Ланн, Жан-Клод

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Жан-Клод Ланн
фр. Jean-Claude Lanne
Страна:

Франция Франция

Научная сфера:

литературоведение, славистика

Место работы:

Университет Лион-3

Учёное звание:

профессор

Известен как:

русист, хлебниковед

Награды и премии:

Международная отметина имени отца русского футуризма Давида Бурлюка

Жан-Клод Ланн (фр. Jean-Claude Lanne) — французский литературовед, славист, переводчик. Исследователь русского авангарда, ведущий французский хлебниковед. Профессор Университета Лион-3, руководитель научно-исследовательского Центра славистики при университете.





Биография

Продолжил работу над французскими переводами текстов Велимира Хлебникова, начатую до него Иваном Миньо. Считается ведущим французским специалистом по Хлебникову[1].

Профессор Университета Лион-3, руководитель научно-исследовательского Центра славистики при университете[1].

Награды и премии

Библиография

Статьи

  • Ланн Жан-Клод. [www.eupress.ru/uploads/files/L-151_pages.pdf «Слово как таковое»] // 1913. «Слово как таковое»: К юбилейному году русского футуризма. Материалы международной научной конференции (Женева, 10–12 апреля 2013 г.) / Редактор Пётр Казарновский; Составление и научная редакция Жан-Филиппа Жаккара и Анник Морар. — СПб.: Издательство Европейского университета, 2015. — С. 33—40. — ISBN 978-5-94380-181-5.

Напишите отзыв о статье "Ланн, Жан-Клод"

Примечания

  1. 1 2 3 Иванов Виктор. [ria-sibir.ru/viewnews/42191.html К юбилею В. Хлебникова. «Отметина» отца русского футуризма в Лионе: [Интервью с Сергеем Бирюковым]]. РИА Сибирь (26 октября 2010). Проверено 23 апреля 2016.
  2. [antipodes.org.au/fr_IAZ.html Лауреаты Международной отметины имени отца русского футуризма Давида Бурлюка]. Первый австралийский фестиваль русской традиционной и экспериментальной литературы «Антиподы». Проверено 30 июня 2016.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Ланн, Жан-Клод

Растопчин, пылкий, сангвинический человек, всегда вращавшийся в высших кругах администрации, хотя в с патриотическим чувством, не имел ни малейшего понятия о том народе, которым он думал управлять. С самого начала вступления неприятеля в Смоленск Растопчин в воображении своем составил для себя роль руководителя народного чувства – сердца России. Ему не только казалось (как это кажется каждому администратору), что он управлял внешними действиями жителей Москвы, но ему казалось, что он руководил их настроением посредством своих воззваний и афиш, писанных тем ёрническим языком, который в своей среде презирает народ и которого он не понимает, когда слышит его сверху. Красивая роль руководителя народного чувства так понравилась Растопчину, он так сжился с нею, что необходимость выйти из этой роли, необходимость оставления Москвы без всякого героического эффекта застала его врасплох, и он вдруг потерял из под ног почву, на которой стоял, в решительно не знал, что ему делать. Он хотя и знал, но не верил всею душою до последней минуты в оставление Москвы и ничего не делал с этой целью. Жители выезжали против его желания. Ежели вывозили присутственные места, то только по требованию чиновников, с которыми неохотно соглашался граф. Сам же он был занят только тою ролью, которую он для себя сделал. Как это часто бывает с людьми, одаренными пылким воображением, он знал уже давно, что Москву оставят, но знал только по рассуждению, но всей душой не верил в это, не перенесся воображением в это новое положение.
Вся деятельность его, старательная и энергическая (насколько она была полезна и отражалась на народ – это другой вопрос), вся деятельность его была направлена только на то, чтобы возбудить в жителях то чувство, которое он сам испытывал, – патриотическую ненависть к французам и уверенность в себе.
Но когда событие принимало свои настоящие, исторические размеры, когда оказалось недостаточным только словами выражать свою ненависть к французам, когда нельзя было даже сражением выразить эту ненависть, когда уверенность в себе оказалась бесполезною по отношению к одному вопросу Москвы, когда все население, как один человек, бросая свои имущества, потекло вон из Москвы, показывая этим отрицательным действием всю силу своего народного чувства, – тогда роль, выбранная Растопчиным, оказалась вдруг бессмысленной. Он почувствовал себя вдруг одиноким, слабым и смешным, без почвы под ногами.
Получив, пробужденный от сна, холодную и повелительную записку от Кутузова, Растопчин почувствовал себя тем более раздраженным, чем более он чувствовал себя виновным. В Москве оставалось все то, что именно было поручено ему, все то казенное, что ему должно было вывезти. Вывезти все не было возможности.
«Кто же виноват в этом, кто допустил до этого? – думал он. – Разумеется, не я. У меня все было готово, я держал Москву вот как! И вот до чего они довели дело! Мерзавцы, изменники!» – думал он, не определяя хорошенько того, кто были эти мерзавцы и изменники, но чувствуя необходимость ненавидеть этих кого то изменников, которые были виноваты в том фальшивом и смешном положении, в котором он находился.