богдо насчитывает около 260 видов высших сосудистых растений 42 семейств. Из 24 видов растений Астраханской области, занесённых в Красную книгу РФ, 10 произрастают на горе Большое Богдо.

Орнитокомплекс Баскунчакского ландшафта насчитывает 214 видов, из которых более двадцати занесены в Красную книгу РФ (беркут, степной орёл, могильник, орлан-белохвост, балобан, дрофа, стрепет, красавка, авдотка, кречетка и другие). Специфическое сообщество пернатых сформировалось на горе Большое Богдо: здесь часто встречаются ночные пернатые хищники.

Промысловая фауна представлена рядом видов, среди которых ценнейший реликтовый вид — сайгак. Окрестности озера Баскунчак и горы Большое Богдо — типичные места обитания сайгака. Вдоль восточного побережья озера пролегают исторически сложившиеся пути миграции десятков тысяч голов этого животного. Перечисленные особенности природы Баскунчакского ландшафта благоприятны для организации и дальнейшего развития здесь различных видов рекреационной деятельности, особенно научного и природно-познавательного туризма.

Волго-Сарпинский ландшафт

Волго-Сарпинский ландшафт делится на две части. Северная часть занимает плоскую морскую равнину, сложенную глинистыми и суглинистыми отложениями раннехвалынского возраста. На светло-каштановых почвах разной степени солонцеватости сформировалась полынно-злаковая, полынно-ковыльная и злаково-полынная растительность с полынью чёрной по солонцам. Южная часть ландшафта представлена слабоволнистой морской равниной, сложенной суглинками, песками, супесями и глинами. На бурых полупустынных почвах сформированы полынно-злаковые растительные ассоциации, в которых доминируют полынь белая и кохия простёртая. Своеобразие югу придают лиманы, возникшие по бессточным замкнутым впадинам и ложбинам периодического стока. Эти урочища заняты пырейно-разнотравными лугами на светло-каштановых и лугово-буровых почвах, а в центре лиманов часто образуются заболоченные участки. Более крупные понижения, в которых накапливается большое количество весенних вод, превращаются в озёра. Характерными для данного ландшафта являются также урочища балок и оврагов, выходящих к правому берегу Волги.

Волжско-Приергенинский ландшафт

Волжско-Приергенинский ландшафт начинается от нулевой изогипсы и заканчивается на широте Астрахани. На севере и западе он сложен супесчаными и песчаными, а на юге — песчаными отложениями. Северо-запад ландшафта представляет собой слабоволнистую, местами грядовую равнину, на которой сформировались бурые почвы разной степени солонцеватости, в комплексе с солонцами. Южная часть рассматриваемого ландшафта представляет собой закреплённые грядовые и бугристые пески. На бурых почвах и песках формируется полынно-злаковая растительность овсом песчаным и колосняком гигантским. В межгрядовых понижения отмечаются солончаки с солеросами и солянками.

Волго-Уральский ландшафт

Волго-Уральский ландшафт возник на месте морской пологоволнистой равнины позднехвалынского возраста, сложенной песчаными отложениями и супесями. В ходе эоловых процессов здесь сформировались бугристые, грядовые и барханные пески с полынью белой и рогачом песчаным на бурых почвах разной степени засоления. Понижения мезорельефа часто занимают солончаки.

Наиболее сложной морфологической структурой обладают ландшафты Волго-Ахтубинской поймы и дельты Волги. Во многом это обусловлено сложной историей их развития и формирования рельефа. Геоморфологическое строение Волго-Ахтубинской поймы показывает, что она не является однородной, а состоит из современной поймы Волги и Ахтубы и древней поймы. Современная пойма вытянута вдоль русел Волги и Ахтубы и имеет ложбинно-островной, сегментно-гривистый или параллельно-гривистый первичный пойменный рельеф. Древние пойменные отложения расположенные между Волгой и Ахтубой, составляют более 80 % всей площади поймы. Древняя пойма расположена в основном слева от главного русла Волги и характеризуется мелкогривистым рельефом, в отличие от современной. Генетически все генерации древней поймы представляют coбой остатки дельт выполнения долинного залива.

