Ланселот

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Ланцелот»)
Перейти к: навигация, поиск

Лансело́т Озёрный (Ланцелот, фр. Lancelot du Lac, англ. Lancelot of the Lake, также Launcelot) — в легендах о короле Артуре и основанных на них рыцарских романах — знаменитейший из рыцарей Круглого стола.

Сюжет Ланселота составляют чудесное воспитание Ланселота Девой Озера (откуда его прозвище), многочисленные перипетии его любви к королеве Гвиневре — супруге короля Артура, тщетное его участие в поисках святого Грааля, добыть который ему препятствует тяготеющий над ним грех прелюбодеяния, магические чары ложной Гвиневры, зачатие им чистого от греха Галахада, овладевающего Граалем, покаяние и смерть Ланселота.





Жизнеописание

Рождение и воспитание

Родителями Ланселота были король Бан и королева Элейна в стране Бенвик (Бофор ан валле).

Его крестильным именем было «Галахад», которым впоследнии он назвал своего сына.

Согласно преданиям, замок короля, расположенный недалеко от леса Броселианд, считался неприступным. Однако чтобы гарантировать, что его жена и сын находятся в полной безопасности, король решает покинуть замок со своей семьей и несколькими приближёнными, оставив крепость одному из близких. Но, вернувшись в последний раз, король понял, что был предан, и что его замок был сожжен его врагом королём Клаудасом из Пустынной Земли. Не в состоянии вынести этой картины, король умирает, оставляя одних жену и ребёнка. В то время как Элейна горевала над телом короля, Галахада похитила фея Вивиан, существо, живущее на дне озера. Королева думала, что Ланселот погиб и вскоре ушла в монастырь.

Дева Озера дала мальчику имя Ланселот и забрала его в свой подводный замок, чтобы воспитать как своего сына. Оттуда и прозвище Ланселот Озёрный.

Поиски Грааля

Попав в Камелот, он полюбил королеву Гвиневру, и она также полюбила его. Во имя своей Прекрасной Дамы он совершил множество подвигов. В частности, спасение похищенной королевы от сэра Мелеаганта легло в основу «Рыцаря в тележке» Кретьена де Труа: как-то Гвиневру похитил сэр Мелегант и, чтобы добраться до его замка, Ланселоту пришлось поступиться своим благородством и воспользоваться тележкой (с точки зрения рыцарской морали — позорное деяние, ибо в ней возили только преступников).

Рождение Галахада

Матерью Галахада стала Элейна, дочь короля Пелеса из Корбеника (родственника Иосифа Аримафейского и хранителя Грааля), пытавшаяся соблазнить рыцаря. Ланселот, будучи в гостях у её отца, отказывался от подобной «чести», но придворная дама Брузена навела на девушку чары, и та стала похожа на Гвиневру. Когда Ланселот узнал об обмане, было уже поздно.

Через некоторое время Элейна прибыла ко двору, чем вызвала ревность королевы Гвиневры. Благодаря чарам Брузены Ланселот снова провёл с ней ночь. Гвиневра разгневалась на своего рыцаря и прогнала его. Ланселот сошёл с ума от горя, и скитался «дурачком» целых два года, и никто не принимал его за рыцаря, и не знал, где он. Его товарищи по Круглому столу искали его, но тщетно.

Как-то Ланселот забрёл в Корбеник. Несмотря на то, что он был в шутовском наряде, Элейна узнала любимого и исцелила его силой Грааля. Он поселился с ней в замке Блиант на острове. А когда их сыну было уже 14 лет, Ланселот по просьбе своих друзей вернулся в Камелот и его связь с королевой возобновилась.

Согласно другой версии легенды, Ланселот сошёлся с Элейной, дочерью Пелеаса, лишь однажды и никогда больше Гвиневре не изменял.

Любовь к Гвиневре

Королева периодически гневалась на своего верного рыцаря и прогоняла его прочь от своего двора. Ланселот был идеальным влюблённым, fin amant, то есть рыцарем, который должен любить только одну даму, жертвовать ради неё всем, даже своей жизнью и честью.

