Ланжевен, Эктор-Луи

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Эктор-Луи Ланжевен
Hector-Louis Langevin<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
 
Рождение: 25 августа 1826(1826-08-25)
Квебек, Нижняя Канада
Смерть: 11 июня 1906(1906-06-11) (79 лет)
Квебек, Квебек, Канада

Эктор-Луи Ланжевен (25 августа 1826 года, Квебек, Нижняя Канада — 11 июня 1906 года, Квебек, Квебек, Канада) — канадский политик, мэр Квебека. Является одним из отцов канадской конфедерации — принимал участие во всех трёх конференциях, предваряющих её образование.





Биография

Эктор-Луи Ланжевен родился в семье Жана Ланжевена и Софи Лафорс. Он является потомком одного из солдат полка Каригана, прибывшего в Квебек в 1660-х годах. Семья долгое время занималась фермерством, пока отец Эктора-Луи не открыл магазин в Квебеке. 15 августа 1820 года он подтвердил свой социальный статус, женившись на дочери нотариуса. Эктор-Луи один из 13 детей в семье, при этом выжило только пятеро мальчиков и две девочки[1].

В 1847 году Ланжевен переехал с семьёй в Монреаль. В том же году он увлёкся законами и занимался под руководством Жоржа-Этьена Картье. Кроме того, он стал редактором еженедельной газеты Монреальской епархии, которая была подвержена влиянию консерваторов. Ланжевен интересовался политикой, он был сторонником объединения колоний Британской Северной Америки и противником радикализма и антиклерикализма. В 1849 году он ушёл из религиозной газеты, но остался на журналистском поприще[1].

В 1850 году Ланжевен стал членом гильдии, а на следующий год вернулся в Квебек. В 1856 году стал членом муниципального совета города, а в 1858 - его мэром, которым оставался до 1861 года. На посту мэра он занимался реорганизацией финансовой структуры города. Вопросы строительства железной дороги (North Shore railway), в частности конфликт с руководством другой железнодорожной компании, Grand Trunk, привели его к переходу на новый политический уровень[1].

Историки часто рассматривают Эктора-Луи Ланжевен в альянсе с двумя его старшими братьями, ставшими видными церковными деятелями. Этим они стремятся показать единство церкви и государства, существовавшее в Квебеке во второй половине XIX века[1].

Политическая карьера

В 1858 году Ланжевен стал членом законодательного собрания провинции Канада. Со временем он перешёл от либерал-консерваторов к консерваторам, считая либерализм того времени излишне радикальным. Будучи членом последнего правительства объединённой Канады он участвовал в конференциях по созданию Канадской конфедерации. Он выполнял активную роль в создании Конституционного акта 1867 года и вместе с Жоржем-Этьеном Картье был политическим лидером Квебека[1].

В 1869 году Джон Александер Макдональд, который назвал Ланжевена "первоклассным администратором" (англ. a first-rate administrator), предложил ему пост министра общественных работ, на котором он оставался долгое время. В период с 1873 по 1878 год Ланжевен участвовал в судебном процессе, связанном с итогами выборов по его округу. В 1879 году Макдональд выделил из министерства общественных работ железные дороги и каналы. Под началом Ланжевена оставались общественные здания, порты, доки, драги, реки, федеральные дороги и телеграф[1].

За время работы на посту Ланжевен, сторонник централизованной власти, столкнулся с растущим национализмом в родном Квебеке. Он был вынужден решать вопросы связанные с движением французских метисов в Манитобе и судьбой Луи Риеля. Кроме того, остро стоял вопрос взаимоотношения церкви и государства[1].

В 1891 году Макдональда сменил Джон Эббот, который пообещал Ланжевену пост лейтенант-губернатора Квебека, но не выполнил своего обещания. Таким образом, Ланжевен сам ушёл с поста министра[1].

Напишите отзыв о статье "Ланжевен, Эктор-Луи"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 [www.biographi.ca/009004-119.01-e.php?&id_nbr=6840 Hector-Louis Langevin] (англ.). Словарь канадских биографий онлайн. Проверено 1 октября 2010. [www.webcitation.org/67Zt1ivHL Архивировано из первоисточника 11 мая 2012].

Ссылки

  • [www.collectionscanada.gc.ca/confederation/023001-4000.44-e.html Canadian Confederation: Hector-Louis Langevin] (англ.). Библиотека и Архив Канады. Проверено 1 октября 2010. [www.webcitation.org/67Zt088Ue Архивировано из первоисточника 11 мая 2012].
  • [www.thecanadianencyclopedia.com/index.cfm?PgNm=TCE&Params=A1ARTA0004514 Hector-Louis Langevin] (англ.). Канадская энциклопедия онлайн. Проверено 1 октября 2010. [www.webcitation.org/67Zsyh3Zp Архивировано из первоисточника 11 мая 2012].
  • [www.canadahistory.com/sections/Eras/confederation/fathers/hector_langevin.htm Hector-Louis Langevin] (англ.). Canada history. Проверено 1 октября 2010. [www.webcitation.org/67Zt0YfR0 Архивировано из первоисточника 11 мая 2012].
  • [www.biographi.ca/009004-119.01-e.php?&id_nbr=6840 Hector-Louis Langevin] (англ.). Словарь канадских биографий онлайн. Проверено 1 октября 2010. [www.webcitation.org/67Zt1ivHL Архивировано из первоисточника 11 мая 2012].

Отрывок, характеризующий Ланжевен, Эктор-Луи

Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.
Выходя из избы в сырую, темную ночь, Коновницын нахмурился частью от головной усилившейся боли, частью от неприятной мысли, пришедшей ему в голову о том, как теперь взволнуется все это гнездо штабных, влиятельных людей при этом известии, в особенности Бенигсен, после Тарутина бывший на ножах с Кутузовым; как будут предлагать, спорить, приказывать, отменять. И это предчувствие неприятно ему было, хотя он и знал, что без этого нельзя.
Действительно, Толь, к которому он зашел сообщить новое известие, тотчас же стал излагать свои соображения генералу, жившему с ним, и Коновницын, молча и устало слушавший, напомнил ему, что надо идти к светлейшему.


Кутузов, как и все старые люди, мало спал по ночам. Он днем часто неожиданно задремывал; но ночью он, не раздеваясь, лежа на своей постели, большею частию не спал и думал.
Так он лежал и теперь на своей кровати, облокотив тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте.
С тех пор как Бенигсен, переписывавшийся с государем и имевший более всех силы в штабе, избегал его, Кутузов был спокойнее в том отношении, что его с войсками не заставят опять участвовать в бесполезных наступательных действиях. Урок Тарутинского сражения и кануна его, болезненно памятный Кутузову, тоже должен был подействовать, думал он.
«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.
«Им хочется бежать посмотреть, как они его убили. Подождите, увидите. Все маневры, все наступления! – думал он. – К чему? Все отличиться. Точно что то веселое есть в том, чтобы драться. Они точно дети, от которых не добьешься толку, как было дело, оттого что все хотят доказать, как они умеют драться. Да не в том теперь дело.
И какие искусные маневры предлагают мне все эти! Им кажется, что, когда они выдумали две три случайности (он вспомнил об общем плане из Петербурга), они выдумали их все. А им всем нет числа!»
Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.