Ландшафт Волго-Ахтубинской поймы

В ландшафте Волго-Ахтубинской поймы на основе различий в генезисе в формах мезорельефа выделяются северная и южная части. Северная пойма характеризуется наличием пойменных природно-территориальных комплексов (ПТК), различных по генезису, возрасту и морфо-функциональным показателям. В местах сужения поймы доминируют природные комплексы крупногривистой поймы, прирасширении поймы — плоские и мелкогривистые. К русловым ПТК относятся прирусловые отмели и острова-осередки. За прирусловыми отмелями формируются крупногривистые природные комплексы. Они представлены песчаными и супесчаными валами и гривами, достигающими высоты 6—8 м над меженью. На их поверхности формируются злаково-разнотравная растительность. По крупным гривам широко распространены леса ленточного или галерейного типов из дуба черешчатого, вяза мелколистного, чёрного и серебристого тополей, ивы белой.

При удалении от крупных водотоков основная роль в формировании природных комплексов принадлежит второстепенным — ерикам, протокам и тому подобное. Их меандрирование приводит к перерабатыванию крупных грив и снижению их высоты до 3—4 метров. Крупные гривы сложены мелкозернистыми, часто заиленными песками и супесями. Дальнейшее удаление от русел усиливает процесс накопления пойменного аллювия и приводит к формированию плоских и мелкогривистых ПТК внутренней (древней) поймы. В зависимости от условий увлажнения среди данных ПТК выделяют урочища высокого, среднего и низкого уровней.

Урочища низкого уровня формируются в условиях избыточного увлажнения и представлены зарастающими старицами и ситняково-осоковыми лугами на иловато-болотных почвах. Урочища среднего уровня — пырейно-разнотравные луга на аплювиально-луговых почвах. Их сменяют злаково-разнотравные и полынно-злаковые луга высокого уровня. Широко распространены в этой части поймы урочища старичных озёр и озёр округлой формы, которые со временем зарастают гидрофитами.

Южная пойма располагается в пустынной зоне и несколько отличается от северной. Здесь преобладают мелкогривистые урочища среднего и низкого уровней. Распространены блюдцеобразные понижения, занятые пойменными озёрами. Крупногривистая прирусловая пойма занимает в данном подрайоне меньшую площадь. Значительно снижается высота прирусловых валов. Высокое испарение приводит к накоплению солей в почвогрунтax, что в совокупности с низким количеством осадков способствует распространению остепнённых луговых ПТК.

На прирусловых валах формируются леса ленточного типа из ивы и тополя. Вяз и дуб в южной части поймы не встречаются. Наибольшую площадь в пределах дельты Волги занимает пойменно-дельтовая равнина, пересечённая сложной сетью речных рукавов. Она сформирована в основном в результате боковой эрозии блуждающих речных потоков и уничтожения в пределах зоны блуждания морских позднехвалынских и новокаспийской равнин.

Ландшафт дельты Волги

Ландшафт дельты Волги неоднороден. Сложные урочища — межрусловые острова — имеют в разных частях дельты свои особенности, что приводит к дифференциации дельты. Северная, наиболее древняя, часть представлена типичными внутрипойменными урочищами. Отличительн черта морфологической структуры этой части ландшафта дельты - отсутствие бэровских бугров. Помимо ериков и ильменей здесь много стариц. На поверхности островов северной части дельты формируются луга - от свежих до переувлажненных.

Центральная часть дельты также состоит из островов, разделённых водотоками различной ширины. Основой островов, их своеобразным каркасом служат бугры Бэра. Они предопределяют урочища, на которых сформировалась луговая растительность разной степени увлажнения. Широко распространены ильмени и солончаки.

В ландшафтах приморской дельты преобладают молодые култучно-равнинные урочища с большим количеством мигрирующих водотоков и култучные ильмени, которые сформировались на месте мелководных морских заливов. По периферии култучно-равнинных урочищ, по берегам водотоков располагаются прирусловые валы и формируются мелкогривистные урочища. Култучные и островные урочища сформировали прибрежно-култучно-островную дельту, где проявляется взаимодействие реки и моря.

Природные комплексы Волго-Ахтубинской поймы и дельты Волги благоприятны для различных видов рекреационной деятельности. Это, первую очередь, касается водного туризма, спортивной охоты и рыбалки. При развитии теплоходного туризма имеются большие возможности до использования прирусловых ПТК в качестве так называемых «зелёных стоянок», организуемых для отдыха и купания. Многочисленные акватории данных ландшафтов могут быть использованы для размещения плавательных средств, коммуникаций и сооружений рекреационного назначения. Рассматриваемые ландшафты перспективны для развития массового пляжного отдыха, чему во многом способствует продолжительный купальный сезон в регионе, который составляет более 120 дней.