«Ибо вы — учтивейший из всех рыцарей на свете и всем дамам и девицам покорный слуга. Но есть одно, сэр рыцарь, чего, думается мне, вам не хватает: вы рыцарь неженатый, а не хотите полюбить какую-нибудь девицу или благородную даму. Рассказывают, что вы любите королеву Гвиневеру и что она сумела чарами и колдовством сделать так, чтобы вы никогда никого, кроме неё, не полюбили и чтобы ни одна другая женщина не радовала красотой вашего взора. И об том многие в этой стране и высокого роду и низкого весьма горюют». Томас Мэлори

Трагическая развязка и смерть короля Артура

Взаимоотношения

  • родители:
    • Бан, король Бенвика
    • Элейна, королева
  • воспитательница:
  • сюзерен:
  • возлюбленная:
  • супруга / сожительница:
    • Элейна, дочь короля Пелеса (Елена, дочь Пеллеаса)
  • сын:
  • прочие родственники:
    • сэр Эктор (Hector de Maris) — единокровный брат, побочный сын короля Бана
    • сэр Боре Старший — дядя, брат короля Бана
    • сэр Лионель — кузен, сын Боре Старшего, брата короля Бана
    • сэр Боре Младший — кузен, сын Боре Старшего, брата короля Бана

Источники складывания образа

Обработка сюжета в литературе

Сюжет Ланселота появляется в артуровском цикле сравнительно поздно. Его совершенно не знают кельтские источники, не затронутые французским влиянием.

В стихотворном куртуазном эпосе его разрабатывают: «Рыцарь телеги» (Le chevalier de la charrette) Кретьена де Труа и «Ланцелот» Ульриха фон Цацикхофен (конец XII в.). Ланселот играет также более или менее важную роль в ряде менее значительных романов, как «Diu Krône» Гейнриха фон дем Тюрлин (ок. 1215), «Ригомер» и др.

В прозаическом французском романе XIII века, представляющем разложение и циклизацию куртуазного эпоса, сюжет Ланселота становится в центре повествования; к нему приспособляются, с ним контаминируются сюжетные циклы Мерлина, поисков святого Грааля и гибели короля Артура. Так создаётся около 1215 года большой прозаический роман о Ланселоте, лежащий в основе многочисленных переделок и пересказов почти на всех европейских языках — немецком (Ульрих Фюетерер и его продолжатели), голландском, итальянском, английском (куда относится и печатная «Mort d’Arthure» Томаса Мэлори, XV век), испанском, португальском. Он в течение веков определял тематику рыцарского романа.

Все исторически засвидетельствованные обработки сюжета Ланселота в своей основной части без особых затруднений могут быть сведены к «Chevalier de la charrette» Кретьена.

Анализ сюжетной линии

Таким образом, сюжет Ланселота в его основной части — прославлении нарушающей узы церковного брака и обеты феодальной верности любви вассала и королевы — оформляется у Кретьена де Труа, основоположника и величайшего мастера куртуазной литературы во Франции, в романе, написанном по намёку самого автора для пропаганды нового «куртуазного» мировоззрения и нового воззрения на любовь.

Сюжет Ланселота является частью этой литературы — выразительницы первых проблесков нового индивидуалистического мировоззрения, с его реабилитацией земной радости и земной любви, с его сублимацией сексуальных отношений в форме «служения даме» (см. Куртуазная литература). Традиционные элементы сюжета — если таковые вообще имелись — теряют по сравнению с новой тематической установкой свою значимость. Возможно, как предполагают некоторые исследователи, что история Ланселота и Гвиневры, как и история Клиджеса и Фенисы в другом романе Кретьен, представляет собой лишь «куртуазную» переработку сюжета Тристана и Изольды.

Во всяком случае, индивидуалистическая и антицерковная заострённость сюжета была воспринята достаточно чётко. Об этом свидетельствует огромная популярность сюжета в эпоху начинающегося распада феодализма; об этом свидетельствует и оценка сюжета Ланселота у Данте, вкладывающего в уста Франчески да Римини знаменитую ссылку на роман о Ланселоте («Божественная комедия», «Ад», п. V, терцины 43—46).

Момент протеста против традиционных форм идеологии и быта в сюжете Ланселота не ускользнул и от Теннисона: поэт-лауреат преуспевающей викторианской буржуазии воспринимает и трактует как сугубо «постыдный» и «греховный», подрывающий устои общества, эпизод любви Ланселота и Гвиневры («Idylls of the King»).

В массовой культуре

В кинематографе

Валет треф

В средневековой Франции, где примерно в XIV веке появились современные игральные карты («классические», или «французские»), «картинки» (карты с персонажами — королями, дамами и валетами) были связаны с теми или иными историческими или легендарными персонажами. Валет треф соответствовал Ланселоту.

Библиография

  • Издания текстов: «Chevalier de la charrette» Кретьена — лучшее издание: W. Foerster, Halle, 1899; Также известны издания:
    • Roman de Rigomer, W. Foerster, 1908;
    • Lanzelet, K. A. Hahn, Frankfurt a/M., 1845;
    • Diu Krône, Sholl, Stuttgart, 1852;
  • Прозаический французский роман, сохранившийся в многочисленных рукописях и печатных изданиях с XV века — The vulgate version of the Arthurian romances, ed. by H. O. Sommer, Washington, 19081911;
  • Der altfranzösische Prosaroman von Lancelot del Lac, Marburger Beiträge, 2, 6, 8, 19111912;
  • Пересказ на французский современный яз.: Paris G., Les romans de la table ronde, P., 18681877, III—IV;
  • Прозаическая версия немецкого пересказа Фюетерера, Peter, 1886 (Bibliothek des lit. Vereins in Stuttgart);
  • Среднеголландский стихотворный пересказ, изд. Jonckbloet, s’Gravenhage, 1846;
  • Английский (шотландский) пересказ XV века, Stevenson, 1865;
  • Английский прозаический пересказ — Т. Мэлори (Mort d’Arthure) — ряд изданий, лучшее: О. Sommer, London, 1899; итальянский;
  • Прозаический пересказ — старопечатное изд., 1558, переиздано 1862;
  • Bächtold, Lanzelet des Ulrich von Zatzikhofen, Frauenfeld, 1870;
  • Maertens P., Zur Lancelotsage, Strassburg, 1880;
  • Weston J. L., The Legend of sir Lancelot du Lac, London, 1901;
  • Lot F., Étude sur Lancelot en prose, P., 1918;
  • См. «Куртуазная лит-ра», «Роман» (разд. «Роман рыцарский»).

Напишите отзыв о статье "Ланселот"

Примечания

Ссылки

В статье использован текст из Литературной энциклопедии 1929—1939, перешедший в общественное достояние, так как автор — Р. Шор — умер в 1939 году.

Отрывок, характеризующий Ланселот

Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
Платон Каратаев был для всех остальных пленных самым обыкновенным солдатом; его звали соколик или Платоша, добродушно трунили над ним, посылали его за посылками. Но для Пьера, каким он представился в первую ночь, непостижимым, круглым и вечным олицетворением духа простоты и правды, таким он и остался навсегда.
Платон Каратаев ничего не знал наизусть, кроме своей молитвы. Когда он говорил свои речи, он, начиная их, казалось, не знал, чем он их кончит.
Когда Пьер, иногда пораженный смыслом его речи, просил повторить сказанное, Платон не мог вспомнить того, что он сказал минуту тому назад, – так же, как он никак не мог словами сказать Пьеру свою любимую песню. Там было: «родимая, березанька и тошненько мне», но на словах не выходило никакого смысла. Он не понимал и не мог понять значения слов, отдельно взятых из речи. Каждое слово его и каждое действие было проявлением неизвестной ему деятельности, которая была его жизнь. Но жизнь его, как он сам смотрел на нее, не имела смысла как отдельная жизнь. Она имела смысл только как частица целого, которое он постоянно чувствовал. Его слова и действия выливались из него так же равномерно, необходимо и непосредственно, как запах отделяется от цветка. Он не мог понять ни цены, ни значения отдельно взятого действия или слова.