Анализ морфологической структуры ландшафтов Волго-Ахтубинской поймы и дельты Волги показывает, что они обладают высоким эстетическим потенциалом благодаря наличию здесь огромного количества контактных зон водоёмов и суши, лесов и лугов, холмистых и равнинных участков, которые обладают сильным аттрактивным эффектом. Большое значение при исследовании пейзажно-эстетических свойств ландшафтов имеет цветовая гамма, доминирующая в них. Преобладающие в пойме и дельте цвета синих, зелёных и жёлто-коричневых оттенков оказывают благотворное влияние на психо-эмоциональное состояние отдыхающих.

Западный ильменно-бугровой ландшафт

Значительная территория на юго-западе Астраханской области занята Западным ильменно-бугровым ландшафтом. Он представлен урочищами бэровских бугров и межбугровых понижений. На бурых полупустынных почвах бугров формируется пустынная или полупустынная растительность. Межбугровые понижения чаще всего заняты озеровидными водоёмами — ильменями. Последние соединяются между собой и с руслом реки Волги посредством ериков. В результате создаётся сложная система водоёмов и водотоков, по которой волжские воды в период половодий проникают далеко на запад. Он также, как пойма и дельта, может стать основой для развития водно-парусного спорта, спортивной и любительской рыбалки.

Вдоль берегов формируются тростниково-рогозовые заросли. Их сменяют злаково-разнотравные луга на лугово-бурых или луговых темноцветных почвах разной степени засоления. Из древесной растительности встречаются отдельно стоящие деревья или небольшие заросли лоха мелколистного, ивы белой и тамарикса. Сухие днища межбугровых понижений покрыты злаково-полынной, реже — злаково-разнотравной растительностью на бурых полупустынных или лугово-бурых почвах. По мере удаления от Волги в данном ландшафте количество ильменей уменьшается и возрастает число урочищ высыхающих ильменей, солончаков и солёных озёр. На юго-западе равнины распространены бугристые пески с растительностью из белой полыни, верблюжьей колючки, житняка сибирского и других растений.

Некоторые озёра окрашены в различные оттенки красноватого цвета. Это объясняется тем, что населяющие озёра микроорганизмы, вырабатывают красные пигменты. Озеро Малиновское, например, являлось собственностью Екатерины II, и соль из него подавали к столу только во время приёма иностранных послов.

Восточный ильменно-бугровой ландшафт

В Восточном ильменно-бугровом ландшафте также доминируют бэровские бугры, но они отличаются от предыдущего района высотой и величиной: сильно сглажены, очертания их неярко выражены и широтная ориентировка нарушена. Ильмени большей частью усыхающие. Межбугровые впадины имеют ложбины стока, соединяющие в прошлом ильмени, и заносятся песками. Пески здесь занимают большее пространство, нежели на Западной ильменно-бугровой равнине. Слабая, периодическая связь с рекой и морем способствовала образованию солёных озёр и солончаков, но ландшафты равнины сохранили черты предыдущего района; одинаков и её литологический состав.

На песчаных, супесчаных, песчано-супесчаных, иловато-глинистых почвах сформированы ландшафты ильменно-бугрового облика, в которых выделяются урочища межбугровых котловин, покрытых лугами обеднённого состава, урочища отмирающих ильменей и бэровских бугров, солончаков и соляных озёр (Кордуанские озёра), а также бугристых песков, закреплённых и развиваемых.

См. также

• Устав Астраханской области
• Гербы районов Астраханской области
• Растительный мир Астраханской области
• Животный мир Астраханской области
• Почвенный покров Астраханской области
• Водные ресурсы Астраханской области

Ссылки

• [www.astrobl.ru/ Портал органов государственной власти Астраханской области]

Отрывок, характеризующий Ландшафты Астраханской области

Вслед за отъездом Остермана у улан послышалась команда:
– В колонну, к атаке стройся! – Пехота впереди их вздвоила взводы, чтобы пропустить кавалерию. Уланы тронулись, колеблясь флюгерами пик, и на рысях пошли под гору на французскую кавалерию, показавшуюся под горой влево.
Как только уланы сошли под гору, гусарам ведено было подвинуться в гору, в прикрытие к батарее. В то время как гусары становились на место улан, из цепи пролетели, визжа и свистя, далекие, непопадавшие пули.
Давно не слышанный этот звук еще радостнее и возбудительное подействовал на Ростова, чем прежние звуки стрельбы. Он, выпрямившись, разглядывал поле сражения, открывавшееся с горы, и всей душой участвовал в движении улан. Уланы близко налетели на французских драгун, что то спуталось там в дыму, и через пять минут уланы понеслись назад не к тому месту, где они стояли, но левее. Между оранжевыми уланами на рыжих лошадях и позади их, большой кучей, видны были синие французские драгуны на серых лошадях.


Ростов своим зорким охотничьим глазом один из первых увидал этих синих французских драгун, преследующих наших улан. Ближе, ближе подвигались расстроенными толпами уланы, и французские драгуны, преследующие их. Уже можно было видеть, как эти, казавшиеся под горой маленькими, люди сталкивались, нагоняли друг друга и махали руками или саблями.
Ростов, как на травлю, смотрел на то, что делалось перед ним. Он чутьем чувствовал, что ежели ударить теперь с гусарами на французских драгун, они не устоят; но ежели ударить, то надо было сейчас, сию минуту, иначе будет уже поздно. Он оглянулся вокруг себя. Ротмистр, стоя подле него, точно так же не спускал глаз с кавалерии внизу.
– Андрей Севастьяныч, – сказал Ростов, – ведь мы их сомнем…
– Лихая бы штука, – сказал ротмистр, – а в самом деле…
Ростов, не дослушав его, толкнул лошадь, выскакал вперед эскадрона, и не успел он еще скомандовать движение, как весь эскадрон, испытывавший то же, что и он, тронулся за ним. Ростов сам не знал, как и почему он это сделал. Все это он сделал, как он делал на охоте, не думая, не соображая. Он видел, что драгуны близко, что они скачут, расстроены; он знал, что они не выдержат, он знал, что была только одна минута, которая не воротится, ежели он упустит ее. Пули так возбудительно визжали и свистели вокруг него, лошадь так горячо просилась вперед, что он не мог выдержать. Он тронул лошадь, скомандовал и в то же мгновение, услыхав за собой звук топота своего развернутого эскадрона, на полных рысях, стал спускаться к драгунам под гору. Едва они сошли под гору, как невольно их аллюр рыси перешел в галоп, становившийся все быстрее и быстрее по мере того, как они приближались к своим уланам и скакавшим за ними французским драгунам. Драгуны были близко. Передние, увидав гусар, стали поворачивать назад, задние приостанавливаться. С чувством, с которым он несся наперерез волку, Ростов, выпустив во весь мах своего донца, скакал наперерез расстроенным рядам французских драгун. Один улан остановился, один пеший припал к земле, чтобы его не раздавили, одна лошадь без седока замешалась с гусарами. Почти все французские драгуны скакали назад. Ростов, выбрав себе одного из них на серой лошади, пустился за ним. По дороге он налетел на куст; добрая лошадь перенесла его через него, и, едва справясь на седле, Николай увидал, что он через несколько мгновений догонит того неприятеля, которого он выбрал своей целью. Француз этот, вероятно, офицер – по его мундиру, согнувшись, скакал на своей серой лошади, саблей подгоняя ее. Через мгновенье лошадь Ростова ударила грудью в зад лошади офицера, чуть не сбила ее с ног, и в то же мгновенье Ростов, сам не зная зачем, поднял саблю и ударил ею по французу.
В то же мгновение, как он сделал это, все оживление Ростова вдруг исчезло. Офицер упал не столько от удара саблей, который только слегка разрезал ему руку выше локтя, сколько от толчка лошади и от страха. Ростов, сдержав лошадь, отыскивал глазами своего врага, чтобы увидать, кого он победил. Драгунский французский офицер одной ногой прыгал на земле, другой зацепился в стремени. Он, испуганно щурясь, как будто ожидая всякую секунду нового удара, сморщившись, с выражением ужаса взглянул снизу вверх на Ростова. Лицо его, бледное и забрызганное