Получив от Николая известие о том, что брат ее находится с Ростовыми, в Ярославле, княжна Марья, несмотря на отговариванья тетки, тотчас же собралась ехать, и не только одна, но с племянником. Трудно ли, нетрудно, возможно или невозможно это было, она не спрашивала и не хотела знать: ее обязанность была не только самой быть подле, может быть, умирающего брата, но и сделать все возможное для того, чтобы привезти ему сына, и она поднялась ехать. Если князь Андрей сам не уведомлял ее, то княжна Марья объясняла ото или тем, что он был слишком слаб, чтобы писать, или тем, что он считал для нее и для своего сына этот длинный переезд слишком трудным и опасным.
В несколько дней княжна Марья собралась в дорогу. Экипажи ее состояли из огромной княжеской кареты, в которой она приехала в Воронеж, брички и повозки. С ней ехали m lle Bourienne, Николушка с гувернером, старая няня, три девушки, Тихон, молодой лакей и гайдук, которого тетка отпустила с нею.
Ехать обыкновенным путем на Москву нельзя было и думать, и потому окольный путь, который должна была сделать княжна Марья: на Липецк, Рязань, Владимир, Шую, был очень длинен, по неимению везде почтовых лошадей, очень труден и около Рязани, где, как говорили, показывались французы, даже опасен.
Во время этого трудного путешествия m lle Bourienne, Десаль и прислуга княжны Марьи были удивлены ее твердостью духа и деятельностью. Она позже всех ложилась, раньше всех вставала, и никакие затруднения не могли остановить ее. Благодаря ее деятельности и энергии, возбуждавшим ее спутников, к концу второй недели они подъезжали к Ярославлю.
В последнее время своего пребывания в Воронеже княжна Марья испытала лучшее счастье в своей жизни. Любовь ее к Ростову уже не мучила, не волновала ее. Любовь эта наполняла всю ее душу, сделалась нераздельною частью ее самой, и она не боролась более против нее. В последнее время княжна Марья убедилась, – хотя она никогда ясно словами определенно не говорила себе этого, – убедилась, что она была любима и любила. В этом она убедилась в последнее свое свидание с Николаем, когда он приехал ей объявить о том, что ее брат был с Ростовыми. Николай ни одним словом не намекнул на то, что теперь (в случае выздоровления князя Андрея) прежние отношения между ним и Наташей могли возобновиться, но княжна Марья видела по его лицу, что он знал и думал это. И, несмотря на то, его отношения к ней – осторожные, нежные и любовные – не только не изменились, но он, казалось, радовался тому, что теперь родство между ним и княжной Марьей позволяло ему свободнее выражать ей свою дружбу любовь, как иногда думала княжна Марья. Княжна Марья знала, что она любила в первый и последний раз в жизни, и чувствовала, что она любима, и была счастлива, спокойна в этом отношении.
Но это счастье одной стороны душевной не только не мешало ей во всей силе чувствовать горе о брате, но, напротив, это душевное спокойствие в одном отношении давало ей большую возможность отдаваться вполне своему чувству к брату. Чувство это было так сильно в первую минуту выезда из Воронежа, что провожавшие ее были уверены, глядя на ее измученное, отчаянное лицо, что она непременно заболеет дорогой; но именно трудности и заботы путешествия, за которые с такою деятельностью взялась княжна Марья, спасли ее на время от ее горя и придали ей силы.
Как и всегда это бывает во время путешествия, княжна Марья думала только об одном путешествии, забывая о том, что было его целью. Но, подъезжая к Ярославлю, когда открылось опять то, что могло предстоять ей, и уже не через много дней, а нынче вечером, волнение княжны Марьи дошло до крайних пределов.
Когда посланный вперед гайдук, чтобы узнать в Ярославле, где стоят Ростовы и в каком положении находится князь Андрей, встретил у заставы большую въезжавшую карету, он ужаснулся, увидав страшно бледное лицо княжны, которое высунулось ему из окна.
– Все узнал, ваше сиятельство: ростовские стоят на площади, в доме купца Бронникова. Недалече, над самой над Волгой, – сказал гайдук.
Княжна Марья испуганно вопросительно смотрела на его лицо, не понимая того, что он говорил ей, не понимая, почему он не отвечал на главный вопрос: что брат? M lle Bourienne сделала этот вопрос за княжну Марью.
– Что князь? – спросила она.
– Их сиятельство с ними в том же доме стоят.
«Стало быть, он жив», – подумала княжна и тихо спросила: что он?
– Люди сказывали, все в том же положении.
Что значило «все в том же положении», княжна не стала спрашивать и мельком только, незаметно взглянув на семилетнего Николушку, сидевшего перед нею и радовавшегося на город, опустила голову и не поднимала ее до тех пор, пока тяжелая карета, гремя, трясясь и колыхаясь, не остановилась где то. Загремели откидываемые подножки.
Отворились дверцы. Слева была вода – река большая, справа было крыльцо; на крыльце были люди, прислуга и какая то румяная, с большой черной косой, девушка, которая неприятно притворно улыбалась, как показалось княжне Марье (это была Соня). Княжна взбежала по лестнице, притворно улыбавшаяся девушка сказала: – Сюда, сюда! – и княжна очутилась в передней перед старой женщиной с восточным типом лица, которая с растроганным выражением быстро шла ей навстречу. Это была графиня. Она обняла княжну Марью и стала целовать ее.
– Mon enfant! – проговорила она, – je vous aime et vous connais depuis longtemps. [Дитя мое! я вас люблю и знаю давно.]
Несмотря на все свое волнение, княжна Марья поняла, что это была графиня и что надо было ей сказать что нибудь. Она, сама не зная как, проговорила какие то учтивые французские слова, в том же тоне, в котором были те, которые ей говорили, и спросила: что он?
– Доктор говорит, что нет опасности, – сказала графиня, но в то время, как она говорила это, она со вздохом подняла глаза кверху, и в этом жесте было выражение, противоречащее ее словам.
– Где он? Можно его видеть, можно? – спросила княжна.
– Сейчас, княжна, сейчас, мой дружок. Это его сын? – сказала она, обращаясь к Николушке, который входил с Десалем. – Мы все поместимся, дом большой. О, какой прелестный мальчик!
Графиня ввела княжну в гостиную. Соня разговаривала с m lle Bourienne. Графиня ласкала мальчика. Старый граф вошел в комнату, приветствуя княжну. Старый граф чрезвычайно переменился с тех пор, как его последний раз видела княжна. Тогда он был бойкий, веселый, самоуверенный старичок, теперь он казался жалким, затерянным человеком. Он, говоря с княжной, беспрестанно оглядывался, как бы спрашивая у всех, то ли он делает, что надобно. После разорения Москвы и его имения, выбитый из привычной колеи, он, видимо, потерял сознание своего значения и чувствовал, что ему уже нет места в жизни.
Несмотря на то волнение, в котором она находилась, несмотря на одно желание поскорее увидать брата и на досаду за то, что в эту минуту, когда ей одного хочется – увидать его, – ее занимают и притворно хвалят ее племянника, княжна замечала все, что делалось вокруг нее, и чувствовала необходимость на время подчиниться этому новому порядку, в который она вступала. Она знала, что все это необходимо, и ей было это трудно, но она не досадовала на них.
– Это моя племянница, – сказал граф, представляя Соню, – вы не знаете ее, княжна?
Княжна повернулась к ней и, стараясь затушить поднявшееся в ее душе враждебное чувство к этой девушке, поцеловала ее. Но ей становилось тяжело оттого, что настроение всех окружающих было так далеко от того, что было в ее душе.
– Где он? – спросила она еще раз, обращаясь ко всем.
– Он внизу, Наташа с ним, – отвечала Соня, краснея. – Пошли узнать. Вы, я думаю, устали, княжна?
У княжны выступили на глаза слезы досады. Она отвернулась и хотела опять спросить у графини, где пройти к нему, как в дверях послышались легкие, стремительные, как будто веселые шаги. Княжна оглянулась и увидела почти вбегающую Наташу, ту Наташу, которая в то давнишнее свидание в Москве так не понравилась ей.
Но не успела княжна взглянуть на лицо этой Наташи, как она поняла, что это был ее искренний товарищ по горю, и потому ее друг. Она бросилась ей навстречу и, обняв ее, заплакала на ее плече.
Как только Наташа, сидевшая у изголовья князя Андрея, узнала о приезде княжны Марьи, она тихо вышла из его комнаты теми быстрыми, как показалось княжне Марье, как будто веселыми шагами и побежала к ней.
На взволнованном лице ее, когда она вбежала в комнату, было только одно выражение – выражение любви, беспредельной любви к нему, к ней, ко всему тому, что было близко любимому человеку, выраженье жалости, страданья за других и страстного желанья отдать себя всю для того, чтобы помочь им. Видно было, что в эту минуту ни одной мысли о себе, о своих отношениях к нему не было в душе Наташи.
Чуткая княжна Марья с первого взгляда на лицо Наташи поняла все это и с горестным наслаждением плакала на ее плече.
– Пойдемте, пойдемте к нему, Мари, – проговорила Наташа, отводя ее в другую комнату.
Княжна Марья подняла лицо, отерла глаза и обратилась к Наташе. Она чувствовала, что от нее она все поймет и узнает.
– Что… – начала она вопрос, но вдруг остановилась. Она почувствовала, что словами нельзя ни спросить, ни ответить. Лицо и глаза Наташи должны были сказать все яснее и глубже.
Наташа смотрела на нее, но, казалось, была в страхе и сомнении – сказать или не сказать все то, что она знала; она как будто почувствовала, что перед этими лучистыми глазами, проникавшими в самую глубь ее сердца, нельзя не сказать всю, всю истину, какою она ее видела. Губа Наташи вдруг дрогнула, уродливые морщины образовались вокруг ее рта, и она, зарыдав, закрыла лицо руками.