грязью, белокурое, молодое, с дырочкой на подбородке и светлыми голубыми глазами, было самое не для поля сражения, не вражеское лицо, а самое простое комнатное лицо. Еще прежде, чем Ростов решил, что он с ним будет делать, офицер закричал: «Je me rends!» [Сдаюсь!] Он, торопясь, хотел и не мог выпутать из стремени ногу и, не спуская испуганных голубых глаз, смотрел на Ростова. Подскочившие гусары выпростали ему ногу и посадили его на седло. Гусары с разных сторон возились с драгунами: один был ранен, но, с лицом в крови, не давал своей лошади; другой, обняв гусара, сидел на крупе его лошади; третий взлеаал, поддерживаемый гусаром, на его лошадь. Впереди бежала, стреляя, французская пехота. Гусары торопливо поскакали назад с своими пленными. Ростов скакал назад с другими, испытывая какое то неприятное чувство, сжимавшее ему сердце. Что то неясное, запутанное, чего он никак не мог объяснить себе, открылось ему взятием в плен этого офицера и тем ударом, который он нанес ему.
Граф Остерман Толстой встретил возвращавшихся гусар, подозвал Ростова, благодарил его и сказал, что он представит государю о его молодецком поступке и будет просить для него Георгиевский крест. Когда Ростова потребовали к графу Остерману, он, вспомнив о том, что атака его была начата без приказанья, был вполне убежден, что начальник требует его для того, чтобы наказать его за самовольный поступок. Поэтому лестные слова Остермана и обещание награды должны бы были тем радостнее поразить Ростова; но все то же неприятное, неясное чувство нравственно тошнило ему. «Да что бишь меня мучает? – спросил он себя, отъезжая от генерала. – Ильин? Нет, он цел. Осрамился я чем нибудь? Нет. Все не то! – Что то другое мучило его, как раскаяние. – Да, да, этот французский офицер с дырочкой. И я хорошо помню, как рука моя остановилась, когда я поднял ее».
Ростов увидал отвозимых пленных и поскакал за ними, чтобы посмотреть своего француза с дырочкой на подбородке. Он в своем странном мундире сидел на заводной гусарской лошади и беспокойно оглядывался вокруг себя. Рана его на руке была почти не рана. Он притворно улыбнулся Ростову и помахал ему рукой, в виде приветствия. Ростову все так же было неловко и чего то совестно.
Весь этот и следующий день друзья и товарищи Ростова замечали, что он не скучен, не сердит, но молчалив, задумчив и сосредоточен. Он неохотно пил, старался оставаться один и о чем то все думал.
Ростов все думал об этом своем блестящем подвиге, который, к удивлению его, приобрел ему Георгиевский крест и даже сделал ему репутацию храбреца, – и никак не мог понять чего то. «Так и они еще больше нашего боятся! – думал он. – Так только то и есть всего, то, что называется геройством? И разве я это делал для отечества? И в чем он виноват с своей дырочкой и голубыми глазами? А как он испугался! Он думал, что я убью его. За что ж мне убивать его? У меня рука дрогнула. А мне дали Георгиевский крест. Ничего, ничего не понимаю!»
Но пока Николай перерабатывал в себе эти вопросы и все таки не дал себе ясного отчета в том, что так смутило его, колесо счастья по службе, как это часто бывает, повернулось в его пользу. Его выдвинули вперед после Островненского дела, дали ему батальон гусаров и, когда нужно было употребить храброго офицера, давали ему поручения.


Получив известие о болезни Наташи, графиня, еще не совсем здоровая и слабая, с Петей и со всем домом приехала в Москву, и все семейство Ростовых перебралось от Марьи Дмитриевны в свой дом и совсем поселилось в Москве.
Болезнь Наташи была так серьезна, что, к счастию ее и к счастию родных, мысль о всем том, что было причиной ее болезни, ее поступок и разрыв с женихом перешли на второй план. Она была так больна, что нельзя было думать о том, насколько она была виновата во всем случившемся, тогда как она не ела, не спала, заметно худела, кашляла и была, как давали чувствовать доктора, в опасности. Надо было думать только о том, чтобы помочь ей. Доктора ездили к Наташе и отдельно и консилиумами, говорили много по французски, по немецки и по латыни, осуждали один другого, прописывали самые разнообразные лекарства от всех им известных болезней; но ни одному из них не приходила в голову та простая мысль, что им не может быть известна та болезнь, которой страдала Наташа, как не может быть известна ни одна болезнь, которой одержим живой человек: ибо каждый живой человек имеет свои особенности и всегда имеет особенную и свою новую, сложную, неизвестную медицине болезнь, не болезнь легких, печени, кожи, сердца, нервов и т. д., записанных в медицине, но болезнь, состоящую из одного из бесчисленных соединений в страданиях этих органов. Эта простая мысль не могла приходить докторам (так же, как не может прийти колдуну мысль, что он не может колдовать) потому, что их дело жизни состояло в том, чтобы лечить, потому, что за то они получали деньги, и потому, что на это дело они потратили лучшие годы своей жизни. Но главное – мысль эта не могла прийти докторам потому, что они видели, что они несомненно полезны, и были действительно полезны для всех домашних Ростовых. Они были полезны не потому, что заставляли проглатывать больную большей частью вредные вещества (вред этот был мало чувствителен, потому что вредные вещества давались в малом количестве), но они полезны, необходимы, неизбежны были (причина – почему всегда есть и будут мнимые излечители, ворожеи, гомеопаты и аллопаты) потому, что они удовлетворяли нравственной потребности больной и людей, любящих больную. Они удовлетворяли той вечной человеческой потребности надежды на облегчение, потребности сочувствия и деятельности, которые испытывает человек во время страдания. Они удовлетворяли той вечной, человеческой – заметной в ребенке в самой первобытной форме – потребности потереть то место, которое ушиблено. Ребенок убьется и тотчас же бежит в руки матери, няньки для того, чтобы ему поцеловали и потерли больное место, и ему делается легче, когда больное место потрут или поцелуют. Ребенок не верит, чтобы у сильнейших и мудрейших его не было средств помочь его боли. И надежда на облегчение и выражение сочувствия в то время, как мать трет его шишку, утешают его. Доктора для Наташи были полезны тем, что они целовали и терли бобо, уверяя, что сейчас пройдет, ежели кучер съездит в арбатскую аптеку и возьмет на рубль семь гривен порошков и пилюль в хорошенькой коробочке и ежели порошки эти непременно через два часа, никак не больше и не меньше, будет в отварной воде принимать больная.
Что же бы делали Соня, граф и графиня, как бы они смотрели на слабую, тающую Наташу, ничего не предпринимая, ежели бы не было этих пилюль по часам, питья тепленького, куриной котлетки и всех подробностей жизни, предписанных доктором, соблюдать которые составляло занятие и утешение для окружающих? Чем строже и сложнее были эти правила, тем утешительнее было для окружающих дело. Как бы переносил граф болезнь своей любимой дочери, ежели бы он не знал, что ему стоила тысячи рублей болезнь Наташи и что он не пожалеет еще тысяч, чтобы сделать ей пользу: ежели бы он не знал, что, ежели она не поправится, он не пожалеет еще тысяч и повезет ее за границу и там сделает консилиумы; ежели бы он не имел возможности рассказывать подробности о том, как Метивье и Феллер не поняли, а Фриз понял, и Мудров еще лучше определил болезнь? Что бы делала графиня, ежели бы она не могла иногда ссориться с больной Наташей за то, что она не вполне соблюдает предписаний доктора?
– Эдак никогда не выздоровеешь, – говорила она, за досадой забывая свое горе, – ежели ты не будешь слушаться доктора и не вовремя принимать лекарство! Ведь нельзя шутить этим, когда у тебя может сделаться пневмония, – говорила графиня, и в произношении этого непонятного не для нее одной слова, она уже находила большое утешение. Что бы делала Соня, ежели бы у ней не было радостного сознания того, что она не раздевалась три ночи первое время для того, чтобы быть наготове исполнять в точности все предписания доктора, и что она теперь не спит ночи, для того чтобы не пропустить часы, в которые надо давать маловредные пилюли из золотой коробочки? Даже самой Наташе, которая хотя и говорила, что никакие лекарства не вылечат ее и что все это глупости, – и ей было радостно видеть, что для нее делали так много пожертвований, что ей надо было в известные часы принимать лекарства, и даже ей радостно было то, что она, пренебрегая исполнением предписанного, могла показывать, что она не верит в лечение и не дорожит своей жизнью.
Доктор ездил каждый день, щупал пульс, смотрел язык и, не обращая внимания на ее убитое лицо, шутил с ней. Но зато, когда он выходил в другую комнату, графиня поспешно выходила за ним, и он, принимая серьезный вид и покачивая задумчиво головой, говорил, что, хотя и есть опасность, он надеется на действие этого последнего лекарства, и что надо ждать и посмотреть; что болезнь больше нравственная, но…
Графиня, стараясь скрыть этот поступок от себя и от доктора, всовывала ему в руку золотой и всякий раз с успокоенным сердцем возвращалась к больной.
Признаки болезни Наташи состояли в том, что она мало ела, мало спала, кашляла и никогда не оживлялась. Доктора говорили, что больную нельзя оставлять без медицинской помощи, и поэтому в душном воздухе держали ее в городе. И лето 1812 года Ростовы не уезжали в деревню.
Несмотря на большое количество проглоченных пилюль, капель и порошков из баночек и коробочек, из которых madame Schoss, охотница до этих вещиц, собрала большую коллекцию, несмотря на отсутствие привычной деревенской жизни, молодость брала свое: горе Наташи начало покрываться слоем впечатлений прожитой жизни, оно перестало такой мучительной болью лежать ей на сердце, начинало становиться прошедшим, и Наташа стала физически оправляться.


Наташа была спокойнее, но не веселее. Она не только избегала всех внешних условий радости: балов, катанья, концертов, театра; но она ни разу не смеялась так, чтобы из за смеха ее не слышны были слезы. Она не могла петь. Как только начинала она смеяться или пробовала одна сама с собой петь, слезы душили ее: слезы раскаяния, слезы воспоминаний о том невозвратном, чистом времени; слезы досады, что так, задаром, погубила она свою молодую жизнь, которая могла бы быть так счастлива. Смех и пение особенно казались ей кощунством над ее горем. О кокетстве она и не думала ни раза; ей не приходилось даже воздерживаться. Она говорила и чувствовала, что в это время все мужчины были для нее совершенно то же, что шут Настасья Ивановна. Внутренний страж твердо воспрещал ей всякую радость. Да и не было в ней всех прежних интересов жизни из того девичьего, беззаботного, полного надежд склада жизни. Чаще и болезненнее всего вспоминала она осенние месяцы, охоту, дядюшку и святки, проведенные с Nicolas в Отрадном. Что бы она дала, чтобы возвратить хоть один день из того времени! Но уж это навсегда было кончено. Предчувствие не обманывало ее тогда, что то состояние свободы и открытости для всех радостей никогда уже не возвратится больше. Но жить надо было.
Ей отрадно было думать, что она не лучше, как она прежде думала, а хуже и гораздо хуже всех, всех, кто только есть на свете. Но этого мало было. Она знала это и спрашивала себя: «Что ж дальше?А дальше ничего не было. Не было никакой радости в жизни, а жизнь проходила. Наташа, видимо, старалась только никому не быть в тягость и никому не мешать, но для себя ей ничего не нужно было. Она удалялась от всех домашних, и только с братом Петей ей было легко. С ним она любила бывать больше, чем с другими; и иногда, когда была с ним с глазу на глаз, смеялась. Она почти не выезжала из дому и из приезжавших к ним рада была только одному Пьеру. Нельзя было нежнее, осторожнее и вместе с тем серьезнее обращаться, чем обращался с нею граф Безухов. Наташа Осссознательно чувствовала эту нежность обращения и потому находила большое удовольствие в его обществе. Но она даже не была благодарна ему за его нежность; ничто хорошее со стороны Пьера не казалось ей усилием. Пьеру, казалось, так естественно быть добрым со всеми, что не было никакой заслуги в его доброте. Иногда Наташа замечала смущение и неловкость Пьера в ее присутствии, в особенности, когда он хотел сделать для нее что нибудь приятное или когда он боялся, чтобы что нибудь в разговоре не навело Наташу на тяжелые воспоминания. Она замечала это и приписывала это его общей доброте и застенчивости, которая, по ее понятиям, таковая же, как с нею, должна была быть и со всеми. После тех нечаянных слов о том, что, ежели бы он был свободен, он на коленях бы просил ее руки и любви, сказанных в минуту такого сильного волнения для нее, Пьер никогда не говорил ничего о своих чувствах к Наташе; и для нее было очевидно, что те слова, тогда так утешившие ее, были сказаны, как говорятся всякие бессмысленные слова для утешения плачущего ребенка. Не оттого, что Пьер был женатый человек, но оттого, что Наташа чувствовала между собою и им в высшей степени ту силу нравственных преград – отсутствие которой она чувствовала с Kyрагиным, – ей никогда в голову не приходило, чтобы из ее отношений с Пьером могла выйти не только любовь с ее или, еще менее, с его стороны, но даже и тот род нежной, признающей себя, поэтической дружбы между мужчиной и женщиной, которой она знала несколько примеров.